— Дорогой мой, тебе это не обязательно знать. Какие бы ни были у нас с тобой добрые отношения, я не могу говорить тебе совершенно все. Знаю, у тебя еще больше тайн, которые ты не спешишь выложить передо мной. Например, твои закрытые для всех вопросы с цесаревичем. Один из которых «Сириус», — англичанка лукаво покосилась на меня, давая понять, что о секретном детище цесаревича ей многое известно. — И я даже не пытаюсь расспрашивать тебя об этом, понимая, что есть обязательства по неразглашению.
— И все же, разведка Коллегии касается непосредственно меня. Мне кое-что важно понять, — настоял я.
— Хорошо, маг Астерий, там есть мои интересы. И не только мои. Но смею заверить, чтобы убрать все прежние подозрения: мои интересы не идут в разрез с интересам нашей империи. Это большей частью вопросы моей власти и осведомленности. Прежде они для меня были важны, теперь… — она пожала плечами. — Даже не знаю, что будет теперь.
Мне показалось, будто в ее глазах появился пепел, сама она уже не казалась молодой не по годам. И во мне шевельнулась жалость к Глории. Почти каждый знает ее, как властную стерву, в достижении своих целей, часто поступающую жестоко. Но я знал иную сторону Глории с тех пор, как она открылась мне.
— Дорогая, я помогу тебе. Поверь, я не бросаю своих женщин, — я вернулся к императрице и обнял ее. — Если потребуется, постараюсь отстоять твои интересы перед Денисом Филофеевичем. Ты знаешь — он не жестокий человек. Он не будет сводить с тобой счеты. По этой разведке магов Коллегии еще кое-что хочу спросить: Бабского в мою группу они подсунули по твоему указанию или он целиком их человек?
— По моему. Он предан мне. Он и еще некоторые из Коллегии. Я пожелала, чтобы Бабский и еще кое-кто участвовал в твоей лондонской операции. При этом мое желание совпало с желанием некоторых архимагов. Если так важно, могу назвать их, — Глория строго смотрела на меня. — Еще знаю, что они оказывали на тебя ментальное влияние, чтобы ты сделал нужный выбор в свою группу.
— Ух, ты как интересно! Среди них, кто об этом всем беспокоился, Рыков, верно? Знаю точно, что его инициативой было включить Бондареву в мою группу, а Бабского так, чтобы он следил и за мной, и за ней, — сказал я то, что успел выяснить прежде. Глория как-то неуверенно кивнула. И я спросил еще: — Ты можешь узнать, кто пытался меня опорочить, отчего Рыков так орал возле приемной цесаревича?
— Елецкий, могу точно сказать одно: у Рыкова свои интересы — интересы, основанные на высоких правах и возможностях Верховной Коллегии. Ты для него — враг. Враг прежде всего потому, что ты от независим от Коллегии. По их мнению, любой маг должен вести свою деятельность лишь под началом Совета Семи и согласовывать работу с ними. Они не обращают внимания на всяких мелких магов, практикующих частным образом, но ты взлетел так неожиданно и высоко; ты весь сияешь от славы и внимания — вот это их особо задевает. Ты враг им потому, что так много умеешь, делаешь то, что для многих невозможно. И еще Рыков наивно думает, что ты для меня тоже враг. Но ты для меня… — губы императрицы снова коснулись моих. — Ты сам знаешь, кто ты для меня. Я знаю, что Рыков, Змеев и еще кое-кто из Совета Семи, придут искать моей поддержки, чтобы найти на тебя управу — так сказал мне один осведомленный человек. И они до глупости уверены, что в этом вопросе я буду на их стороне. Хотя, теперь Бабский знает, кто ты для меня. Скорее всего он это донесет до того же Рыкова, и они поймут, что с моей стороны поддержки им не будет. Я могу запретить Бабскому говорить о нашей связи с тобой.
— Не надо. Бабский не скажет. Теперь это мой человек. Я на это надеюсь, — ответил я и поторопился: — Прости, обещал Ольге, что не задержусь у тебя долго. Она, наверное, там вся извелась.
— Зови Ковалевскую, — подтолкнула меня Глория. — Потом поговорим об угрозе для тебя со стороны Верховной Коллегии. Уверяю, здесь я могу быть тебе намного полезнее, чем Денис Филофеевич. Он просто не знает, как там все устроено. Кстати, Бондарева точно не беременна от тебя?
— Нет. Обещаю, — отозвался я по пути к двери.
Когда я вышел, то увидел Ольгу, сидевшую уже на другом диване. Рядом что-то энергично объяснявшего ей Бабского. Элизабет беспокойно расхаживала по залу.
— Ольга Борисовна, прошу! Ее величество желает вас видеть! — позвал я, не отходя от караульных гвардейцев.
— Я не пойду! — Ковалевская встала.
— Оль, — я быстро подошел к ней, взял ее под руку и, уводя от Бабского, зашептал: — Оль, пожалуйста, так надо. Я обещал, что тебя приведу, она в свою очередь пообещала, что этот разговор не станет для тебя неприятным. Полагаю, она хочет замять прошлое, может в чем-то извиниться перед твоей семьей через тебя. Уступи мне и ей, и прошу, будь снисходительной.
— Правда? Как-то очень не похоже на Глорию то, что ты сказал сейчас, — Ковалевская, нахмурив брови, глянула в сторону двери в покои императрицы.
— Правда, — заверил я. — Вспомни наши прежние разговоры о ней. Ведь ты сама знаешь, что там не все однозначно, и у Глории тоже есть своя правда.
— Хорошо. Но если мне что-то не понравится, я сразу уйду, и даже ты меня не остановишь, — убрав мою руку, Ковалевская решительно направилась к покоям ее величества.
Я успел предупредить караульных:
— Ее величество ждет княгиню! — и вошел следом за своей невестой.
Мы прошли в комнату, в которой я только что общался с Глорией. На столе по-прежнему лежали Таблички Панди и драгоценное колье, подаренное виконтом.
— Здравия ваше императорское величество, — с небрежностью сказала Ковалевская.
— Проходите, Ольга Борисовна. Понимаю, вы не стремились видеть меня, но иногда наступает такое время, что людям есть о чем поговорить и их разговор может стать взаимно полезным. Присаживайтесь, — Глория указала на диван и стоявшее рядом кресло, затем неожиданно обратилась ко мне: — Александр Петрович, оставьте нас наедине.
— Ваше величество, я бы хотел присутствовать. Ольга Борисовна без меня может почувствовать себя неуютно, — возразил я, не ожидая такого поворота.
— И все же я попрошу. Мне придется тронуть некоторые вопросы, касающееся прошлого, которого вы можете не знать. Быть может Ольга Борисовна не пожелает говорить о них при вас. К тому же это разговор двух женщин, в котором не всегда должен присутствовать мужчина, — настояла англичанка.
— Оль? — я вопросительно глянул на Ковалевскую.
— Идите, граф, — холодно сказала она и присела в кресло.
Пока я шел к двери, они молчали. Оставалось надеяться, что их беседа будет проистекать мирно, и Глория не потреплет нервы Ковалевской, которая сегодня пережила из-за меня много неприятного. Пока Ольга была занята, я решил воспользоваться помощью Бабского в поисках Бондаревой. Он меня понял, еще до того, как я обозначил цель, но, прежде чем преступить, сказал:
— Зачем же вы так при императрице, Александр Петрович⁈ Я был готов под землю провалиться!
— Нормально все. Она очень понятливая женщина. Я немного подшутил над тобой — ты же любишь шутки. Кое-что выяснил с ней, — я примирительно улыбнулся, достал коробочку «Никольских» и тут же спохватился: курить здесь нельзя.
— Ничего себе шуточки! Она ругалась, кричала на вас? — не унимался поручик.
— Нет, успокойся, Сэм. Я не понимаю, чего ты ее так боишься. Пуль не боишься, не боишься злых бритишей, а ее боишься, — я глянул на Элизабет, слушавшую в пол-уха наш разговор, она улыбнулась и отвернулась.
— Глория тоже бритиш, — полушепотом открыл мне «секрет» Бабский, теперь в его глазах появилась веселая искра — шутил, значит прежние страхи его отпустили. — А если серьезно, сам не знаю причин, — продолжил он. — Меня при ней охватывает волнение. И нравится она мне, если честно. Как женщина. Очень нравится.
— Ревнуешь ее ко мне? — я прищурился, забавлял меня этот пудель. И в то же время нравился — неплохой он парень.
— Да. Но вы — это вы. Вы почти как бог. Не имею права ревновать, но есть такое, — пояснил виконт.
— Ладно, как-нибудь еще поговорим о ней и о всех нас. Сейчас займись поисками Бондаревой — на данный момент это самое важное, — попросил я и, оставив поручика на диване, направился к Элизабет.
— Какой беспокойный день, мой демон. Сочувствую, — баронесса вместе со мной отошла к приоткрытому окну, из которого виднелся залитый летним солнцем сад.
— Увы, прежде всего для Ольги. Она слишком волновалась, пока меня не было? — спросил я, глядя на дворцовый сад, и оперся на подоконник.
— Возмущалась, что тебя долго нет. Говорила, мол, ты обещал с императрицей поговорить быстро, а сам… Но не так чтобы слишком. По крайней мере не ругалась. Ее Бабский успокоил, сказал, что серьезные вопросы, связанные с Лондоном. Хочешь отвлечься? — баронесса слегка, будто невзначай толкнула меня бедром: — Ленская где-то здесь во дворце — прислала мне сообщение, очень хочет тебя видеть.
— Дорогая, не сейчас, — я покачал головой — уж встреча с Ленской сегодня была совсем неуместна.
— Так она предлагает встретиться завтра нам втроем или послезавтра — когда у тебя будет время. Саш… — Стрельцова прижалась ко мне, одновременно поглядывая на коридор и караульных гвардейцев. — Помнишь, как было, когда мы с ней вдвоем, и ты в постели. Тебе же понравилось. Мне хочется повторить, это так… у меня мурашки. Как вспомню, — она прижалась еще сильнее и своим особым томным голосом с английским акцентом добавила: — Мурашки там….
— Элиз! Ну-ка не дразни меня сейчас! — моя рука скользнула по ее животу.
— Ваше сиятельство! — подал голос Бабский. — Она здесь!
— В смысле? — прервав разговор со Стрельцовой я направился к поручику. — Бондарева здесь⁈
— На дворцовой стоянке, — поручик глянул на экран своего эйхоса, с мерцавшей на нем картой. — Очень похоже, что она рядом с вашим «Гепардом». Насколько я помню, он стоит здесь, — Бабский постучал пальцем по экрану. — Может, она вообще сидит в вашем «Гепарде»?
— Я побежал туда! Элиз дождись Ольгу! — попросил я Стрельцову.