Баронесса Евстафьева, будто услышав мои мысли, подошла к Стрельцовой и сказала:
— Все еще сердишься на меня? Еще раз прости, Элиз. Я была конченой дурой.
— Нет, — англичанка мотнула головой и севшим голосом добавила: — Все хорошо. Не надо это трогать.
Я же, помогая князю, направился к ступеням нашего дома и сказал:
— Я много думал о тебе сегодня, Родерик. Даже были мысли приехать к вечеру в Красные Палаты, потому как есть к тебе серьезное дело.
— Так я, ваше сиятельство, выписался уже из палат. Тоскливо там. И нет никакого смысла занимать там кровать, если моя намного лучше. А главное, Талии так намного легче — не приходится ездить через полгорода. Теперь мы ежеминутно рядом, — у ступеней Мышкин остановился, потянул рычажок, перенастраивая каркас самодвижения, механизм зажужжал громче, и князь без моей помощи поднялся к порогу нашего дома. — А что за дело такое, Александр Петрович? Если от меня что-то требуется, всегда готов. Тем более я ваш огромный должник на всю жизнь, — заверил он и хитро поправился: — На все жизни, которым теперь для меня нет числа.
— Я — не Гера, чтоб кого-то мучить долгами. Всего лишь нужна твоя помощь. Дело для тебя несложное: снова временно принять на хозяйство мое тело. Думаю, этак часа на два-три. Сможешь? — я затянулся табачным дымом, тоже поднялся в дом. Встретившись взглядом с Багрицкий, который стоял в проеме сгоревшей двери в гостиную, сказал ему: — Вы, Лев Львович, как я понимаю, старший здесь над своими. Примерно через час вас всех накормят обедом. Столовая там, — я указал прямо по коридору: — Сегодня в ней хозяйничает Ксения — полненькая, рыженькая такая — любые вопросы по быту и питанию смело решайте с ней. Я ее предупредил. И, прошу, не стесняйтесь. А то я бываю очень занят, невнимателен к людям. В ближайшие часа два-три здесь не появлюсь. Если меня кто-то будет искать, пусть то даже сам Елисей Иванович, я не смогу подойти — буду в магическом трансе, который нельзя прервать. Вы, как опытный маг, понимаете. Поэтому, пожалуйста, все вопросы решайте без меня.
Родерик ответил, лишь когда я подвел его к лестнице на второй этаж:
— Разумеется, смогу, Александр Петрович. Там более, пока лежал в Палатах, многое практиковал от скуки. Полагаю, такой опыт мне дастся гораздо проще, чем прошлый раз и будет мне самому полезен. Можете мне довериться — не подведу. А что такое? — полюбопытствовал он, перестраивая самоходный каркас для ходьбы по лестнице. — Снова божественные дела?
— В этот раз дела куда более приземленные. Месть, князь! — я кивнул в сторону гостиной, которая выгорела дотла. — Чертова месть. Хотя дело не столько в ней, сколько в острой необходимости. Нужно как можно скорее решить вопрос с одним негодяем, пока он не наделал еще больше бед. Если я его не поставлю на место в ближайшее время, то можно ожидать еще каких-нибудь неприятностей.
— Саш, если я тебе не нужна, пойду к Ленской, — сказала Элизабет. Она не слышала мой разговор с Багрицким и Мышкиным, но догадалась, что я веду князя на второй этаж.
— Хорошо, Элиз. Извини, но мне сейчас очень важно решить некоторые вопросы с Родериком, — я намеренно называл при англичанке князя Родериком, как бы подчеркивая, что он — совсем другой человек. Я почувствовал причину перемены настроения Элизабет: конечно, причина была в ее прежних отношениях с Геннадием Дорофеевичем. Эмоциональный заряд в баронессе до сих пор оставался так силен, что она с ним справлялась с трудом. — Боюсь, я не смогу уделить тебе и Ленской время еще часа два-три. Элиз, не скучайте, придумайте себе какое-нибудь развлечение.
— А можно я приготовлю что-нибудь нам всем на ужин? — неожиданно спросила Стрельцова.
— Конечно же, да! Это будет прекрасно, — я улыбнулся ей, зная, что моей чеширской кошечке нравится готовить для меня, хотя она это не умеет делать. — Ксения подскажет, где взять продукты и во всем поможет тебе.
— И потом нам надо будет поговорить, — добавила англичанка, чуть повеселев.
— Да, дорогая! — согласился я, пока не понимая, о чем будет разговор.
Когда я уже почти поднялся на второй этаж, снова раздался голос Элизабет:
— Саша, постой!
Ну, что теперь? Я сбежал вниз, едва не столкнувшись с Талией.
— Ольга тебя! Нервничает, — Стрельцова протянула мне свой эйхос.
Взяв его, я понизил громкость и поднес прибор к уху:
«Элиз, здравствуй! Что там у вас происходит? Саша как всегда! Ответа от него не дождешься! Знаю, он теперь на эйхосе Елены Викторовны и есть у него еще новый номер, но он не отвечает ни с одного, ни с другого. Хотя бы ты поясни, как у него дела? Пожалуйста, поезжай к нему! И скажи, пусть немедленно свяжется со мной! Я сейчас в Перми и не могу покинуть лабораторию, но вечером собираюсь в Москву! Елецкого нельзя оставлять одного!».
Я возвел взор к потолку: Ольга Борисовна, конечно, умная девушка, только зачем же так драматизировать мое положение. И почему она решила сегодня вернуться в Москву, если у нее в Перми работа с Белкиным как минимум дня на три?
Я нажал боковую пластину и держа эйхос ближе ко рту, сказал:
«Оль, прости, я замотался. Мамин эйхос, он не со мной. Я же тебе все сказал, поэтому не ждал от тебя сообщение. Лично у меня все вполне хорошо. С домом несколько хуже, но это легко решаемо, чем и занимаемся. Со мной Элизабет, так что не волнуйся. Если ты решила прервать работы в Перми из-за меня, то, пожалуйста, не делай этого! Занимайся своими делами так, как планировала! И ни о чем не беспокойся!», — я хотел было сказать, что у меня еще и Родерик, и мы собираемся провести процедуру с моим выходом из тела, но передумал. Ведь Ольга Борисовна на всю жизнь запомнила тот страх, который пережила из-за необдуманного поступка Талии в тот день и моего падения с башни. Поэтому я лишь сказал ей: — «Все, Оль, целую! Буду занят до вечера. Если не отвечу на сообщение, не беспокойся. Сейчас просто не до эйхосов».
Трудно с женщинами. Со всеми, кроме Элизабет. Хотя и с ней иногда нелегко. Пока мы стояли с ней внизу, я утолить любопытство:
— Дорогая, ты хотела о чем-то поговорить? Снова о Ленской?
— Нет, Саш, о себе, — ответила баронесса. — Я не хотела этого говорить, и думала, что оно улеглось, но сейчас чувствую, что нет. Давай об этом только не сейчас. Тогда, когда ты не будешь никуда спешить.
— Хорошо. После процедуры с Родериком, — я поцеловал ее, и подумал, что хочу, чтобы Стрельцова стала моей второй женой. Быть может, я скажу ей об этом сегодня вечером.
Мой новый приятель Нурхам Хоргем Райси потряс и Родерика, и госпожу Евстафьеву. С Талией все понятно: хотя она далека от магических тем, но ей очень нравилось все, что связано с явлениями тонкого плана. Ведь еще не так давно наша Принцесса Ночи была слегка помешана на потусторонних сущностях. Сама играла с астралом и признанными существами, пока я не прервал ее опасные эксперименты. Родерик, несмотря на долгое обучение магии, никогда даже не слышал о хоррагах; знал лишь несколько разновидностей древних духов, и ему пришлось многое объяснять.
— Саш, где ты его теперь будешь держать? — отчего-то забеспокоилась Талия Евклидовна. — Снова в этом сосуде? — баронесса взяла одну из тех, тяжеленьких черно-бронзовых емкостей, которые я отнял у магистра Анусиса. Водя пальцем по охранным знакам ацтеков, Талия с милым сожалением произнесла: — Бедный хоррах!.. За что тебя так эти проклятые ацтеки⁈ — можно было подумать, что она говорит о несчастном котенке, а не об одном из самых опасных дуальных существ, сочетавших физическую и тонко-энергетическую природу.
— Нурхам, ты хочешь, чтобы это стало твоим домом? — спросил я, взяв сосуд из рук Талии и с первого прикосновения чувствуя давящую тяжесть охранных заклинаний. Они в самом деле были чрезвычайно сильны и вызывали сильный дискомфорт даже у меня.
— Смилуйся, господин! Тысячи! Тысячи лет в этом жутком месте! — взмолился хорраг, покачиваясь на растянувшейся привязи. — Клянусь, я не посмею от тебя сбежать! Умоляю, не надо снова запечатывать меня там! Я готов дать клятву Тысячи Несчастий Преступившего! Или пожелай, произнесу обещание перед алтарем Гнева Яотла!
— Он не должен сбежать, — негромко известил меня Бабский, подмигнув мне, будто речь шла об его очередной шутке. — Делал все, как вы сказали, три тета-области полностью вычищены и преобразованы. Внес больше половины ваших установок. С ним еще предстоит немало поработать, но он уже наш… — последнее слово поручик произнес со сладостным шипением, точно сытый змей. Он явно был доволен своей работой и тем, чему я его научил. Бабский не упустил возможности покрасоваться: — Клянусь, такое никто и никогда не делал ни в Томском Университете, ни в Коллегии!
— Да, Сэм, ты лучший! — усмехнулся я. — Пожалуй, ты самый веселый маг.
— Если не считать вас, Астерий Петрович, — Бабский тоже скривился в улыбке. — У вас шутки очень сильные, до поноса.
— Саш, — в зеленоватых глазах Талии Евклидовны заплясали чертики. Такое обычно случалось, когда к ней приходила очередная «потрясающая идея». Я ожидал, что она сейчас скажет что-то вроде: «Подари мне Нурхама! Ну, пожалуйста!», но баронесса произнесла кое-что иное. Она сделала несколько шагов к хоррагу, протянула к нему руки, отчего изрядно напрягся Мышкин, затем сказала: — Саш, он же такой хороший. Не надо его больше мучить железной банкой. Я чувствую, жить в ней очень неприятно. Наверняка там хуже, чем в самой мучительной тюрьме. Давай его переселим куда-нибудь…
Талия обвела взглядом комнату и почти сразу определила предмет, наиболее подходящий, по ее мнению, для нового дома хоррага. Баронесса оббежала стол и взяла на трюмо флакон с духами моей мамы.
— Вот! Это точно подойдет! Здесь ему будет светло, и пахнет приятно. Для Елены Викторовны я куплю три новых таких, — заверила Евстафьева, любуясь флаконом из розового хрусталя. — Это же «Сказка Востока»? Знаю, где есть такие.
— Дорогая, штука красивая, внутри ароматная, но Нурхам Хоргем Райси туда не поместится, — скептически оценил я: емкость флакона египетских духов была этак миллилитров в 100.