— Иди на место, — подтвердил Носков.
— Еще немаловажная деталь, — продолжил я, когда вахтенный ушел. — Добраться до цели — некой особой точке на Шри-Ланке можно только при моем участии. Только я знаю точные координаты. И они магические. Так что без моего участия ты, кэп, никак не сможешь выполнить возложенную на тебя миссию.
— Так не раздувай здесь свою важность, просто передай эти координаты Моравецкому! — хмуро сказал он, выпятив челюсть. — Воля императора, бля!..
У меня снова возник соблазн испытать ее прочность кулаком.
— Ты дурак? Я сказал: координаты магические! Не понимаешь? Ваши навигаторы такими не оперируют. Только я, находясь в рубке и отдавая указания пилотам, могу привести «Гектор» к нужной точке, — разъяснил я, удивленный, что он даже не соблаговолил раньше спросить меня о точке высадки. Ведь это должен был сделать любой нормальный капитан. — Твоя задача на данный момент быстро и скрытно доставить нас к острову, — продолжил я. — Залетать требуется с юга. Как окажемся над Шри-Ланкой, я буду подсказывать дальнейший курс. И это лишь одна из веских причин, почему я должен иметь беспрепятственный доступ к рубке и к секции навигации. Я и мои люди, которые идут со мной, будут перемещаться по «Гектору» беспрепятственно! Это мое требование и ты его исполнишь!
— Ты много на себя берешь, юный граф, — с недовольством сказал он. — Будем подлетать, тебя так и быть позовут. Скажешь, куда именно надо. И если ты в приятелях с Романовым, то это не значит, что нужно слишком задирать нос на моем корабле. Все, разговор окончен: ты делаешь свое дело, а я свое. Не будем друг другу мешать, — он как-бы отодвинул меня в сторону и пошел к рубке.
— Эй, царек местный! Моравецкого ко мне пришли! — бросил я ему в след.
— Будем посмотреть. Он сейчас занят, — отозвался он, не оборачиваясь.
Когда капитан на боевом корабле дурак, то это очень опасно. Носок мало что понял из моей короткой лекции. Лишь уяснил, что со мной надо потише, абы не вышло чего неприятного. А ведь я ему втолковывал не только это. Я говорил о вещах куда более важных: об ответственности, которая лежала на нас двоих; о том, что сейчас в наших руках судьба операции, цена ее — величие нашего Отечества. Однако он думает лишь о величие собственной задницы. Может быть и стоило дать ему разок в морду, только был риск, что ума это ему не добавить и приведет к обратным последствиям. Знаю я такой тип людей: помимо тупого упрямства, они мстительны и склонны ко всяким подлостям.
После этого веселого разговора у меня пересохло в горле. Возвращаясь, я завернул в кают-компанию и спросил там у квартирмейстера, как организовать чашечку чая. Присел на единственный здесь диван за столик и мои мысли сразу перенеслись к Моравецкому. Носок, хоть еще и свеж был разговор с ним, и у меня после него слегка побаливала пятка, сразу отошел на второй план. А вот странный поляк с грязно-зелеными глазами, начал беспокоить меня гораздо больше. И причина ясна как день: она в Ольге. Неужели этот урод приставал к моей невесте? Тут же вспомнились слова Матвея Харитоновича, что этот поляк, если девушка красивая, то к такой сразу липнет. Если же учесть его ментальные таланты, то здесь могла выйти очень тревожная ситуация.
Я выпил две чашки чая, поговорил с подсевшим ко мне квартирмейстером о всяком: немного о Моравецком — о поляке тот говорил неохотно, о службе на «Гекторе» и стоянке в Перми. Он тоже видел Ольгу, но лишь пару раз мельком и ничего значимого о ней сказать не смог. Для себя решил, что если Носок не внял моей просьбе и не пришлет ко мне своего комнава, то я сам наведаюсь к нему через час — как раз после ужина. Еще мне подумалось, что в пылу объяснений с Носковым у меня совсем вылетело из головы кое-что важное: следовало спросить Носка, знает ли он, что Моравецкий менталист? Хотя… У родственника Чистякова в голове дуют непредсказуемые ветры, и мои слова он может использовать не так, как я ожидаю. Возможно, стоило не нагнетать ситуацию хотя бы до посадки. Там уже черт с ними: и с Моравецким, и Носковым, и со всем «Гермесом». В крайнем случае, можно запросить эвакуацию группы другой виманой. Уже потом, после того как доберемся до Комнаты Знаний и вынесем из нее все прелести.
Поднявшись на третью палубу, я направился к каюте «3-М-04», надеясь, что Бондарева вернулась с прогулки по фрегату. Меня полнила решимость, сказать ей все то, что собирался после ее неожиданных вольностей.
— О, Александр Петрович! Присоединяйтесь! — взмахом руки пригласил меня Сергей Броневой. Он сам и Колесов, Горский терзали полукопченую колбасу, нарезанные дольками огурцы и помидоры.
— А как же ужин? Вроде, через полчаса, — я глянул на хронометр.
— А не пойдем! У нас тут вкуснее. Жаль нельзя по рюмке полугара. Наталья Петровна с нас глаз не сводит, — хохотнул он и покосился на Бондареву. — Если бы не она… — он подкатил глаза к потолку, потом хитро глянул на меня. Во взгляде так и читалось: «Заберите ее к себе!».
— Госпожа штабс-капитан, попрошу на выход. Разговор есть. Секретный, — я кивнул баронессе, указывая на дверь.
Бондарева встала с кровати, одарив меня недовольным взглядом, отволожила какой-то журнал и подошла, виляя бедрами, помахивая рыжим хвостом. Мы вышли в коридор, и я, взяв Наташу за руку, повел в сторону нашей каюты.
— Руки убрал, корнет! — она нетерпеливо вырвала свою ладонь.
Ну, что за человек⁈ Вот что на нее сейчас нашло?
— Желаете что ли разговора в служебных рамках? А, Наталья Петровна? — я остановился, не доходя до нашей двери с десяток шагов.
— Говори, Елецкий, зачем позвал? — она прислонилась спиной к стене.
— Позвал, чтобы вернуться к разговору, начатому в Лондоне в нашей квартирке на Кэмброк-роуд 112. Напомнить? — я не стал дожидаться ее ответа и продолжил: — Я хочу, чтобы ты все-таки уяснила: не ты, а именно я руковожу группой. Тебе я предоставил возможность замещать меня. И делаешь ты это очень хорошо.
— Вообще-то, делаю я все не просто хорошо, а делаю совершенно все я вместо тебя. Ты занят только тем, что лапаешь свою англичанку, — произнесла она, поморщив носик.
— Наташ, я благодарен тебе. Ты взвалила на себя большие обязанности и справляешься с ними отлично. Но мне не нравится, когда ты принимаешь решения, касающиеся лично меня. Это уже перебор, — я оперся о стену, положив руку чуть выше ее плеча. — Тебе надо уяснить, что не я в твоем подчинении, а ты в моем. Я бы мог закрыть на это глаза — у меня нет генеральских амбиций. Но когда ты, наступаешь на мои интересы, да еще так, что отодвигаешь мой авторитет перед членами нашей группы в сторону, то мне это не нравится.
— Что не так, корнет? Не понравилось, что я к тебе Бабского и Софью отправила? Ах, понятно: переживаешь, что эту ночь не выйдет дрыгнуть Элиз, — хмыкнула она. — Так это на пользу делу.
— Наташ, ты меня слышишь? Своими решениями, ты ставишь под сомнения мой авторитет. А это неприемлемо. Как опытный офицер ты лучше меня должна понимать: авторитет руководителя группы должен быть непререкаем. Поэтому я решил так: вернешься в каюту «3-М-04», возьмешь свои вещи и скажешь всем, что переселяешься в мою каюту. И скажешь, что это мой приказ! — твердо настоял я.
— Что за детские игры, Елецкий⁈ — возмутилась она. — Я…
— Я так решил, — прервал я ее. — Это мой приказ и обсуждению не подлежит! Ясно, штабс-капитан Бондарева?
— Ясно, — она сглотнула. — Так точно. Разрешите вопрос?
— Разрешаю, — я улыбнулся. Не то, чтоб Наташа нравилась мне такой больше — нет. Она мне нравилась разной: и строптивой, и заносчивой, и вынужденно покорной, как сейчас. И я ее вовсе не старался подмять и плясать под свою дудку, но не ограничивать ее нельзя, иначе Бондареву несет. Все-таки она очень интересная женщина, но не дайте боги такую в жены!
— Кого я должна заменить: Бабского или Дашкову? Или может Стрельцову? — с явной подковыркой спросила менталистка, при этом взгляд ее стал пронзительным. — А, корнет? Давай Стрельцову!
— Никого, Наташ. Мы разместимся впятером. В «3-М-04» тоже не хватает коек, и они там двухъярусные и узкие. У нас пошире. Мы с тобой поместимся на одной кровати, — пояснил я. — Надо поспать хотя бы часа три-четыре.
— Это что за фокусы, Елецкий? Я перед всеми с тобой в одной постели⁈ — баронесса схватила меня за рубашку чуть ниже воротника.
— Это не фокусы — это приказ, дорогая. Расслабься, все ваши и так думают, что я с тобой сплю. Тем более мы будем просто спать, правда? — я обнял ее. — Просто спать, дорогая. Обнявшись, подарив друг другу немного душевного тепла.
— Елецкий, какая ты сволочь, — она уперлась мне в грудь. — Как же трудно с тобой! Ты гораздо, гораздо хуже Рыкова!
— Скажи, что ты любишь меня, — я прижал ее к себе, и она все-таки обмякла.
— Элиз будет недовольна, если я лягу с тобой, — Наташа больше не сопротивлялась моим объятьям.
— Элиз единственная в этом мире женщина, которая радуется всему, что приятно мне. Уверяю, она не будет против, — заверил я.
— Наверное, ты прав: я тебя люблю. Может быть… Не знаю… — она ответила на мой поцелуй. — Ты меня ломаешь…
Мы целовались даже тогда, когда открылась соседняя дверь и кто-то вышел.
А потом я вздрогнул от голоса Ковалевской:
— Госпожа Бондарева, я вам не мешаю целоваться с моим женихом?
Глава 19Дурные игры Морфея
Хотя последние часы я много думал об Ольге, и мне ни раз приходила мысль, что она может оказаться на «Гекторе», ее появление потрясло меня не меньше, чем Бондареву. Я повернулся медленно и неловко, едва не оступился, зацепив ногу Наташи. Ковалевская стояла возле приоткрытой двери с гравировкой на стальной табличке «3-М-14». Тут же вспомнись слова седого кондуктора: «думал вам, как людям самым важным, положена эта вот», — и он указывал именно на дверь той самой каюты, возле которой стояла княгиня Ковалевская. Теперь понятно, почему мы оказались на «Гекторе» не самыми важными. Или еще непонятно?