— Не терпится Наталью Петровну увидеть? — спросил Бабский, когда я, подходя к казарме «Грифона» ускорил шаг.
Я кивнул. Менталист был прав. В самом деле я сейчас думал о ней, и ноги как-то сами понесли быстрее.
— Сложный она человек, ваша милость, — Бабский снова перешел на шутливый тон: в такие моменты я для него становился вовсе не графом, а виконтом Джеймсом Макгратом. — Знаю, из разговоров, многие к ней искали подход. Очень старались даже на спор и грифоновские, и штабные, но никому не удалось добиться даже теплого расположения. А вот вы, похоже, эту крепость взяли с одного наскока.
— Сэм, ты саму императрицу, так сказать, взял, так что не преувеличивай мои заслуги, — отозвался я, при этом подумывая, что я Бондареву пока еще вовсе не взял — цела лицензия на нее. И быть может, к чьей-то печали, а к чьей-то радости останется целой навсегда.
Еще на подходе к казарме меня с Бабским окружили знакомые и незнакомые бойцы и маги. Конечно, с разных сторон посыпались вопросы про Лондон, особо про замок «Увядшей Розы» — ведь столько шума было об этом в прессе. Я как всегда большей частью отшучивался, покуривая сигарету. Шутил не всегда — на некоторые вопросы отвечал с полной серьезность. А потом решил, что все любопытство грифоновских вполне может удовлетворить Бабский. Тем более он любит болтать и быть в центре внимания.
— Вы, Александр Петрович, никак штабс-капитана Бондареву ищите? — спросил меня улыбчивый фельдфебель, когда я вошел в казарму.
Поразительная догадливость! Интересно, как сплетни здесь успели сложить обо мне и Наташе?
— Да, Наталью Петровну, — подтвердил я, стараясь оставаться строгим в лице.
— Теперь ее кабинет дальше на три двери. Все так же слева. Если еще не знаете, Наталья Петровна представлена к званию капитана, — доверительно сообщил он.
Я кивнул в знак благодарности и направился по длинному коридору казармы. Стукнул три раза в дверь с табличкой, на которой значилось «Командир второго отделения СпМгС». Не дожидаясь ответа, повернул ручку и толкнул дверь.
Меня встретили все те же безумно красивые зеленые глаза, однако в их обладательнице я едва признал Наташу. Что порою делает с женщиной другая прическа! Теперь ее волосы стали темно-рыжими, собранными в длинный, соблазнительный хвост. И у меня возникла уверенность, что штабс-капитан ждала именно меня. И такая прическа, весь этот свежий, дразнящий образ был создан для меня.
Глава 13Шестирукий каброд
— Прекрасно выглядишь… — вместо того чтобы поздороваться, я произнес эту дежурную и скучную фразу.
Бондарева молчала, с легким прищуром наблюдая за мной. То ли ожидая следующих слов, то ли моих действий.
Я подошел и взял ее руки. Когда-то непокорная баронесса противилась даже таким невинным прикосновением. Как много поменялось с тех пор! Сейчас я держал теплые ладони Наташи в своих, а она, помолчав еще с минуту, сказала с укором:
— Почему ты так со мной? Я знаю, что случилось. Знаю, как много на тебя свалилось проблем. Но я же для тебя, Елецкий не чужая. Обидно, что ты в серьезных вопросах предпочитаешь Бабского вместо меня. Что тебе стоило просто меня позвать?
— Наташ, дорогая, ты сама ответила на свой же вопрос: на меня в ту ночь свалилось много проблем. У меня голова под завязку была занята ими. Люди Уэйна взялись за меня всерьез, можно сказать поставили на кон все. Мне нужно было дать Уэйну быстрый ответ, пока его негодяи не успели сотворить еще что-нибудь непоправимое. Прости, за честность, но в тот день, я думал не о тебе, а о своей маме и Ольге. Других людях, которые могли оказаться под неожиданным ударом. Ведь не угадаешь откуда он прилетит. И потом, с выходом из тела мне помогал не Бабский, а мой друг, хороший маг, — я видел, что мои объяснения ее отчасти успокоили, и добавил, как бы окончательно закрывая тему: — Подумай сама, если бы я обратился к тебе, как быстро ты бы вернулась в Москву? Не ранее, чем часов через двенадцать. И это без всякой гарантии, что ты увидела бы мое сообщение сразу, и что тебя в тот же час отпустило руководство. А я не мог ждать! Понимаешь? — еще я хотел напомнить ей, как мы расстались у Багряного дворца, но не хотел ее колоть лишний раз.
— Хорошо, убедил. Я эгоистка — ты это прекрасно знаешь. Такая же, как твоя Ольга. Разве ты не любишь именно таких? — баронесса с вызовом глянула на меня. — Тебя влечет к таким. Так что сетуй не на меня, а на свой выбор.
— Да, я люблю и таких тоже. Мне нравятся разные женщины. Все, кроме скучных, — я положил ей руки на талию и сделал шаг вперед.
Бондарева попятилась, пока не уперлась ягодицами в свой рабочий стол. Конечно, она была эгоисткой. И еще стервой. Капризной, редкой, с особыми бурями в голове и неожиданными капризами. Наверное, эти свойства скрываются почти во всех талантливых людях. А Наташа была очень талантливым магом — уж профессиональных качеств у нее не отнять.
Я прижал ее к себе, оторвал от пола и усадил на стол. Наклонился. Она первая нашла мои губы своими. Припала к ним с жаром и с неожиданной жадностью, при этом гладя мою спину беспокойными ладонями.
— Чувствую тебя всего. Знаю, что с тобой происходит… — зашептала она, прервав поцелуй. — Хочешь меня дрыгнуть, да? Признавайся!
Я не ответил. Задрал ее юбку и развел оголенные бедра.
— Елецкий! Наглец! Хоть двери запри! — ее рука дотянулась до рычажка — щелкнул электрический тумблер, выключая светильник с лампой накаливания, хотя в кабинете имелась еще тусклая туэрлиновая подсветка.
— Знаешь, как я ждала от тебя сообщения, Саш! Ведь мы договорились!.. — она снова прервала свою взволнованную речь поцелуем.
О чем договорились? Насколько я помню, мы расстались с ней возле храма Артемиды быть может тепло, но точно не горячо. И там она сказала, что будет ждать, когда я постучусь к ней в эйхос, видите ли, изолью чувства к ней. А позже у Багряного дворца расставание вышло вовсе прохладным. Когда мы стояли на парковке в ожидании Ковалевской, я спросил Наташу про мужчину, привезшего ее на красной «Электре». На что она сказала: «Успокойся, корнет. Я тебе не принадлежу. И кого я теперь люблю, только мое дело. Там, на поляне, ты упустил свой шанс». Эти слова я помню в точности, даже интонацию, с которой она их произнесла, пронзительно глядя на меня поверх солнцезащитных очков — очки скрывали синяк, оставленный мужем. Помню, потому что сказанное меня задело. А сейчас баронесса вдруг решила, что между нами снова все гладко, вспыхнули пламенные чувства, и укоряет меня, что я не проявил к ней достаточно внимания. Не думаю, что Бондарева намеренно играет со мной в «плюс-минус». Она сама по себе такая изменчивая: ей даже играть не надо, чтобы цеплять мужчин загадочностью и неровным отношением. Полагаю до брака с Рыковым она попила много крови мужчинам. А может даже после замужества пускала нашему мужскому племени немало крови. И еще я не думаю, что между ней и тем водителем на красной «Электре» было что-то на самом деле. Просто госпожа менталистка находилась в скверном настроении и хотела уколоть меня побольнее, заставить ревновать.
— Дорогая, я не хочу напоминать, что ты сказала у дворца. Мне это было неприятно, и ты должна помнить такое сама, но давай не будем выражать друг другу обиды — оставим тот случай в прошлом, — ответил я ей, чувствуя, как баронесса напряглась от моих слов.
— Саш, ты не представляешь, как мне было тяжело тогда. Пойми: скандал с Рыковым, причем не просто скандал. Драка с ним, потом его с переломом к спасателям. Но боги с ним — он сам, сволочь, виноват. Главное в понимание того, что моя глупость с выдуманной беременностью может на тебе плохо отразиться. Еще предстояли объяснения с Ольгой… Саш… Правда, не надо об этом, — она начала расстегивать ширинку моих джан. — Давай забудем. Все это неприятное для тебя и меня сотрем.
Я молчал, глядя на Бондареву в тусклом свете туэрлиновых кристаллов. В нем ее темно-рыжие волосы казались красными. Ее пальцы быстро справились с пуговицами, и я ощутил их нежное и нервное прикосновение к моему бойцу. Штабс-капитан полностью освободила его, сжала в ладони, и подняла ко мне взгляд. На лицо Натальи Петровны наползла виноватая улыбка. Никогда прежде я не видел такого выражения ее лица. В нем необычно смешалось капля похоти, смущение и нерешительность, которая вот-вот должна была раствориться во взаимно нарастающем желании.
— Не думал, что я могу быть такой? — прошептала она. Наклонилась и, сложив губы трубочкой, подула на мой член. — Если ты хочешь, могу…
Ее губы были до сих пор слегка опухшими после драки с мужем, и от этого происходящее казалось особо чувственным, даже невероятным. Боги, как я хотел сейчас положить ладонь на ее затылок, и опустить ее голову ниже! Хотел намотать на руку рыжий, дразнящий хвост, украшавший ее голову, и…
— Ты не закрыл дверь! — встрепенулась она.
— Наташ, дорогая. Давай сегодня без этого? Не надо… — я попытался вернуть джаны на место, хотя в моем состоянии это оказалось непросто сделать.
— Что? — баронесса с недоумением уставилась на меня.
Через несколько мгновений до Наташи дошло сказанное мной и ее голос стал хриплым: — Блять!.. Ты издеваешься! — она резко оттолкнула меня, встала, поправляя юбку и отошла в дальний угол кабинета. — Уходи, Елецкий! Все! Пошел вон! Так меня никто, никогда не унижал! Второй раз! Второй раз! — ее голос дрогнул. — За что, сволочь⁈
Я почувствовал, она борется с собой, чтобы не заплакать.
— Наташ… Наташенька! Послушай!.. — я все-таки повернул ее к себе. — Прошу, сначала выслушай, потом делай выводы!
— Что еще⁈ Ты так подло мстишь мне за то, что я сказала у дворца? Не дают покоя слова о Геннадии Семеновиче? Не было у меня ничего с ним! Понял! Хотела позлить тебя и все! Уходи! Не хочу больше тебя видеть! Не хочу никогда! — она попыталась вырваться.
— Наташа! Прошу, послушай! Я так из-за Ольги! — я с силой сжал ее руки.
— Правда? Надо же? А что такое случилось⁈ Она против, чтобы я сделала тебе минет? — ее зеленые глаза были полны ехидства и злости.