— Наташа заподозрила что-то недоброе на вимане! Бегом! — скомандовал я Стрельцовой и бросился вверх по ручью, перепрыгивая крупные камни, хлюпая по воде.
Когда мы добежали до места, где ручей разливался в небольшое озерцо, Элизабет вскрикнула позади меня:
— Саша!
Я обернулся и увидел, что баронесса показывает куда-то вверх.
— «Гектор»! — выпалила она.
В небе за листвой промелькнуло стальное тело очень похожее на виману. Я сделал несколько шагов в сторону, и оттуда в широком разрыве между деревьев увидел наш фрегат. Он медленно уплывал на северо-запад. Уходил странно, покачнувшись, потом клюнув носом, но выпрямив полет. Все еще задирая голову и сжав кулаки, я выматерился.
Первым, особо острым для меня встал вопрос о Бондаревой. Она почувствовала, что на вимане что-то происходит, предупредила меня и побежала к вимане. Неужели, «Гектор» взлетел вместе с ней⁈ И каковы причины? На этот счет ответов имелось не слишком много: либо какие-то происки Моравецкого — ведь менталист остается опасным даже со связанными руками, либо Носков каким-то образом вернул себе командование воздушным судном. Последнее наиболее вероятно. Многие в экипаже побаивались его, и если этот мудак ухитрился вырваться из арест-каюты, то он вполне мог переподчинить себе команду. Оба варианта для нас нерадостные.
— Идем, дорогая, — сказал я, обернувшись к англичанке.
Хотя мое сердечко трепетало от волнения, бежать уже не было особого смысла. В голове метались беспокойные мысли об Ольге, Наташе, да и всех наших. Ведь если на «Гекторе» была серьезная заваруха, то могло не обойтись без стрельбы. Но при всем этом, случилось то, что случилось, и мы ничем не могли помочь, как бы скоро не добрались до наших.
Быстрым шагом пройдя еще минут пятнадцать вверх по ручью, мы добрались до небольшой поляны, на которую стянули вещи, выгруженные из «Гектора».
— Александр Петрович идет! — приметил меня еще издали один из грифоновцев.
Тут же с зеленовато-желтого мешка с палаткой вскочила Ковалевская и побежала ко мне. Я ожидал, что княгиня накинется на меня за то, что я тайком сбежал, но Ольга лишь прижалась к моей груди и, подняв голову, спросила:
— Влипли? Что делать будем?
— «Велес» не успели выгрузить, — трагическим голосом оповестил Кулагин.
— Даже в голову не пришло выгружать! Идиотизм и идиоты! — добавил, стоявший рядом с ним Радкевич.
«Велесом» называлась станция дальней связи, оборудованная коммуникатором, двухсоставным генератором и мощными эрминговыми резонаторами — штука громоздкая, тяжелая. Понятно, что вытягивать ее из грузовых секций фрегата ни у кого особого желания не было. Как не было и мысли, что вимана, доставившая нас сюда, может куда-то исчезнуть. Однако, эта проблема меня волновала в самую последнюю очередь. Признаться, если бы я руководил разгрузкой «Гектора», то даже не вспомнил бы об этом «Велесе». Куда больше меня волновали наши люди. Я видел, что у горки со снаряжением собрались далеко не все грифоновцы.
— Где остальные? — спросил я, не обращая внимания на подлетевшего Нурхана.
— Так Усманов и Луговой за Натальей Петровной побежали, — ответил Кулагин. — С ними Керц. Барыня чего-то там всполошилась, все бросила и бегом к «Гектору». Кажется, сказала, чтобы они за ней. Вот за ней побежали.
— Давно побежали? — забеспокоился я. Еще не хватало, чтобы Наташу и двух моих бойцов унес «Гектор».
— Сразу, как только она туда. Минут двадцать прошло, — отозвался Радкевич. — Может больше. Вообще, тут-то идти недалеко. Давно пора вернуться, — добавил он и приоткрыл рот от настигшего его озарения. Ведь если идти недалеко, но при этом они до сих пор не вернулись, то явно что-то стряслось.
— Оль, извини, побудь пока с ребятами и Софьей Павловной, — я кивнул на Дашкову. — Я туда к гроту!
Без лишних слов Элиз побежала за мной следом.
Путь наш оказался недолгим, уже скоро послышались впереди голоса, один из которых, возбужденный и звонкий принадлежал штабс-капитану. А через метров двести за редкой листвой я увидел невеселую процессию: впереди шла Бондарева, за ней старший лейтенант военно-воздушных сил Щукин и уже за ним наши грифоновцы, и кто-то еще из летунов. На носилках, собранных их веток, перетянутых ремнями, несли троих — все трое из экипажа «Гектора».
— Сука, ну почему я его не убила! — завидев меня, выпалила Бондарева и ускорила шаг, почти переходя на бег. — Носков, Саша! Хитрый, коварный ублюдок, вырвался из-под ареста! Если бы наши его стерегли, такой бы ерунды просто быть не могло! А эти ясны соколы только клювики от удивления раскрыли и ничего не смогли поделать! Ни в морду дать, ни пристрелить! Вот результат — этих подстрелили! — штабс-капитан повернулась, указывая на людей на носилках. — Удивительно, что без трупов!
— Это еще неизвестно. Неизвестно, что там на «Гекторе», — буркнул Луговой.
В одном из раненых, что лежали на носилках, я узнал Артема Москвина — того самого первого пилота, благодаря которому «Гектор» выиграл неравный бой с британской эскадрой.
— Мы поздно узнали, что Носок вырвался. Потом уже поздно было, — начал объяснять Щукин. — И Егоров, видите ли, сразу за него стал. Вот же ублюдина! С ним, понимаете ли, почти вся команда. Не то, что наши сильно любят Носкова или Егорова, но нарушать устав и субординацию мало кто смеет.
— Егоров… Да он его сам и выпустил из арест-каюты! Чего там неясного? За него он и был! — слабо, но со злостью отозвался парень с носилок. Кителя на нем не имелось, а сорочка была пропитана кровью.
Подробности я пока выяснять не стал. Чего там выяснять? Все банально — бунт на корабле. С Носковым разберемся по возвращению в Россию. Если этот идиот думал таким образом наказать нас, то накажет только сам себя. То, что он увел «Гектор», оставив на острове важнейшую для империи миссию, ему это не простит ни Денис Филофеевич, ни тот же Чистяков. Вообще-то, слов нет, Носок в самом деле идиот! Настолько глубокий идиот, что не только путает свои частные интересы с интересами Отечества, но даже не в состоянии оценить всю пагубность своих деяний для себя самого!
Что касается нашего возвращения, то никаких сложностей с ним не будет. Бондарева без труда ментально свяжется с кем-нибудь из своих в «Сириусе» и объяснит ситуацию — вышлют за нами другую виману. Правда, все это связанно с дополнительным ожиданием и лишними рисками. Не исключаю, что на Носкова сразу по прилету наденут наручники.
— Давай поспешим. Дашкову сразу к раненым! Элиз, побеги вперед, скажи Софье пусть готовит свой волшебный саквояж, — попросил я Стрельцову, а сам подошел к Москвину, чтобы перебросится несколькими словами. Здоровье пилота сейчас заботило меня больше всего.
Как я не пылал желанием добраться до входа в пещеру сегодня же, у нас не получалось. Хотя мы совершили посадку на острове утром, весь день ушел на перенос снаряжения и всякого скарба от места выгрузки к лагерю. Добра имелось не слишком много: пять палаток и спальники; снаряжение, разделенное по спец мешкам; оружие и боеприпасы, провиант. Вот последнего, кстати, было с приличным запасом. Ведь неизвестно, как долго мы здесь пробудем: путь к Тайной Комнате я мог найти за день или даже за несколько часов, но на много дней застрять здесь мы тоже вполне могли.
Переносили вещи долго потому, что приходилось пробираться через джунгли, вдобавок спускаться с обрыва, пользуясь альпинистским снаряжением, спуская на тросах нелегкие грузы. Особые хлопоты доставил спуск раненых. Кто-то из грифоновцев выдал умную мысль, мол, нужно было сразу все сгружать на выбранном месте для лагеря, а потом уже искать, где спрятать «Гектор». Все мы хороши задним умом, да и не очень эта мысль, высказанная бойцом, здравая. Поскольку не так просто выбрать место для лагеря в джунглях, кружа над ними на вимане и опасаясь, что ее засекут с дирижаблей слежения или других виман.
Но ладно, в сторону пустые рассуждения. Самая тяжелая работа на сегодня была закончена. Поставили палатки, определив одну как лазарет. Я поселился с Ковалевской и Стрельцовой: здесь все понятно — без вариантов. Варианты могли бы быть, если бы Ольга Борисовна осталась в Перми. Только не подумайте, что я сожалею о том, что Ольга оказалась с нами. Хотя ее присутствие создавало для меня дополнительные сложности, Ковалевская была самой желанной наградой.
Мы еще не разобрали наш лагерный скарб, толком не расселились, как солнце ушло за гору. До наступления сумерек успели нарубить дров и развести небольшой костер. Необходимость костра вызвала некоторые споры: все-таки видно его в ночи с высоты очень далеко, и если британцы будут нас выслеживать, то огонек, мерцающий во тьме, станет им ориентиром. Поэтому ограничились компромиссным решением: костер разожгли, но горел, пока не сгустились сумерки. За это время мы успели разогреть ужин и посидеть в кругу, обсуждая события ушедшего дня, потом выставив охранение, разошлись по палаткам.
Я долго, не мог уснуть. Ольга тихо посапывала, укрыв мою грудь длинными волосами, Элизабет прижалась ко мне с другой стороны и мне казалось, баронесса тихонько рычит. Такое я замечал за ней и раньше. Иногда даже, соблазненный этим рычанием, будил свою тигрицу и со всей страстью занимался ее дрессировкой, погружаясь в ее чувственные щелочки. Но при Ольге сделать это я не посмел. Наверное, позже мы придем к таким милым и бессовестным отношениям, все-таки они — дело общесемейное и общеприятное.
Я не мог уснуть от того, что мне мысли все больше беспокоили о завтрашнем дне. Ведь мы стояли на пороге очень важного события, не только для нас всех, но и для нашей империи, и без преувеличений для всего мира. Вряд ли кто из грифоновцев понимал величину грядущего в полной мере. Даже Ольга, хотя она прониклась всей важностью, которую несло в себе Хранилище Знаний, все равно Ковалевская относилась к этому как к сказке. Было такое ощущение, что она не совсем верит в реальность всей этой истории. Тем не менее сказка эта находилась всего в двух километрах от нас.