Я повернул первую пластину с пиктограммой, похожей на изображение совы — раздался щелчок.
Черт!
Ключ Карен Туам активировался! Его грани засияли жемчужным светом!
— Саша! — крикнула позади меня Ковалевская.
Я повернулся и увидел, что там, у входа в пещеру тоже что-то происходит. Похоже, что открывается божественный портал. Увлеченный Ключом, я даже не почувствовал серьезных волнений на тонком плане. В пору было отругать себя: каким бы важным не было дело, нельзя терять контроль над тем, что происходит вокруг! К счастью, божественный портал открывал не Шива и не Кали — самая опасное из воплощений Шакти. К нам спешила супруга Громовержца.
Неужели опомнилась? Решила почтить меня вниманием, ради того, чтобы наконец сообщить, что ей на самом деле нужно. Еще миг я размышлял, стоит ли вернуть позицию первой пластины Ключа на прежнее или повернуть три оставшихся, тем самым вскрывая Пещеру Конца и Начала. Оставил все как есть, лишь подозвал наших:
— Велесов, Кулагин! Сюда подойдите! До Ключа не дотрагиваться! Просто стойте здесь! Если что-то начнет меняться и или происходить, сразу зовите меня!
Сам направился к выходу из пещеры. К моему появлению портал полностью открылся. Гера уже стояла на не очень приглядном фоне: пожухлая трава и кости антилоп, валявшиеся между камней. К моему огромному удивлению явилась она не одна. Справа и слева от нее на жарком ланкийском солнышке красовалось еще три небесных явления — три молодых мужчины. Причем явно не боги, хотя были ряжены в белоснежные туники с золотым шитьем, обуты по-олимпийски в сандалии и подпоясаны широкими поясами со сверкавшими пряжками. Все трое видом важные, точно в каждом скрывался как минимум Аполлон, а то и два таких.
Грифоновцы, хоть ребята отважные и повидали всякое, но прежде с богинями явно не общались. Вряд ли они имели общение даже с богами ряжеными, наподобие этой святой троицы. Колесов и Усманов поглядывали то на меня, то с опаской в сторону исходившего голубым туманом портала, при этом нервными пальчиками сжимали рукояти крупнокалиберных «Нежностей». Броневой тот и вовсе принял боевую стойку мага.
— Ну, Хайре! — приветствовал я Величайшую, подходя к ней ближе. — Где же тебя носило? Не могла вырваться из объятий этих вот? — я покосился на двоих молодцов, стоявших справа от супруги Перуна. Так и подмывало сказать: «Ежели они в тебя так уцепились, нужно было Громовержца на помощь звать».
— Эй, юнец, поосторожней мели своим поганым языком! И повежливее с богиней! — хамовато прорычал тот, что плечистый, с курчавой бородкой. — Если не понял, сама Гера перед тобой! За непочтение можно и в харю схлопотать!
— Можно и в харю. Особо за непочтение, — согласился я, делая еще несколько шагов вперед. И резко сунул ему кулаком в глаз, которым он на меня так недобро пялился.
Плечистый на ногах не устоял. Схватился за морду, охнул и сел на задницу, так что щебень под его ягодицами захрустел. Смуглый с усиками, что-то визгливо прокричал по-испански. Его приятель на миг застыл с приоткрытым ртом, потом бросился ко мне. Далее вышло неожиданное лично для меня: раньше, чем я успел отреагировать, Элизабет появилась справа и уложила сначала рыпнувшегося, потом испанца. Да так, что тот практически воткнулся башкой в кучу свежесрубленных лиан. Но неожиданным был вовсе не порыв Элизабет, а то, что рядом со мной возникла Бондарева и… Ковалевская! Да, да! Вряд ли Ольга Борисовна собиралась участвовать в нашей милой потасовке, но она всем видом показала, что за меня не только душой, но и телом.
Гера всплеснула руками и звонко расхохоталась:
— Астерий, придержи своих сучек! Чего они у тебя такие злые? Вообще, что происходит⁈ Вы все сумасшедшие⁈ — она небрежно махнула ладонью, и Нурхана, принявшего облик льва с человеческим телом, отнесло в сторону метров на десять. — Чего ты набросился на барона Розова? Глаз ему чуть не выбил, попортил лицо. Так сильно ревнуешь меня? Я же знаю, Астерий, тебе очень не нравится, когда рядом со мной другие мужчины, — говоря это, божественная шлюха, искоса посмотрела на Ковалевскую. — Тебя всегда влекло ко мне. Арти… Ну, кто такая Арти? Она всего лишь едва сносная замена. Земных дев в расчет вообще не берем, — теперь Величайшая с той же небрежностью махнула в сторону Ковалевской и Элизабет.
Сказала Гера, конечно, глупость. С чего я должен ее ревновать? Полагаю, супруга Перуна тихонько злилась на меня — это ее обычное состояние. Даже в те редкие периоды, когда мы пребывали в добрых отношениях, в глубинах ее божественной души все равно крылась кое-какая злость на меня за все прежнее. Сейчас эта злость проявилась, как выпад в сторону Артемиды и укол Ольги. А почему я так резко отреагировала на слова бородатого… Сам не знаю. Наверное потому, что не захотелось смотреть на их самодовольные физиономии. Как же мало некоторым мужчинам надо: раз в жизни по счастливой случайности трахнут богиню, а потом столько мужского гонора, что аж корежит!
— Дорогая, зачем ты тешишь себя столь далекими от реальности фантазиями? Может тебе напомнить, как я не принимал тепла твоего сердца, тянувшегося изо всех сил ко мне? Или ты пришла не выяснять перед всеми наши отношения, а для чего-то более важного? — спросил я, недовольный таким поворотом разговора. Мне он был неприятен. Выяснять отношения перед Ольгой, Элизабет и еще людьми посторонними — это точно не то, что мне сейчас хотелось. Да еще при том, что никаких отношений между нами не было!
— Ты, прав, дорогой, лишь в одном. Я пришла по делу. Напомнить тебе, что настал тот день, когда ты обязан исполнить свой долг. Моя вещь!.. Важная, очень нужная мне вещь!.. Она лежит здесь! — Гера указала пальчиком на темный зев пещеры за моей спиной. — Ты должен принести ее и передать мне, преклонив колени, с почтением, как величайшей из богинь!
— У меня хорошо с памятью. И все эти дни я ждал, когда ты появишься и наконец пояснишь, что именно я должен принести. А то знаешь, ли прихвачу что-то тебе ненужное, — я на миг повернулся к бородачу — его левый глаз постепенно оплывал синевой.
Он засопел, точно разъяренный бычок, но более никак свою злость выразить не посмел.
— Иди ко мне, — Гера поманила меня пальцем. — Ближе, Астерий! Ближе!
Я подошел так, что моя грудь касалась ее полной груди с возмутительным декольте. От Геры, как всегда, пахло розами и еще чем-то дразнящим. Глаза богини, карие с едва заметной зеленцой, чарующе смотрели на меня.
— Что нужно мне, я прошепчу тебе на ушко, — мило улыбаясь сказала она, потянулась ко мне и после долгой паузы прошептала: — Айо Уиннис! Да, дорогой, именно это! — богиня отстранилась и передала мне ментально образ нужной ей вещицы.
Артефакт выглядел как страусиное яйцо, только не белое, а сделанное из темного полупрозрачного материала; внутри его вспыхивали и угасали пылинки, похожие на крошечные звезды. Айо Уиннис — прежде я слышал эти слова. Их произносили жрецы в одном из храмов Атлантиды. Айо Уиннис означает Яйцо Мироздания. Но сейчас я не мог вспомнить назначение этой, несомненно, непростой штуковины.
— Что-то не так, Астерий? Ты чего задумался? Просто принеси мне Айо Уиннис, — она смахнула с лица волосы, рыжеватые от солнца.
— Хорошо. Просто принесу Яйцо Мироздания. Кстати, на кой хрен оно тебе? Надеюсь, ты не собираешься его высиживать? — рассмеялся я.
— Дорогой, это не смешно. Если ты не знаешь, для чего эта вещь, то значит тебе не нужно это знать. Считай, что так распорядились боги, — она отступила на несколько шагов, оглядываясь на открытый портал. — Ступай, а то появится Шива, и тогда даже я не смогу тебя защитить. Я вернусь сразу, как только ты выйдешь из Пещеры. И не забудь к моему Айо Уиннис добавить Камни Новых Богов — мне нужны все Камни! Я слышала, что их больше, чем семь. Постарайся, мой дорогой, и я стану для тебя самой доброй богиней! Да пребудет с тобой удача!
— Да, дорогая! Если бы мое сердце не было отдано этим божественным женщинам, — я обернулся на Ольгу Борисовну и Элизабет — Бондарева стояла рядом с ними. — То, клянусь, я бы поцеловал тебя со всей мужской страстью. Увы, так неудобно получается, — я едва не рассмеялся снова, представляя, как все это выглядит со стороны: стою я, напротив Геры, рядом со мной три моих прекрасных тигрицы: Элизабет, Ольга и Наташа, а возле Величайшей три каких-то мудозвона, украшенных божественной одежонкой и смачными синяками. Вид, надо признать, у них был жалкий. Особенно у испанца — его глаза отчего-то выражали страдание, а тонкие усики нервно подергивались. И, клянусь, все эти трое страшно ревновали меня к Гере — уж я чувствовал их ментальный крик.
Итак, Айо Уиннис — Яйцо Мироздания. Я никак не мог вспомнить его предназначение, при том, что в далеком прошлом я точно был с ним знаком. Мне обязательно нужно узнать это раньше, чем рука Величайшей коснется столь непростого артефакта. Если я не вспомню назначение Айо Уиннис до нашего выхода из Пещеры, то придется нырнуть в архивы собственной памяти и искать ответ там. Но такой путь к истине нежелателен: он может занять много времени и потратить мои силы, а силы сейчас мне могут очень потребоваться.
Прежде, чем войти в пещеру, я закрыл глаза и отправил сильный ментальный посыл Артемиде, а затем Афине, в надежде, что хоть одна из богинь услышит меня и поспешит узнать для каких целей служит Айо Уиннис. Вряд ли я доберусь до Хранилища Знаний сегодня: пока в планах открыть Пещеру Конца и Начала, неглубоко заглянуть в нее — не более. Но хоть у нас и было какое-то время, моим возлюбленным богиням следовало начать искать ответы поскорее.
— Благодарю, парни, — сказал я Велесову и Кулагину, охранявшим Ключ. — Теперь выйдите отсюда ненадолго. Выйдите все! — настоял я, обращаясь в первую очередь к Ковалевской и Элизабет. Тревожно мне было. Интуиция как-то неприятно шевельнулась во мне.
Когда все вышли, я повернул пластину, обозначенную в свитке, как вторую по очередности. Цвет Ключа Кайрен Туам изменился, свечение его граней стало зеленоватым. Я выждал около минуты, повернул следующую пластину. Снова поменялся цвет свечения и послышалось негромкое гудение.