2. Инну Лиснянскую вызывали куда надо, провели с ней 2-часовую беседу. Семен Из.[277] ждал ее внизу, — потом ему было плохо с сердцем. Никаких подписок, что не будет впредь печататься за рубежом, она не дала. Просит, чтоб о ней дали рецензию не как о гражданине а как о поэте, и чтоб писал не «Кублановский». Во, чего захотела! Заказали мы рецензию Ире Заборовой — дочери Бориса Корнилова, авось Инна будет довольна.
3. Сахаровы с 8 сент. вместе[278]. Первый месяц он был совершенно невменяемый, сейчас уже работает. Были у него 2 физика из ФИАНа[279]. У Гали Евтушенко есть генеральная доверенность от Люси[280] на все, но в квартиру, опечатанную, Галю не впускают и взять зимние вещи не дают.
4. Ну, про дачу Пастернаков вы знаете. Лев Зин.[281] говорит, что у Наташи Пастернак[282] есть уголовное дело (чистое), и когда милиция пришла, то ей пригрозили — будете шум поднимать, дадим ход делу. Вот так. Прав Синявский, все мы — блатные при этой власти.
У нас все ничего. Я вроде от депрессухи отошла маленько, вот только скучно здесь очень, выпить не с кем!
Представляю, сколько слов (и каких) произнесла Белла по поводу ордена. Журнал со статьей Васиной мы отправили через Кельн недели две назад.
Майка, ношу твою оранжевую двойку не снимая — и сплю в ней, и гостей принимаю, — спасибо! Когда Гладила поедет в Америку, передам тебе подарок — кружевную накидку из Москвы, полученную с оказией.
Ну, еще одолела[283] мистера Солжа. По своей неграмотности большой разницы с Кратким курсом[284] не обнаружила. Что же до Тарковского[285], то в «Вестнике»[286] Струве[287] был вынужден дать передовую «Тарковский на Западе». Так что этим мальчиком они подавились[288]. По всему видать — когда художник смеет говорить о себе[289], им это очень не нравится.
Когда вы будете в Европе? Скучаю без вас. Кланяюсь всем, особенно Аленке[290]. Как она? Газету ее изредка вижу — совсем хорошая газета.
Целую вас крепко
Наташа
P.S. Мише Рощину[291] большой привет.
Дорогие Маечка и Вася! Поздравляю с Новым годом и с вашим американским Днем благодарения, желаю всех российских и американских благ! А главное, дети мои, — здоровья!
Завершился мой первый редакторский год (сейчас выскочил 134-й №), и должен сказать, наиболее гвоздевым материалом оказалась «Прогулка в Калашный ряд»[292]. Это именно то, что и нужно «Граням» (новым). Отзывы со всех сторон самые благоприятные, временами «переходящие в овацию», как писали при Иосифе Виссарионыче. «Так держать, медсестра!»
Кстати, лежат Васины 1250 нем. марок (я выписал по высшей ставке), что с ними делать? Благодаря Ронни и вообще «рейганомике» это выйдет в долларах втрое меньше, но, м.б., переслать?
У Чалидзе[293] вышла книжка Роя[294] «Они окружали Сталина». Я ее читал в рукописи в Москве, очень любопытно. Это жизнеописания Ворошилова, Маленкова, Молотова и т. д. — с Роевской дотошностью. Хотел бы ее похвалить в «Гранях», но там уже настолько привычно стало Медведева только ругать, что никто из всяких там политологов не берется. Может, найдете такого среди ваших вашингтонцев? Хорошо заплатим.
И еще — о «Бумажном пейзаже». Рекламу Наташа сделает в след. номер, но нужна рецензия. Кто возьмется? У нас пока старый круг рецензентов, а новыми мы еще не обзавелись.
Большой привет Мише Рощину. Слава Богу, что хоть его по мед. делам выпускают. Не будет ли у него путей в Германию? А также и у вас?
Обнимаю, целую, всегда ваш
Жора
Дорогой Вася!
Получили ваше письмецо от 12 февраля, спасибо.
Парижский счет обогатим, как наберут текст и выяснится объем. К сожалению, чековая книжка не у меня, а у Жданова, так что приходится считаться с этой арифметикой.
Жданов пока сидит крепко в директорах, и ты можешь «Поиски жанра» послать на его имя. Только советую настоять в сопроводиловке, чтоб книжкой занималась известная тебе Н.Е. Кузнецова — она, еще с одной женщиной из типографии, вычитают внимательно, с минимумом опечаток (и безвозмездно), все остальные тут — дикие халтурщики.
К.[295], как нам известно, зовут в редакторы издательства, может быть — и в главные. Он здесь выступал с грандиозным планом переустройства всей работы, обещал даже привести Солжа (как Наташа говорит — наверно, закатав его в «звезды и полосы», как Берию — в ковер). Дал понять, что он для А.И. первый советник, даже составляет для него списки рекомендуемой к чтению литературы. Объяснил, почему классик принял гражданство США, — оказывается, под угрозой высылки из страны. По-моему, обгадил и Солжа, и — еще больше — американцев. Неужто и впрямь они так давили на бедного эмигранта? А как работать будет К., — незнамо, неведомо. Емельяныч[296] говорит, что он «принципиальный сачок». Зато «Грани» он поливает усиленно — что они «розовеют» и «перестали быть журналом НТС[297]», и «долго это продолжаться не может». Может быть, в мои заместители готовится (или — его готовят), точнее — в заменители.
Твой разговор с тезкой[298], по-видимому, возымел действие: 20-го состоялась трехсторонняя встреча, оченно резкая, где я и Наташа все высказали, что наболело-накипело, руководство (повышая голос до верхнего «до») настаивало, что это «их журнал», они и решать будут, а «наши друзья» заняли позицию примирительную: очень просили меня все-таки продолжать мои «благородные усилия», результаты которых им очень нравятся, а что касается некоторых наших материальных претензий (создание редакторского фонда для авансирования малоимущих авторов, повышение зарплаты моим сотрудникам — до обещанного ранее предела, не более того) — это «ваши внутренние проблемы, в которые мы вмешиваться не можем». Закончилось, впрочем, демонстративно — «миссис и мистер Владимовы» были приглашены отужинать, а руководство — нет, даже жалко было смотреть, как они быстренько хватались за шапки и дубленки. Ощущение — как после Бородинской битвы: поле осталось за французами, то есть франкфуртцами, но «победа нравственная», как пишет Лев Николаевич, вроде бы за нами. Что дальше будет, не знаю, пока — обоюдное молчание, с осторожным выведыванием, что же там дальше-то было, за ужином, и не собираюсь ли я все-таки уйти. Вот так и живем.
Из Москвы сведения, что братцы-кролики из ССП выступили дружно против Георгия Мокеича[299], а Феля Клизмецов[300] принародно каялся, что за 10 лет своего секретарства ничего хорошего для Союза не сделал. Скромничает, падло: а разоблачение «Метрополя» как происков Си-Ай-Эй — разве не достижение? Ну, и еще одно благое деяние мог бы поставить себе в заслугу — следователю Губинскому рекомендовал меня не сажать, а выпихнуть к чертям свинячьим на Запад.
В свой черед и киношники кроют своего Ермаша[301] — как душителя и гонителя, к тому же — и лгуна по части статистики зрительского интереса к советским фильмам. Не иначе — сымать будут.
Белла и Боря всерьез приняли предложение от Гарри Солсбери[302], т. е. это им даже предложено было. Наташа с ними 30 минут говорила, настроение у них приподнятое. Может быть, вправду выпустят их, а не только Евтуха, тогда больше узнаем.
Как с домом твоим? Очень обидно, что вы в такой переплет попали. У нас деньги сейчас в «депо», как говорят финансисты, но где-то в начале апреля они оттуда покажутся, так что подавайте заявку заранее — на 20 тысяч тугриков, это мы сможем вам перевести без конвертации, т. е. без потерь.
Стесняться тут нечего.
Обнимаю и целую М., В. и У[303].
Ваш Жора
Дорогие Майя и Вася!
Посылаю Вам НТСовскую частушку, собирательница Н. Денисьева (Кузнецова).
Разгулялося село,
К нам приехало Кубло,
Оно всех пере<-> ло[304] —
То-то было весело!
Статью на «С.И.»[305] заказали Елене Тессен — она уже писала рецензию в «Обозрение». Некрича[306] — прочтите.
Целую, Наташа
Дорогие Вася и Майя! Шлю майский привет с другого берега нашей счастливой жизни без берегов. Вот, например, решил купить винца на Пасху, встал в очереди на Трубной площади. И представьте себе, товарищи, не прошло и 55 минут, как я уже получил 2 штуки «Алазанской долины», 2 штуки «Кагора» и дюжину «Жигулевского». А еще что-то говорят… Очередь была очень красивая, ее обслуживали 5 милиционеров с рупором, призывающим сойти с проезжей части, и 2 ГАИшника с жезлами, останавливающими движение в головах и хвосте очереди. И народ в очереди стоял культурный, с галстуками в шляпах, читали друг другу стихи, которые я не смею привести, потому что во мне сидит внутренний цензор. Я много езжу по территории Расеи и везде вижу различные чудеса, диво-дивное: ускорение, гласность, восстановление социальной справедливости. Вот был в г. Медыни Калужской области. 8 тыс. жителей, как в «городе Градове», с XVII века город горел 32 раза. Древний промысел Медыни — изготовление спичек. Чем еще знаменит ваш город? — спросил я. Тюрьмой, был мне ответ. Она построена в XVIII веке и внутри является архитектурным памятником, был мне ответ в отделе культуры. Сам я сочиняю произведения в стол, посыпая их нафталином, чтоб не завелась моль к тому времени, когда окончательно восторжествует социальная справедливость и начальство, обливаясь слезой, признает, как признало Н. Гумилева, напечатанного в журнале «Октябрь»