Дамберг тяжело переживал измену женщины, которой он безгранично верил. Когда же потребовалось организовать отряд для защиты Архангельского завода от белоказаков, то он отдался всей душой этому делу, и это помогло ему позабыть Марту.
Однажды ночью на Дамберга напали. Он не растерялся, выхватил из-за пояса кинжал и нанес смертельный удар одному из противников. Другой бежал.
— Neredzēt tev vairs Daugavu![6] — донеслась до Дамберга угроза.
Дамберг узнал по голосу латышского кулака Залите и решил арестовать его на другой день, но тот бежал в Уфу.
А в Уфе паника. В город должны приехать на совещание члены Учредительного собрания, которое разогнали большевики. Говорят о петроградских гостях Брешко-Брешковской и Чернове: не случится ли с ними что-либо в пути?
Дамберг не знал ни Чернова, ни Брешко-Брешковскую, а если бы и знал, то не погнался бы за ними. Подумаешь, велика ли корысть от полоумной старухи! Куда важнее донесение разведчиков о том, что к Зилиму идет армия Блюхера. К главкому он отнесся с излишней предосторожностью, приняв его за остзейского немца — врага латышей.
— Вы намерены перейти с отрядом в армию, которой я командую? — спросил у него Блюхер.
Дамберг не ответил. Главком говорил на хорошем русском языке, без акцента, и это поразило латыша.
— Чего ты с ним церемонишься? — удивился Томин, скосив глаза на Дамберга. — Пусть сам с беляками воюет.
В это время к главкому подъехал Газизов. Увидев Дамберга, он обрадованно крикнул:
— Якши, что пришел!
— От ворот поворот, — усмехнулся иронически Томин. — Нам такой вояка не нужен.
— Якши человек, — взволнованно удивился Газизов, — золотой человек. Зачем гнать?
Дамберг молча переводил взгляд с Блюхера на Томина, с Томина на Газизова и снова на Блюхера, пытаясь прочесть в их глазах ответ на свой безмолвный вопрос. Наконец он не выдержал и спросил, обращаясь к Блюхеру:
— Скажи правду, ты немец?
— А хучь бы так, — ответил за него Томин. — Тебе какое дело?
— Дамберг, мне верь, — вмешался Газизов. — Блюхер русска!
На лице Дамберга появилась легкая улыбка. Он еще колебался с минуту, потом решительно приблизился к Блюхеру. Главком, чтобы рассеять его сомнения, мгновенно спешился и пожал протянутую ему руку.
— Давно бы так. Рассказывай!
Дамберг не заставил себя упрашивать.
— В Уфе паника, — сказал он. — Сиятельное общество: епископ Андрей, князь Ухтомский, чешский генерал Войцеховский, дутовские холуи. Мой отряд в трехречье. Здесь сливаются Белая, Зилим и Сим.
— Вот через Сим нам нужно переправиться, — перебил Блюхер.
— Очень трудно, мостов нет.
— А в мешке оставаться нельзя. — Повременив, Блюхер спросил: — У тебя латышей много?
— Много, — ответил Дамберг.
— Вот и хорошо! Говорили мне, что латыши смелые и отчаянные. Твой отряд будет именоваться с сегодняшнего дня Архангельским полком и поступит в распоряжение Ивана Каширина. Форсируйте вдвоем Инзер и выйдите к Симу против Бердиной Поляны. Там ищите переправу.
Река Сим так же глубока и стремительна, как и коварна. Бежит она с гор на запад, и чем ближе к Белой, тем капризнее. Редкий смельчак бросится вплавь.
Оставив полки в укрытии, Иван Каширин с Дамбергом незаметно подъехали в сумерках к реке и в отчаянии взглянули друг на друга — на правом берегу дымились костры.
— Ну! — неопределенно произнес Каширин, но Дамберг по тону понял: дескать, что делать?
— Надо перебираться на тот берег.
— Сам ведь говорил главкому, что трудно.
— Легко в подкидные играть, — серьезно сказал Дамберг, — а воевать всегда трудно.
— Как тебя зовут? — неожиданно спросил Каширин.
— Айвар.
— Ну так как, Айвар, будем форсировать?
— Будем, но не все.
Каширин измерил Дамберга строгим взглядом и подумал про себя: «Со мной шутки плохи». А спокойный Айвар, не придавая значения каширинскому взгляду, добавил:
— Одна моя полусотня переплывет выше Бердиной Поляны, а другая ниже. Я буду с ними, а ты по сигналу — три моих выстрела — бросайся отсюда со всеми конниками вплавь и завяжи бой.
Ивана Каширина нельзя было упрекнуть в недостатке лихости, но план Дамберга показался ему чересчур дерзким.
— Ладно! — махнул он рукой, и в этом жесте Дамберг увидел какое-то безразличие.
— Если вовремя не успеешь — большой разговор будет, — предупредил Дамберг.
Другого Каширин просто обругал бы, но перед латышом он оробел.
На рассвете другого дня обе полусотни в разных местах скрытно переплыли Сим. Очутившись на правом берегу, они тотчас приняли боевой порядок. Три выстрела возвестили Каширину, что пора и ему с конниками плыть через Сим. Чей-то конь, споткнувшись, ушел под воду, увлекая за собой всадника. Конник, испугавшись, вскрикнул, но вспомнил наказ Каширина: «Кто слово молвит — убью» — и, ухватившись за хвост другого коня, поплыл, держа свободной рукой карабин над водой. С правого берега раздались выстрелы. То в одном месте, то в другом скрывались под водой кони и люди. Каширин плыл позади, подбадривая конников. И вдруг пронзительный свист и незнакомое слово «Uz priekšu!»[7] прорезали тишину пробуждающегося утра. То полусотни Дамберга вихрем ворвались в стан белых. Тем временем каширинские конники достигли берега и бросились им на помощь. Ошеломленные беляки, оставив на поле боя немало трупов, отступили в лес.
Каширину хотелось сказать добрые слова Дамбергу, но гордость не позволяла. С тех пор как брат его Николай сдал командование Блюхеру, он сильно изменился, но порой в нем оживала анархистская душа, и он готов был полезть на рожон. Сейчас он восторгался смелостью Айвара и думал: «Я этих латышей сроду не знал, а ведь они смелее моих казаков».
— Прикажи своим занять круговою оборону, — предложил Дамберг, подъехав к Каширину. — Надо строить мост для всей армии.
Слова эти сразили Ивана. Еще два дня назад Дамберг подозрительно и молча смотрел на Блюхера, пытаясь узнать, не из остзейских ли он баронов, зато, убедившись, что главком руссак, загорелся, как сухая лучина. Только Сим удачно переплыли, только отогнали врага, а Айвар уже думает о переправе всей блюхеровской армии, хотя главком ему не поручал.
К Симу спешил Павлищев со своим полком, к Симу спешил сам Блюхер.
— Навести мост! — приказал главком.
— Голыми руками не сотворишь.
Блюхеру не понравился ответ Павлищева. Он готов был сказать резкость, но помешал Ягудин.
— Прикажи моя, — ткнул он себя кулаком в грудь, — достану топоры и пилы.
Блюхер поднес к глазам бинокль и улыбнулся: на правом берегу конники несли к воде спиленные деревья. Значит, Каширин с Дамбергом сами догадались.
— Делай! — бросил он Ягудину и ускакал, а через минуту ускакал и ординарец.
Ягудин скакал к обозу с приказанием главкома сносить пилы и топоры.
— Ксюша, ты куда пилу понесла? — кричала женщина в цветном платке на голове.
— Топор отдашь, а телегу починить нечем будет, — жаловался один старик другому.
На помощь Ягудину примчался Томин.
— Кто не даст топора и пилы — поворачивай домой, с нами тому не по пути! — грозно выкрикивал он.
К полудню четыре тысячи человек были заняты постройкой моста. Из спиленных сосен сколачивали козлы, расставляя их поперек реки. Козлы были высокие и корявые, к ним крепили веревками и ремнями неотесанные балки — гвоздей нигде не сыскали. Казалось: подуй сильный ветер — все опрокинется и уплывет по течению.
К вечеру мост был готов. Павлищев первым перешел его и вернулся. Построив свой полк цепочкой, он двинул его на правый берег Сима.
— Идите с полком! — приказал Блюхер. — Я сам займусь переправой орудий.
— Слушаюсь! — покорно ответил Павлищев и пошел.
Сперва были переправлены лошади, потом орудия. Их тащили люди. Потянулся нескончаемой лентой обоз. Уже стемнело, когда на правый берег последним прошел сам главком.
— Сжечь мост! — приказал он и с болью в душе подумал о затраченном труде.
В эту ночь лагерь, охраняемый полком Дамберга, спал тяжелым сном.
До станции Иглино, лежащей на Самаро-Златоустовской железной дороге, оставалось тридцать верст. Небольшое расстояние, но дорога круто идет в гору, а на горе — белые. В авангарде был поставлен полк Дамберга, оберегаемый с флангов конниками Томина.
— Много ли патронов осталось у каждого бойца? — спросил главком у Дамберга.
— По сорок на человека.
— Стрелять только в крайнем случае, вперед выставить тех, у кого штыки.
Дамберг быстро перегруппировал полк. Ему предстояло занять деревню Родники, а Павлищеву — Слутку.
— Нам бы на Уфу сейчас, Василий Константинович, — предложил Иван Каширин. — Рукой подать до города, а там боеприпасы и хлеб. Народ-то изголодался, — гляди, ноги все протянут.
— Повторить ошибку с Извозом? Благодарствую, но этому не бывать, — прямо и внушительно ответил Блюхер. — Я ем не больше, чем ты и все наши конники. Довел весь народ до чугунки, доведу и до наших. Посланные вперед разведчики доложили, что из Уфы вдоль железной дороги двигаются войска противника, а по самой железной дороге курсируют поезда.
Газизов по поручению Блюхера подготовил отряд со специальным заданием: после захвата Иглина разобрать полотно железной дороги, спилить телеграфные столбы, унести провода.
В полдень Дамберг с батальоном латышей начал наступление. У всех винтовки со штыками. Первые выстрелы со стороны белых никого не смутили. Пройдя триста шагов, батальон залег.
— Вперед! — скомандовал Дамберг после передышки.
Психическая атака привела белых в замешательство. Они выскочили из окопов, чтобы сподручнее было стрелять, но пулеметный огонь с флангов, а потом налетевшие казаки Томина заставили их побежать к Родникам.
Оставалась последняя горка, чтобы ворваться в деревню, но неожиданно белые, получив подмогу, перешли в контратаку. Теперь дрогнул третий батальон Архангельского полка, сменивший латышей, и панически побежал обратно. Только у деревни Слутки Павлищев со своим полком продолжал удерживать занятые позиции.