— Окружить и доставить сюда.
Конники рванулись, забыв об усталости. Не верилось им, что красноармейцы так поспешно ретировались, оставив без боя село, и в то же время в душе у них теплилась надежда, что именно на их долю выпало счастье первыми встретиться с частями Красной Армии.
Погоня длилась свыше получаса. Расстояние между конниками и тачанками сокращалось с каждой минутой. И вдруг засвистели пули — это беглецы открыли беспорядочный ружейный огонь. Пять конников, обогнав тачанки со стороны, выскочили на дорогу с криком:
— Стой! Не стреляй!
Испуганные кони беглецов ринулись на обочину, и первая тачанка, накренившись набок, перевернулась, вывалив трех человек. Остальные тачанки остановились.
— Дуры! Мы же свои, красные! — заголосили конники, перебивая друг друга.
— Врете, — придирчиво сказал один из красноармейцев, стряхивая с себя землю. — Окромя нас, других красных здесь нет.
— На вон, выкуси! — с беззлобной насмешкой показал конник большой кукиш. — Чего с тобой канителиться, веди меня к своему командиру.
— Никуда мы тебя не поведем, хоть всех нас перестреляй.
На дороге показался Русяев. Подъехав, он обрадовался тому, что конникам удалось настигнуть красноармейцев.
— За белых нас принимают, — пожаловались ребята.
— Это правда? — спросил Русяев.
— Правда! — ответил один из красноармейцев.
Русяев потер лоб тыльной стороной ладони, размышляя над тем, что бы придумать для доказательства, но ни одна толковая мысль, как назло, не приходила в голову. Он сплюнул и сердито приказал:
— Увезти их к Блюхеру, и баста!
— Постой, милый человек, — сказал тот же красноармеец, — про такого мы слышали. Поезжай ты с нами один в штаб, а конников отошли обратно.
Русяев подумал и ответил:
— Согласен.
Черноус повернул сотню на деревню, а Русяев, пересев на тачанку, поехал по тракту. Страха он не испытывал, но был недоволен сложившимся ходом событий. «Главком ждет, нервничает, — думал он, — а я затеял глупую поездку. Достанется мне на орехи».
Впереди показалась деревенька. Из труб курчавились дымки. Возле невзрачной избы кони остановились. Пока Русяев вылезал с затекшими ногами из узкой тачанки, красноармейцы успели вызвать из хаты какого-то командира, и тот сам направился к Русяеву.
— Кто вы, товарищ? — спросил Русяев.
— Командир второго батальона Первой бирской бригады.
Они ушли в избу, а через полчаса вышли обратно на улицу. Русяеву подали новую тачанку. Резвые кони понесли его к деревне, в которой осталась сотня Черноуса.
Уже смеркалось, когда начштаба вошел к Блюхеру и с мальчишеским задором доложил:
— Ваше приказание выполнил. Связь с Красной Армией установлена.
Блюхер слушал с полуоткрытым ртом. Лицо у него от бессонницы выглядело измятым, и все же он готов был заплясать от радости.
— На рассвете всей армии двинуться по Красноуфимскому тракту, а сейчас спать, спать, спать… Ты, Русяев, оставайся у меня.
Не спал Блюхер и в эту ночь. Он трижды ложился на походную койку, но сознание, что ему удалось вывести сквозь огненные кольца десятитысячную армию, что через несколько часов люди увидят своими глазами тех, к кому они шли дни и ночи, в жару и ливень, голодные и измученные, наполняло его неуемной радостью, и он вскакивал и босиком шагал из угла в угол.
— Русяев! — не выдержал он и растолкал спавшего начальника штаба. — Расскажи по порядку все сначала.
Русяев приподнялся, посмотрел при тусклом свете керосиновой лампы на главкома и, не разобравшись даже в том, кто его разбудил, снова повалился на топчан, который ему уступил Кошкин.
На рассвете Блюхер взглянул в мутное зеркало, висевшее на стене. На него смотрело серое, истощенное лицо, в каждой морщинке притаилось страдание. И, как бывает в таких случаях, перед глазами пронеслись события, начиная со встречи с Кривочубом и кончая вчерашним днем.
«Милые, дорогие сердцу люди! Во имя жизни на земле стоит бороться, страдать, любить, радоваться», — говорил он самому себе.
Потом он разбудил Русяева и уехал с ним к командиру батальона. Их провожал Иван Каширин, опираясь на костыли.
— Возвращайся скорей, Василий Константинович, — произнес он как мольбу, пожимая руку главкому. Так обычно говорят очень близкому человеку, который уезжает в далекие края. Кто знает, сведет ли их снова судьба?!
Лошади рванулись с места, и тачанка покатилась по дороге. Иван Каширин уставился в спину главкома и еще долго смотрел ему вслед, как смотрят на последний вагон поезда, пронесшегося мимо забытого полустанка.
Вскоре тачанка скрылась из виду, пошел мелкий дождь, зашуршавший по пожелтевшим листьям кустарника, а из-за холмов донесся глухой артиллерийский выстрел.
30 сентября 1918 года Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет учредил орден Красного Знамени. После утверждения Положения Яков Михайлович Свердлов поднялся и торжественно сказал:
— Вы уже знаете из газет о беспримерном рейде Блюхера с десятитысячной армией. Он может быть приравнен разве только к переходу Суворова через Швейцарские Альпы. Революционный Военный совет Третьей армии считает, что русская революция должна выразить Блюхеру, вписавшему славную страницу в историю нашей молодой армии, благодарность и восхищение. Итак, позвольте предложить вам первый случай преподнесения ордена Красного Знамени, наградив им товарища Блюхера.
1957—1960