Простоватый Фома изумленно открыл рот при виде спутниц королевы, коих ему предстояло сопровождать вместе с Василием и прочими русичами. Пораженный прелестью и богатым одеянием графинь и баронесс, Фома застыл столбом, пропустив мимо ушей команду: «По коням!»
– Ну, чего вытаращился, дурень! – прикрикнул на Фому Худион. – Эти имовитые француженки тебе не ровня! Так что подотри слюни, приятель.
– Как знать! – дерзко ухмыльнулся Фома. – Временами и смерд боярыню берет.
С этими словами Фома вскочил в седло.
Костя придержал рядом с Фомой своего буланого жеребца, с улыбкой бросив ему:
– Не все сбывается, что желается, друже.
Фома не замедлил с ответом:
– Не все годится, что говорится, брат Костя.
Слышавшие их ратники дружно засмеялись.
В отряде Василия Буслаева кроме двух десятков всадников была еще повозка, куда были сложены три свернутые палатки, котел и неполный мешок проса. На облучке с вожжами в руках сидел Даниил-расстрига.
Глава восьмая. Баронесса Бельфлер
– Взад-вперед мы по энтой дороге мотаемся, и все без толку! – ворчал могучий Пересмета, сидя у костра. Он посмотрел на Якова Залешанина, который помешивал кашу в котле, висевшем над огнем. – А что, западные короли всегда так воюют?
– Западным королям и герцогам война, как забава! – усмехнулся кормчий. – Эти сеньоры войну обожают, будто девку молодую! Для них всякая новая война, как новая девица. Все западные рыцари одним мирром мазаны, хлебом их не корми, дай токмо повоевать где-нибудь. Они ведь все благородных кровей, вот и воюют по-благородному.
– Оно и видно! – ехидно заметил Фома. – Благородные рыцари месят грязь на дорогах, как квашню в ступе. Коль им себя не жаль, так хоть бы лошадей пожалели!
– Видали, какие холеные кони у королевы и ее свиты! – негромко вставил Костя. – Сытые да гладкие!
– По наездницам и лошади, – заметил Яков Залешанин.
– Признавайся, Фомка, какая из герцогинь тебе более по вкусу? – спросил Костя.
Дружинники, сидящие кружком возле костра, заулыбались, видя, что начинается очередное Костино подначивание Фомы.
Фома держался невозмутимо, стругая ножом тонкую палку.
– В свите Элеоноры всего одна герцогиня, да будет тебе известно, опентюх! – ответил он, не глядя на Костю. – А по вкусу мне больше белые калачи с медом.
Однако весельчак Костя не унимался:
– Хорошо, пусть я – опентюх, ибо в женской красоте ни черта не смыслю. Так ты мне растолкуй, что к чему. Я ведь вижу, Фомка, как ты шею-то воротишь, когда маркизы и баронессы мимо проходят. На какую из них глаз-то положил? Сознавайся!
– Я, может, на королеву глаз положил, – хитро ухмыльнулся Фома. – Иль она не женщина?
– Так ты для королевы, что ли, палочку-то выстругиваешь, а? – подковырнул Фому Костя. – На долгую память, так сказать.
Ратники у костра громко прыснули.
Фома пихнул в плечо смеющегося Костю и швырнул палку в костер.
– Отстань, комар надоедливый!
Костя давился от беззвучного смеха.
– Каша готова, – сказал Яков Залешанин. – Кликните Потаню и Василия.
Кто-то из ратников сбегал к палатке, где разместился их вожак вместе с Потаней.
– Потаня трапезничать не будет, он уже лег спать, – вернувшись, сообщил дружинник. – Василий же ныне ужинает в шатре у королевы.
– Тем лучше, нам больше каши достанется, – проговорил Яков и повернулся к Домашу: – Давай ложки!
Вечернее застолье у королевы Элеоноры было отнюдь не королевским. Из яств на столе были две жареные рыбки, посыпанные нарезанным репчатым луком, краюха довольно черствого ячменного хлеба, сушеные груши, халва и немного красного бургундского вина, которого только-только хватило, чтобы наполнить чаши королевы и ее позднего гостя.
Ужин сопровождался негромкой музыкой. Спиной к выходу из шатра сидела на стуле молодая служанка в длинном платье и белом чепце и негромко выводила нежным голоском грустный бретонский напев, подыгрывая себе на лютне.
– Вообще-то, я не люблю жареную рыбу, – промолвила Элеонора, придвинув свою оловянную тарелку к Василию, – а тебе, друг мой, это кушанье, кажется, по вкусу. Ешь и мою порцию, если не брезгуешь.
– Благодарю, государыня. – Василий без всякого смущения переложил содержимое тарелки королевы в свою тарелку.
Они разговаривали по-гречески.
Глядя на то, с каким аппетитом Василий уплетает подгоревшую рыбу и черствый хлеб, Элеонора с улыбкой заметила:
– А ты неприхотлив, витязь. Я хочу выпить за твою силу, отвагу и благородство. За то, что ты встретился на моем жизненном пути. До этого я ни разу не видела русичей.
Королева подняла свою чашу. Василий поднял свою, глядя в большие блестящие очи Элеоноры, в которых, как в омутах, отражалось пламя свечей.
После выпитого вина Василий осмелел.
– Недружно ты живешь со своим супругом, государыня, – сказал он, сам не ведая зачем.
– А ты, витязь, дружно жил со своей женой? – спросила королева, улыбаясь одними глазами.
Василий не смог удержаться от горькой усмешки.
– Лгать не стану, частенько мы с женой цапались, государыня. Так ведь не любила меня Доминика, царствие ей небесное! – Василий перекрестился.
– У нас с Людовиком то же самое, – призналась Элеонора. – Я не люблю его. Странно, что он меня любит при всей моей холодности к нему. – Королева пригубила из своего кубка и еще раз повторила, задумчиво глядя перед собой: – Странно! Мужская логика порой не поддается пониманию.
– А женская логика и вовсе темный лес, – смело заявил Василий, доедая остатки рыбы.
– Так и должно быть, витязь, – с улыбкой некоего превосходства промолвила Элеонора. – Чтобы разгадать женщину, понять ее душу, мужчина должен быть немного философом, немного мечтателем и непременно поэтом, а еще лучше – музыкантом. У него должны быть утонченные манеры, прекрасная речь, роскошное платье. Не повредит и чуточку развязности, но без пошлости. Непременно должно быть умение шутить и улыбаться, иначе унылость мудреца или недалекость повесы возьмут в нем верх над природными дарованиями. – Королева печально вздохнула, улыбка исчезла с ее уст. – Мой Людовик, к сожалению, груб и неотесан при всей своей начитанности и знании трех языков. Людовик очень силен телом, но неимоверно слаб духом. Если бы я не настояла, то он сам так и не решился бы отправиться в крестовый поход. Все эти графы и бароны просто стадо жадных, тупых и похотливых баранов! Гнусные и мерзкие люди, хотя они из благородных семей. – При этих словах красивое лицо королевы исказила гримаса отвращения. – Никому из них не откажешь в силе и умении владеть оружием, но что касается ума… Любой бродячий менестрель своими познаниями заткнет их за пояс!
Элеонора вновь вздохнула и залпом допила остатки вина в своем кубке.
– Вот напьюсь и выболтаю тебе все государственные тайны, витязь, – сказала королева, с таинственной улыбкой глядя на Василия.
– Меня интересует лишь одна государственная тайна, – прошептал Василий, устремив свой взор к Элеоноре.
В синих очах Элеоноры появилось любопытство.
– Какая же?
– Хранит ли королева Франции верность своему нелюбимому супругу? – так же тихо промолвил Василий.
Брови Элеоноры изумленно приподнялись, лицо ее приняло выражение надменной снисходительности. Она намеренно медлила с ответом.
Василий с внутренним трепетом ожидал от Элеоноры дальнейших слов и действий. Чем дольше длилась пауза, тем больше в нем росла уверенность, что он в конце концов добьется своего.
– Виолетта, – окликнула служанку королева, – проследи, чтобы к нам сюда никто не входил.
Музыка смолкла. Служанка с поклоном удалилась, плотно задернув за собой входной полог.
– Ты дерзок, витязь, – негромко и строго произнесла королева. – Думается мне, что ты любитель разбивать женские сердца. Признайся, сколько несчастных женщин ты соблазнил и бросил за свою жизнь?
– Всего несколько, государыня, – ответил Василий, опустившись на одно колено перед королевой.
Он старался держаться как можно учтивее, понимая, с кем имеет дело.
– Ты безрассуден, витязь, – без улыбки, но не сердито сказала Элеонора. – Ты ждешь от меня именно такой благодарности за свою услугу?
Василий оскорбленно вскинул голову.
– Речь идет не об этом, государыня.
– О чем же идет речь? – прикинулась наивной простушкой Элеонора.
– Государыня, там ты оставила целое войско разбитых сердец! – Василий указал рукой в сторону Дорилея. – Еще одно сердце находится здесь, в этом шатре. К чему лукавить, государыня, твой образ давно занимает все мои мысли. Судьба свела нас вместе, значит, Господь услышал мои молитвы. Государыня, ты из породы тех восхитительных женщин, ради которых стоит жить и ради которых не страшно умереть. Впрочем, я не королевской крови, государыня. Твой отказ не оскорбит и не обидит меня.
Элеонора порывисто поднялась со стула, положив свою правую руку на склоненную голову Василия.
– Я дам тебе возможность почувствовать себя королем на ложе со мной, мой прекрасный витязь, – волнуясь, прошептала королева.
Горя взаимной страстью, они торопливо избавились от одежд и, не задувая свечей, рука об руку устремились к постели, скрытой за занавеской в глубине шатра.
Слияние уст и тел довело пылких любовников до некоего умопомрачения, когда не нужны никакие слова, а любые ласки и прикосновения доставляют огромное наслаждение. Их возбуждение переливалось через край. Прошло немало времени, прежде чем двум истомленным телам понадобилась передышка.
– Ты просто великолепен, мой милый! – прошептала Элеонора, положив голову на грудь Василию. – Как жаль, что ты не король Франции.
– Как жаль, что я не могу забрать тебя с собой на Русь, – в тон Элеоноре прошептал Василий, гладя ее длинные шелковистые волосы.
Они были счастливы той мимолетной радостью единения душ и тел, той взаимной притягательностью, когда его сила и ласки принимаются ею словно от мужчины ее снов, а ее прекрасная нагота и неутомимость вызывают в нем восторг, как перед женщиной его мечты. Такое случается так редко, но если случается, тогда эти двое проносят столь непередаваемые ощущения через всю жизнь или же связывают свои судьбы навсегда.