Еще она удачно вышла замуж. Ее муж, выпускник Ленинградского общевойскового командного училища, служил в городе Калининграде, командовал там мотострелковой ротой и ужасно тосковал по жене Машеньке и сыночку Ванечке.
И на то, что жена не едет к нему, не обижался. Он понимал: жена — ученый, это его непростая судьба. В самом деле, Машенька — научное светило, а в Калининграде работы по ее научной специальности нет. Зато он регулярно посылал ей столь трогательные и нежные письма, в них было столько искренней любви, что Маше казалось — их молодость не закончится никогда.
Отпуска они всегда проводили вместе, и всегда дни и ночи их совместного отдыха имели один и тот же запах — запах взаимной нежности.
Саша Вожляков (фамилию мужа она, конечно, не взяла, не совсем благозвучна, да и Мухина она! По всем корням Мухина! Кроме того, фамилия «Мухина» уже зазвучала в научных кругах), так вот, ее муж, пехотный офицер Саша Вожляков, с некоторых пор стал странно говорить.
Слова его, при выражении той или иной мысли, словно застревали, и между ними встраивались четкие звуки «б» и «на».
Маша никак не могла понять: откуда они, зачем эти звуки? Они же мешают речи. Потом, когда сообразила, долго смеялась.
Как же трудно Сашеньке разговаривать на интеллигентном русском, без матюгов! Известно ведь, как общаются между собой офицеры и солдаты.
Однажды, когда она вернулась из длительной командировки в Таиланд, ей позвонил военком района. Нашел ее прямо на работе.
— Прошу приехать к нам, — сказал он.
— Что случилось? Зачем? — поинтересовалась Маша.
Ей стало тревожно: никогда ведь не приглашали в военкомат! Но военком ничего не объяснил, попросил приехать, и все.
В кабинете военкома сидели офицеры. Когда она вошла, все встали.
Седой полковник, что стоял во главе стола, подошел к ней с какой-то красной коробкой и грустно, членораздельно произнес:
— Ваш муж, заместитель командира батальона майор Вожляков Александр Сергеевич, погиб смертью храбрых в бою под городом Гератом. Вот его медали и орден «Красной Звезды», — и вручил ей красную коробку. — Мы искали вас, но долго не могли разыскать.
— Мужайтесь, — еще сказал полковник.
Маша не смогла больше стоять, ей подвинули стул. Она села. Случившееся ее ошарашило.
— А где этот Герат? — прошептала она.
— Это в Республике Афганистан. Там ограниченный контингент наших войск выполняет дружественную миссию.
— Где его могила? — еще спросила Маша.
— Он похоронен на Пулковском кладбище. Вам лучше туда самой съездить.
Маша разрыдалась. Офицеры помогли ей выйти на улицу.
Работники Пулковского кладбища показали ей братскую могилу, где лежал и ее муж Сашенька. Вместе с еще одиннадцатью офицерами и солдатами.
А какой-то вездесущий, всезнающий и, верно, сильно пьющий служитель, отвечающий за порядок, сообщил Марии, что отдельной могилки не может быть, так как те, кто здесь лежит, ехали на бронетранспортере, подорвались на мине, а потом долго горели, и никого теперь не опознать.
Все это так потрясло Марию, что она долго болела. Лежала и глядела в потолок, потом выла. Она ведь так любила своего Сашеньку, хотя и был он почти всегда далеко. И корила себя: наука, наука! А мужа потеряла! Надо было держать мужа рядом, тогда бы и не погиб. Зачем ей теперь эта наука, зачем докторская степень, если Сашеньки нет рядом?! Все тщеславие, проклятое тщеславие, загранпоездки, тряпки, съезды, конференции! А Сашенька! Он так любил ее, даже не сообщил, что в Афганистан уезжает, чтобы не расстраивать, не тревожить зря.
Всю любовь она теперь переключила на сына Ванечку, родную ее и Сашину кровиночку.
Иван, фактически постоянно проживавший у бабушки с дедушкой, рос тихим, добрым мальчиком. В отличие от своих родителей был он нескладен и даже некрасив. Все время занимался какими-то электронными моделями, часто хлопал белесыми ресничками и что-то конструировал. К бабушкиной, дедушкиной и материнской любви относился с добродушной равнодушностью.
«Как бы и сына не потерять», — волновалась теперь Мария и окружала его материнской любовью, покупала ему все, на что он тыкал пальчиком.
Мало-помалу она опять включилась в работу, в исследования, потихоньку затягивалась душевная рана, нанесенная гибелью мужа.
Новость, которую однажды она узнала, ее шокировала: ее сын принимает наркотики. Сказали ей это родители, у которых Ванечка жил в ее отсутствие.
— Не волнуйся — было, но Ванечку показывали врачу, врач прописал какие-то лекарства, Ванечка их принимает, больше рецидивов нет.
Слава Богу! Но Мария прекрасно знала, если сын уже втянулся, то возврата нет. Излечиваются только сильные. А Ванечка не такой, он слабенький. Но, может, пока и не втянулся, а просто только попробовал.
И тем не менее она решила его отдать в армию. Сын как раз окончил школу, собрался поступать в институт радиоэлектроники. Какая электроника? Армия быстро вылечит! И она сама пошла в военкомат, попросила поскорее забрать сына в армию.
И его забрали.
Иван попал служить в войска связи, куда-то под Калугу, в учебную часть.
Мария думала: «Калуга — это средняя полоса России. Там войны нет и не может быть. А армия мозги быстро парню вправит».
По крайней мере, в этом был уверен ее покойный муж Сашенька.
5
...А корабль и впрямь вскоре попал в аренду. Сроком на 10 лет. Пришел новый капитан, гражданин Норвегии, над судном повесили греческий флаг — голубой крест среди голубых полос.
Капитан стал набирать свою команду. Старпомом был назначен грек, говорили — опытный моряк. Василию места на судне не нашлось.
Пошел в пароходство. Там развели руками:
— Смотри, Василий Николаевич, какая ломка кругом, люди уходят, суда в расход пускаем. Иди пока в отпуск, отдохни. Понадобишься — вызовем.
И Василий Мишин стал жить дома.
Люба, жена его, никак не могла успокоиться:
— Ты же моряк, тебе в море надо плавать, а не дома рассиживать!
Василий вяло огрызался:
— Это же временно, Люба, сейчас все устроится, и опять пойду в рейс.
— Какой рейс, какой рейс?! Звонка он ждет. А не надо уже ничего ждать. Самому надо идти в кадры и проситься. Каждый день надо ходить. Ты смотри, что в стране происходит, что в Архангельске творится! Перестройка хренова! Всех повыгоняли, пьянь одна по дворам ходит.
Но идти и просить за себя Василий никогда не умел. Он искренне ждал: ну позвонят же! Не последний он человек. Но никто не звонил, ничего не предлагал. А жена все корила и корила, и Мишин стал отчаиваться.
Как-то в городе повстречал бывшего однокашника по мореходке Петра Антонова. Знал, что в последнее время тот ходил «вторым» на ледоколе «Диксон». Петя был подвыпившим.
Василий несказанно обрадовался встрече с давним приятелем. Петя, видно, тоже, но разговора не поддержал. Он был неопрятно одет, от него дурно пахло. Давно не брит. А всегда был такой аккуратный.
— О чем говорить, Вася? — грустно промямлил Петр беззубым ртом. — Все прошло и быльем поросло. У меня ведь теперь и дома нет, жена выгнала, бомжую я. — Он как-то жалко скривился и произнес фразу, от которой у Мишина защемило сердце: — У тебя пару сотен не найдется по старой дружбе? Завтра на опохмел винца бы купить.
С деньгами у Василия тоже давно начались проблемы, но двести рублей нашел. Сунул Пете в карман, и они разошлись.
Петр на прощание помахал рукой и крикнул:
— Заходи, всегда буду рад.
Куда заходить? К бомжу? Нет у него дома.
Василий пытался устроиться в различные организации и фирмы. Но везде требовались сотрудники для банков, юристы, экономисты... Его никуда не брали.
А однажды произошло событие, которое потрясло его.
На улице Профсоюзной, как раз в том месте, где кучковались проститутки, он увидел среди их пестренькой маленькой толпы свою дочь Лену — Аленушку — Аленький цветочек, ту, которую он боготворил всю жизнь, которой привозил из-за границы лучшие наряды и подарки, которая с ним все детство секретничала, шептала ему на ухо девичьи тайны, тайны ребенка, и строго предупреждала: «Только ты, папочка, маме это не рассказывай». И все обнимала его и обнимала своими детскими ручонками. Прикосновения ее ручек так и жили вместе с Василием во время его морских походов. Правда, в последнее время Аленка стала более скрытной и отчужденной.
Василий не решился подойти к дочери, стоявшей посреди проституток. Может, он обознался, может, обидит ее глупыми своими подозрениями, может, она просто болтает тут с какой-нибудь подружкой...
Да нет, ошибки не было.
К Лене подошла какая-то женщина и указала на подъехавшую машину. Дочь встрепенулась, помахала всем рукой, села в машину...
У Василия Мишина перед глазами померк свет. Его дочь — проститутка! Все было как в страшном сне.
Еле передвигая ноги, он побрел домой.
А жена на него закричала:
— А что ты думал? Да, она проститутка. А как ей жить?! А на какие шиши? Ты уже полгода денег домой не приносишь. Пусть хоть кем будет, лишь бы деньги зарабатывала.
Этого Василий стерпеть не мог: мать сама толкает дочь на панель. И он ударил свою жену. Крепко ударил. Первый раз в жизни.
Приехала милиция.
Лейтенанту он объяснил ситуацию, как мог, и лейтенант уехал.
А Василий запил. Домой приходил или поздно, или совсем не приходил.
Однажды дверь ему открыл посторонний мужчина, крепкий и лысый.
— Ты кто? — искренне поинтересовался мужик.
— Я здесь живу, — нетвердо стоя на ногах, отвечал Василий.
— И я здесь живу. Люба, это кто? Ты же говорила, что у тебя никого нет.
Жена, полуголая, растрепанная, подбежала к двери и заорала на весь дом:
— У меня и нет никого! Убирайся отсюда, пьяница проклятый!
И захлопнула перед ним дверь.
На другой день Василий, уже трезвый, пришел, собрал немудреный свой скарб.
На кухне хозяйничала дочь Аленка.
— Ты куда, папочка, куда ты собрался?