Василий Гроссман. Литературная биография в историко-политическом контексте — страница 53 из 57

Да, скорбь отнюдь не исключалась. Но имелась все же возможность признать колоссальные жертвы обоснованными. А главное, было чем гордиться. В самой кровопролитной за всю мировую историю войне СССР одолел силу абсолютного зла. День Победы объединял и сторонников, и противников «десталинизации».

Подготовка к празднованию Дня Победы началась, разумеется, до обнародования соответствующего Указа Президиума Верховного Совета СССР. Она велась по всей стране – в небывалых ранее масштабах. И практически все издания планировали тематические публикации.

Ну а Гроссман считался классиком советской литературы и военной журналистики. Предоставленные вдовой материалы пришлись весьма кстати. Соответствовали тенденции.

Проявлением закономерности была и публикация в «Литературном наследстве». Ее подготовила Губер – вместе с предисловием и комментарием.

Сообразно официальной установке, в 1968 году поместил фрагменты гроссмановских записей журнал «Вопросы литературы». Разумеется, в майском номере. Подготовлена была подборка материалов писателей-фронтовиков для раздела «Публикации, сообщения, воспоминания». Общий подзаголовок – «Защищая социалистическое отечество»[200].

В том же разделе помещены фрагменты дневниковых записей Б.Н. Полевого и П.Н. Воронько. Оба, кстати, сталинские лауреаты[201].

Гроссмановские материалы опять предоставила Губер. Она же подготовила краткую вступительную статью и комментарий, привела ссылку на публикацию в «Литературном наследстве».

Теперь – о журнальных публикациях прозы Гроссмана. Посредничество комиссии по литературному наследию не требовалось и здесь. Например, давними были связи писателя с журналом «Москва», напечатавшим сразу два рассказа в майском номере 1966 года.

Журнал этот выходил с 1957 года и считался изданием СП РСФСР. Возглавил редакцию прозаик Н.С. Атаров. Он поначалу ориентировался на читательский спрос, актуальную – для читателей – проблематику. Но разрешенное до поры «Новому миру» было уже непозволительно «Москве». Критики инкриминировали главреду «отход от партийной линии»[202].

Атаров стал весьма осторожен, а ситуация не менялась. Он лишился должности главреда, когда не прошло и двух лет после назначения[203].

В дальнейшем стал еще осторожнее. Благодаря чему даже функционерскую карьеру продолжал – не без покровительства Суслова.

Редакцию «Москвы» возглавил Е.Е. Поповкин, автор романов не популярных, но расхваленных критиками – за точное следование актуальным идеологическим установкам. Кстати, сталинский лауреат 1952 года.

Замена главреда тоже соответствовала установкам, актуальным в 1958 году. Поповкин реализовал проект, альтернативный «Новому миру».

Сусловским был этот проект. Характерно, что после встречи главного идеолога партии с автором крамольного романа журнал «Москва» опубликовал рассказ Гроссмана в январском номере 1963 года[204].

На том сотрудничество Гроссмана и журнала «Москва» не завершилось. Подборка рассказов напечатана в сентябрьском номере 1964 года[205].

Как выше упоминалось, «Новый мир» не публиковал Гроссмана. Потому закономерно, что после смерти писателя вдова его обратилась в другие журналы, пусть и менее популярные – «Москва» и «Наш современник». Стоит еще раз подчеркнуть, что и в указанных случаях Губер не требовалось посредничество комиссии.

Губер, в отличие от комиссии, времени даром не теряла. Действовала и впрямь энергично. Хотя бы потому, что гонорары за гроссмановские публикации были ее главным источником доходов.

Вернемся теперь к гроссмановскому сборнику, выпущенному издательством «Советский писатель» в 1967 году. Примечательно, что там не указаны фамилии публикаторов. Составитель, ответственный за подбор материалов, композицию и подготовку к печати, тоже не назван. Отсюда следует, что книга подготовлена без участия гроссмановских наследниц – вдовы и дочери. Они лишь санкционировали публикацию и получили им причитавшийся гонорар.

Это вовсе не значит, что задачу составления решал издательский редактор. Учитывая советскую эдиционную традицию, уместно предположить, что составителем книги был автор предисловия – Атаров[206].

Тираж книги вполне солидный – пятьдесят тысяч. Пусть объем сборника невелик, зато переплет картонный, и на второй странице помещена фотография Гроссмана.

Под фотографией – пространная аннотация. Без подписи, но, судя по стилю, она тоже подготовлена Атаровым. Прежде всего, был обозначен статус автора книги: «Василий Гроссман известен советским читателям своими романами “Степан Кольчугин” и “За правое дело”. Вошедшие в этот сборник рассказы замечательного писателя пока еще не приобрели столь широкой популярности, так как печатались главным образом лишь в литературных журналах»[207].

Ключевой оборот – «пока еще не приобрели столь широкой популярности». Отмечено, что официальный статус автора не изменился. Далее уточнялось: «Сборник “Добро вам” включает в себя, помимо нескольких старых рассказов Василия Семеновича Гроссмана, многое, что было написано в последние годы безвременно умершего писателя, так и не успевшего увидеть опубликованными многие свои творения».

Губер ли инициировала выпуск сборника, Атаров ли, руководство ли издательства – неизвестно. Однако вполне очевидно, что комиссия по литературному наследию тут опять ни при чем. В противном случае из ее состава выбрали бы и составителя, и автора предисловия.

Уместно подчеркнуть: Губер начала подготовку гроссмановских публикаций до создания комиссии по литературному наследию мужа. Не исключено, что после к ее помощи вдова и прибегала, но требовалось лишь формальное согласование, не более.

Судя по динамике публикаций «автора арестованного романа», у вдовы были помощники гораздо более авторитетные, нежели писатели, включенные в состав комиссии. Вышестоящие инстанции демонстрировали, что Гроссман по-прежнему считается классиком советской литературы.

Разумеется, издание повести за границей впоследствии повлияло на ситуацию. Но формально она оставалась прежней.

Два года спустя, как отмечалось выше, была опубликована еще одна книга. Пусть небольшая, это в данном случае не важно.

Существенно же, что критики обсуждали публикации вполне уважительно. Можно сказать, отношение было акцентированно благожелательным. Отсюда и следовало, что официальная литературная репутация Гроссмана не изменилась.

Полемика с предисловием

Отметим, что критики после смерти Гроссмана обсуждали только новые публикации. Вопросы оценки переиздававшихся романов «Степан Кольчугин» и «За правое дело» не ставились – классика советской литературы.

Зато своего рода подведением итогов стало предисловие к сборнику, выпущенному в 1967 году. Атаров не расхваливал, но анализировал позднюю гроссмановскую прозу – в контексте биографии[208].

Липкин о предисловии отозвался снисходительно. По его словам, Атаров «написал неплохо, кое-что увидел».

Но авторитетные историки литературы оценивали предисловие высоко. Бочаров, например. В условиях второй половины 1960-х годов Атаров сделал максимально возможное.

Прежде всего, обозначил специфику биографическго контекста. Буквально первой же фразой. «Мать Василия Гроссмана, беспомощная старуха, была уничтожена в толпе других таких же в яру под Бердичевом 15 сентября 1941 года. Об этом нет ни строчки упоминания у Гроссмана, но мы-то знаем».

Атаров знал Гроссмана еще с довоенных лет, встречались и на войне – как фронтовые корреспонденты. Тогда и услышал от давнего знакомого о смерти его матери в Бердичеве[209].

И все же первая фраза предисловия выглядит странно. Без уточнения оставлен оборот «в толпе таких же». Каких – можно лишь догадаться.

Причиной была вовсе не атаровская небрежность. Советские редакторы-цензоры настолько опасались «еврейской темы», что сам этноним стал чуть ли не табуированным.

Ну а читатель-современник ориентировался на обозначенный контекст. Понимал, что речь шла о массовых убийствах евреев, причем не только советских: «Документальный очерк Василия Гроссмана «Треблинский ад» в виде маленькой брошюры распространялся на Нюрнбергском процессе и был, может быть, последним чтением Геринга и Кальтенбруннера. И только в свете подобных нерассказанных фактов можно до конца осознать угрюмую, тяжелую и трудную прозу Гроссмана последних лет».

Атаров противопоставлял гроссмановскую прозу тому, что принято было называть «легким чтением». По словам автора предисловия, писатель и не стремился развлечь читателя, тут иной пафос: «Антифашизм Гроссмана – выношенный плод его жизни».

Читатель-современник догадывался, что критик подразумевает не только расистскую политику нацистской Германии. Сталинскую тоже.

Но формально атаровский вывод не противоречил цензурным установкам. И автор предисловия вновь и вновь акцентировал специфику биографического контекста: «Есть у венгерского поэта Антала Гидаша (в переводе Н. Заболоцкого) стихи, родственно-близкие послевоенной прозе Гроссмана:

Черные руки вздымают мосты,

Мертвые люди вздымают персты,

Мать моя, руку вздымаешь и ты.

Быть антифашистом – значит обладать гражданской зоркостью.

Быть антифашистом – значит чувствовать ответственность перед мертвыми, читать свою рукопись глазами тех, кто погиб.

Быть антифашистом – значит верить в доброту человека, в конечное торжество человечности над скотством».