В нэповских условиях мнение розничных покупателей стало опять значимым фактором литературного процесса.
Потому и понадобились дополнительные меры, позволяющие сохранить, так сказать, идеологически-коммерческое господство. Вот наркомвоенмор и утверждал: в литературе нужны лишь профессионалы.
Троцкий ориентировался, прежде всего, на собственный административный опыт. Армейский.
Как известно, спешно формировавшаяся РККА сразу оказалась в ситуации дефицита командного состава. Новоназначенные или же избранные начальники не обладали соответствующими знаниями. По инициативе же Троцкого правительство мобилизовало тысячи бывших офицеров. Им – в качестве так называемых «военных специалистов» – надлежало консультировать новых «красных командиров».
За лояльность мобилизованных отвечали их семьи, остававшиеся в местностях, контролируемых советским правительством. Гарантия вполне надежная – заложники. Однако Троцкий использовал не только террористические методы. «Военспецов» привлекали и стабильно высоким жалованьем, и щедрыми пайками, и прочими льготами.
Для непосредственного же контроля создали институт военных комиссаров – наделенных чрезвычайными полномочиями коммунистов, без согласия которых ни «военспец», ни «краском» не имел права отдавать сколько-нибудь важные приказы. Комиссарской обязанностью было и воспитание подчиненных в духе советской идеологии.
«Военспецы», контролируемые «военкомами», сыграли решающую роль в организации РККА, они же и преподавали на так называемых курсах, где готовили будущих «краскомов». Этот опыт, по достоинству оцененный Лениным, использовался в промышленности и на транспорте.
Разумеется, критерий отбора литературных «спецов» был несколько сложнее, чем армейских или технических. В литературе чинов не было, да и сертификатами учебных заведений, полученными до возникновения советского государства, писательская квалификация не подтверждалась. Так что критерий профессионализма стал в основе своей коммерческим. «Спец» – тот, чье имя обеспечивает коммерческий успех издания.
Альтернативные проекты
Реализация наркомвоенморовского плана началась, разумеется, еще до газетной публикации статей, вошедших позже в книгу «Литература и революция». Так, Воронский уже был главным «литературным комиссаром». Его считали креатурой Троцкого, одобренной Лениным.
Воронский успешно решал поставленную задачу: отыскивал и привлекал к сотрудничеству «литературную молодежь» – профессионалов, считавшихся искренне лояльными советскому режиму. Троцкий идентифицировал таких как «литературных попутчиков революции»[175].
Сам термин был из обихода социал-демократов. «Попутчиками» называли тех, кто считал себя противником существовавшего режима, значит, союзником партии, однако не готов был присоединиться к ней в деле окончательного – социалистического – преобразования общества.
Как известно, популярность «Красной нови» и организованного при ней издательства «Круг» росла стремительно. Воронский, ставший еще и авторитетным критиком, ориентировался, как было предписано, на «попутчиков», но вскоре объявились у редактора влиятельные противники.
Эволюция – следствие упомянутых выше интриг в Политбюро ЦК партии – создания пресловутого «триумвирата» Сталина, Зиновьева и Каменева. Если «Красную новь» и «Круг» можно, пользуясь нынешней терминологией, назвать проектами, созданными в рамках троцкистко-ленинской концепции, то и подготовка альтернативы обусловливалась прагматикой борьбы с наркомвоенмором.
Успех «Красной нови» и Воронским же созданного кооперативного издательства писателей «Круг» был и успехом наркомвоенмора. Однако в планы «триумвиров» не входило доминирование креатуры Троцкого. Если тот утверждал, что пролетарской литературы нет, следовало доказать обратное.
В мае 1922 года вышел первый номер журнала «Молодая гвардия», чей статус определялся перечнем указанных на обложке издателей – ЦК Российского коммунистического союза молодежи и ЦК партии. Собственное издательство тоже появилось. И конечно, одноименное литературное объединение. Затем его лидеры сформировали группу «Октябрь», инициировавшую 1-ю Московскую конференцию пролетарских писателей, которая открылась в марте 1923 года.
Основной результат – принятие так называемой идеологической и художественной платформы группы «Октябрь». Напечатал ее журнал Московской ассоциации пролетарских писателей «На посту» – в первом (июньском) номере 1923 года. Казуистические доводы наркомвоенмора были там казуистически же парированы. Главным критерием принадлежности к пролетарской литературе объявлялось не происхождение, но готовность выразить идеологию пролетариата, в каждый данный момент соответствующую партийным установкам. По этому критерию лидеры «напостовцев» и противопоставлялись не вполне или вовсе неисполнительным «попутчикам». А в первом номере журнала за 1924 год опубликована статья И. В. Вардина, инкриминировавшего редактору «Красной нови» саботаж большевистской политики, что и акцентировалось заголовком: «Воронщину необходимо ликвидировать»[176].
Статья задала тон кампании. Причем каждое обвинение «литкомиссару» было ударом по авторитету его покровителя[177].
У редактора «Красной нови» не хватило бы времени отвечать всем назойливым оппонентам, вот и пришлось воспользоваться актуальными технологиями. В 1923 году инициировал создание при журнале группы «Перевал», декларировавшей – как базовые критерии объединения – верность большевистским идеалам, мастерство, искренность. Перевальцами стали получившие известность «критики-марксисты» – Д. А. Горбов и А. З. Лежнев, что позволяло совместными усилиями вести полемику в печати.
Наконец, издательские предприятии Воронского были коммерчески эффективны, в отличие от созданных его оппонентами. А итоговые политические оценки напечатанного формировались не столько рассуждениями критиков, сколько официально выраженными мнениями Главполитпросвета. Важную роль играл также при Наркомпросе созданный Государственный ученый совет, где решали, что за книги уместно – с методической точки зрения – рекомендовать преподавателям средних и высших учебных заведений. Авторы «Красной нови» в список попадали. Однако от напостовских инвектив это не ограждало.
Почти для каждого литератора такая ситуация подразумевала выбор. С Воронским – известность, однако и политические обвинения, подразумевавшие весьма серьезные последствия. Издания же его противников были не слишком популярны, зато публикации там гарантировали, как минимум, нейтралитет ревнителей «идеологической выдержанности».
Если пользоваться современной терминологией, можно отметить: проекты Воронского основывались на доктрине Троцкого, а предприятия «молодогвардейского» типа – контрпроекты, ей оппонировавшие.
Ранее «пролетарской литературой» признавалось только созданное рабочими. В «молодогвардейской» же интерпретации нет упоминаний о «социальном положении» авторов. Основополагающий критерий – идеологического характера. Ну а насколько соответствует ему каждое художественное произведение, определяли сами «молодогвардейцы». Исходя, по их словам, из партийных директив. Стало быть, партии отводилась в литературном процессе роль именно руководителя – вопреки ранее сказанному Троцким.
Риторические построения Троцкого не опровергли, их попросту обошли, как в свое время поступил он с пролеткультовскими.
Все остальное, что указано в «платформе группы “Октябрь”», не играло сколько-нибудь важной роли. Рассуждения о поэтике, новом эпосе или драме лишь постольку были важны, поскольку их удалось бы соотнести с конкретными публикациями. Троцкий ранее утверждал, что «пролетарские писатели» находятся еще в стадии «ученичества». С ним опять не спорили, однако из программного документа следовало, что нужные партии результаты появятся со временем. Подождать нужно.
Зато сам термин «пролетарская литература», своего рода «бренд», вновь актуализовался – вопреки Троцкому. Что и было важно.
Ранее партийное финансирование литераторских сообществ, именовавших себя «пролетарскими», было возможно лишь с оговорками. А после реактуализации «бренда» оговорки не требовались. Речь шла совсем о другой «пролетарской литературе».
К 1924 году «молодогвардейцы» уже полностью контролировали Всероссийскую ассоциацию пролетарских писателей. Возникло по сути новое – и немалочисленное – объединение литераторов, обладавшее теоретической «платформой», журналами, собственным книгоиздательством.
Конфликт изначально подразумевался. Его развитие было неизбежно.
Эволюция инструментария
По советскому обыкновению, конфликт развивался и явно, и скрыто. Большинство заинтересованных современников следило за развитием лишь по литературно-критической полемике в печати. Только посвященные знали о непрекращающейся полемике в ЦК партии, многочисленных жалобах, доносах и т. п.
Разумеется, оппоненты «перевольцев» не располагали таким популярным и авторитетным изданием, каким руководил Воронский. Зато критики из журнала «На посту» вскоре создали ему репутацию самого агрессивного в СССР.
Напостовская агрессивность испугала многих. Так, журнал «Леф» еще в 1923 году поместил статью о методах критиков из одиозного издания – «Критическая оглобля»[178].
Автор использовал предсказуемые ассоциации. Для начала сравнил журнал с уличным постовым-регулировщиком: «Хорошо, когда на посту стоит сознательный милиционер. Честный, любезный, непьющий. Дана ему инструкция, дана палочка в руки: поднимай ее – все движение остановится. Стой на посту, наблюдай за порядком, следи, чтобы заторов не происходило».
Однако, утверждал автор, постовому-регулировщику не только жезл нужен. Хладнокровие тоже: «Если милиционер этого качества лишен и взамен его обладает самолюбием, тогда беда и прохожим, и проезжим. Мало ли что может прийти ему в голову. Возбудится он магической силой своей палочки – и остановит движение суток этак на трое. Да и самое палочку – посчитав ее размеры неподходящими для сей значительной роли – возьмет да и заменит вдруг оглоблей, отломанной у мимоехавшего извозчика. И, подняв ее перстом указующим, продержит сказанный срок, а потом, не выдержав ее же тяжести, ошарашит ничего не подозревающего, спешащего по делам прохожего. И главное – уверен будет, что его пост – самый образцовый, что только завистники и недоброжелатели могут усмотреть в его поведении некоторое несоответствие задания с выполнением».