Но Левин и Дерман явно лукавили. Сформулированные ими упреки политического характера не соответствовали установкам, актуальным в период, когда публиковались военные очерки, повесть и рассказы Гроссмана. В годы войны такие претензии были бы неуместны.
Левин и Дерман не могли не понимать, что оценивают гроссмановскую прозу военных лет по критериям послевоенным. Оба критика осознавали, насколько серьезны их претензии политического характера, какие последствия тут прогнозируются.
Соответственно, правомерен вопрос о прагматике инвектив. Ее позволяет выявить анализ литературно-политического контекста.
Гроссман опять стал картой в чужой игре. Не с ним спорили.
После окончания войны соперничество за статус автора «советской эпопеи» вновь обострилось. В писательских кругах известно было, что Гроссман уже начал роман о Сталинградской битве.
Гроссман лидировал. Это подтверждалось изданием второго сборника, куда была включена и повесть «Народ бессмертен», ранее выдвигавшаяся на соискание Сталинской премии.
Также лидерство Гроссмана подтверждалось общей тональностью отзывов на второй сборник. Но и в руководстве ССП, и в Агитпропе были другие кандидатуры.
Лоббисты соперничали, боролись за влияние. Орудиями их были, как водится, критики – из наиболее конформных. Вот и доказывали Левин с Дерманом, что Гроссману еще рано претендовать на высокий статус автора «военной эпопеи».
Разумеется, критикам не полагалось формулировать подобного рода суждения прямо. А потому настаивали, что Гроссман в художественной прозе допускает серьезные ошибки, да и не все его очерки безупречны с точки зрения политической.
До поры, однако, выигрывали сторонники Гроссмана. Что подтверждает и сохранившаяся в личном деле копия документа, подписанного Н. С. Тихоновым, который был тогда председателем правления ССП:
«В КОМИТЕТ ПО СТАЛИНСКИМ ПРЕМИЯМ В ОБЛАСТИ ЛИТЕРАТУРЫ И ИСКУССТВА
Президиум Союза Советских Писателей СССР представляет на соискание Сталинской премии книгу Василия Гроссмана “Годы войны”.
В книгу Василия Гроссмана “Годы войны” входят его известный роман “Народ бессмертен”, два рассказа – “Старый учитель” и “Жизнь”, ряд очерков, посвященных героической обороне Сталинграда, публицистическая статья “Треблинский ад”, а также фронтовые очерки, посвященные наступлению Красной Армии в 1943–1945 гг.
Составленная из различных по жанру и размеру произведений, книга Василия Гроссмана производит исключительно цельное впечатление – в живых образах красноармейцев, офицеров и генералов запечатлены основные этапы Великой Отечественной войны, высокий моральный пафос советского народа, нравственное величие героев Красной Армии, прошедшей славный путь от Волги до Берлина.
Сильное впечатление производит очерк “Треблинский ад”, написанный прекрасным, точным и скупым языком художника, преисполненный горячим патриотическим чувством и гневом против фашистских палачей.
Очерки 1945 года, объединенные в серию “Дорога на Берлин” и завершающие книгу, дают яркие и живые сцены освободительного похода Красной Армии на последнем этапе войны.
В книге Василия Гроссмана много волнующих сцен, замечательных художественных деталей, метких наблюдений и зарисовок походной жизни Красной Армии. Произведения, включенные в книгу “Годы войны”, пользуются широкой популярностью среди советских читателей. Образы, созданные Василием Гроссманом, имеют большое воспитательное значение. Книга «Годы войны» является ценным и значительным вкладом в художественную литературу, посвященную Великой Отечественной войне»[308].
Неизвестно, был ли этот документ отправлен по адресу. Уже развернулась антигроссмановская кампания в периодике.
Формальная причина – пьеса «Если верить пифагорейцам», опубликованная в седьмом номере журнала «Знамя». Автор в предисловии сообщал, что она была написана до начала Великой Отечественной войны, постановка готовилась Театром имени Е. Б. Вахтангова, но так и не состоялась, почему и возможна публикация[309].
Антигроссмановская кампания тщательно готовилась. Организаторы не ограничились одним ударом. Цитированные выше рецензии Левина и, особенно, Дермана были только фоном наступления.
Первый сильный удар нанес И. Л. Альтман. 3 сентября «Литературная газета» опубликовала его статью «Если верить автору…». Критик утверждал, что гроссмановская пьеса «не только ныне устарела. Ее “идеи” и до войны были очень устаревшими и неверными»[310].
Альтман настаивал, что Гроссман не сумел передать «атмосферу» предвоенных лет. Фактически не описал усилия, благодаря которым стала возможна победа в войне. Увлекся пифагорейством, вот и допустил серьезные ошибки. Это вполне корреспондировало с левинским отзывом.
На следующий день «Правда» опубликовала статью В. В. Ермилова «Вредная пьеса». Он и вовсе заявил, что журнал «Знамя» напечатал «злостный пасквиль»[311].
Гроссману инкриминировалась антисоветская пропаганда. Согласно Ермилову, опубликована пьеса, где автор, «как будто бы пытаясь дать положительные типы советских людей, в действительности рисует карикатуру на советское общество. Выходит, что не большевистская партия, с ее передовой идеологией, философией диалектического материализма, руководит советским обществом».
Причины издания «вредной пьесы» тоже указывались. Речь шла о политических ошибках: «Кокетничанье с реакционной философией, отход от позиций социалистического реализма привели Вас. Гроссмана к извращенному изображению советской действительности. И только политической безответственностью редакции журнала “Знамя” можно объяснить появление на страницах журнала реакционной, упадочнической и антихудожественной пьесы Вас. Гроссмана».
Вахтанговцы, согласно Ермилову, совершили не слишком большую ошибку – пьесу собирались поставить. Но ведь не поставили. А журнал «Знамя» допустил публикацию, что гораздо хуже. Особенно же виноват Гроссман: ему «так понравилось это мистическое извращение действительного советского мира, которое он породил накануне войны, что он решился опубликовать свое ублюдочное произведение после Великой Отечественной войны».
Современникам контекст был понятен. Политическая ситуация резко изменилась, и это почти совпало с изданием пьесы «Если верить пифагорейцам».
14 августа 1946 года принято «Постановление Оргбюро ЦК ВКП (б) о журналах “Звезда” и “Ленинград”». Фрагмент его опубликован 20 августа газетой «Культура и жизнь», а на следующий день воспроизведен «Правдой». В данном случае не рассматриваются ни причины, обусловившие появление этого документа, ни последствия, радикально изменившие жизнь многих писателей, и прежде всего – М. М. Зощенко и А. А. Ахматовой. Существенно, что там формулировалась программная установка: не допускать в дальнейшем публикации, «культивирующие несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада»[312].
Гроссмановские «пифагорейцы» неожиданно стали «реакционными», потому как были представителями «чуждой» культуры. Пусть и не «буржуазной», но уж точно – «Запада».
А тут еще выяснилось, что пьесы надлежит контролировать с особой строгостью. 26 августа Оргбюро ЦК ВКП(б) было принято «Постановление “О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению”», опубликованное затем журналом «Большевик». Театрам инкриминировалось «предоставление советской сцены для пропаганды реакционной буржуазной идеологии и морали, попытки отравить сознание советских людей мировоззрением, враждебным советскому обществу, оживить пережитки капитализма в сознании и быту»[313].
Оба документа были решением одной задачи. Начиналась печально известная пропагандистская кампания – «борьба с низкопоклонством перед Западом».
Ермилов оперативно действовал. Как только опубликовали партийные документы – ответил статьей о Гроссмане. Там и про «реакционную философию», и про театр.
Связь ермиловской статьи с партийными документами очевидна не только на уровне тематики. Критик и стиль копировал.
Так, «Постановлением Оргбюро ЦК ВКП (б) о журналах “Звезда” и “Ленинград”» постулировалось, что Зощенко «изображает советские порядки и советских людей в уродливо карикатурной форме». Соответственно, Ермилова в пьесе Гроссмана возмутила «карикатура на советскую действительность».
В том же документе рассказ Зощенко назван «пошлым пасквилем». У Ермилова гроссмановская пьеса – «злостный пасквиль».
Зощенко именовали «пошляком и подонком». Ермилов, не решившись лично оскорбить Гроссмана, характеризовал его пьесу как «ублюдочное произведение».
Речь шла не только о политической оценке. Ко всему прочему Ермилов назвал гроссмановскую пьесу «антихудожественной».
Отметим, что в аспекте пропагандистском ермиловские рассуждения об «антихудожественности» были, как минимум, нефункциональны. К тому же ни Ахматовой, ни Зощенко подобного рода обвинения не предъявлялись. Хватило и политических.
Но здесь Ермилов следовал другому образцу – «Постановлению “О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению”». Там постулировалось, что значительная часть постановок «антихудожественна».
Осведомленным современникам была очевидна прагматика ермиловских обвинений. Характерна в этом отношении дневниковая запись К. И. Чуковского: «В “Правде” вчера изничтожают Василия Гроссмана»[314].
На публикации в «Правде» литературным функционерам полагалось реагировать. Соответственно, В. В. Вишневский, тогда возглавлявший редакцию «Знамени», отправил покаянное письмо в газету «Культура и жизнь», признав опубликованную пьесу «философски порочной»[315]