Татары часто осаждали города, но военная культура осады у них упала по сравнению со временами Золотой Орды. Они редко использовали артиллерию. В основном при осаде применялась простейшая тактика непрерывного штурма, когда на стены идут отряд за отрядом. Но татары предпочитали не связываться с хорошо укрепленными крепостями. Если не было возможности их поджечь, уморить осажденных голодом или взять город обманом или изменой, то татары чаще дотла разоряли городскую округу, изображая осаду и штурм только для устрашения и сковывания сил противника.
Главным достоинством татарской военной системы была высокая мобильность армии, которая достигалась тем, что каждый воин имел от двух до пяти сменных лошадей особой, татарской породы (пахмат). Это были лошади с приземистой шеей, низкорослые, неприхотливые в питании (могли есть кору деревьев и копытами добывать пожухлую траву из-под снега). Они были очень выносливы — суточный переход на таких конях составлял до 100 миль, и они могли держать такой темп передвижения три-четыре месяца. Незадолго до похода татары сгоняли коней в одно место и 40 дней откармливали ячменем, но непосредственно перед выступлением не кормили, так как голодные кони легче смирялись с нагрузками и усталостью. Особенностью татарской конницы было то, что лошадей не подковывали или подковывали своеобразными подковами из бычьего рога, которые просто привязывали к копытам.
Татарская конница сперва выступала в поход медленно, даже, в соответствии с мусульманскими обычаями, пять раз в день совершалась молитва (намаз). За это время проводилась разведка и уточнялся маршрут похода. Зато когда он был утвержден, войско шло стремительно, пренебрегая остановками на молитву. Кони связывались веревками за хвосты, чтобы держать строй и подтягивать отстающих. Если кто-то, конь или человек, случайно спотыкался и падал под копыта, то его затаптывали насмерть: несчастный случай не был поводом, чтобы хоть на секунду остановить продвижение войска.
Интересно, как татарское войско питалось в походе. Сменные лошади были не только запасным средством передвижения, но и пищевым запасом. Конина считалась любимой пищей. В поход брали сушеную и вяленую конину. Но если лошадь в походе околевала, это воспринималось как источник хорошего питания. Татарин отдавал внутренности и потроха своему начальнику, а сам нарезал мясо полосами по три — пять сантиметров толщиной, привязывал на спину живой лошади под седло и ехал два-три часа. Потом мясо переворачивалось, смачивалось конской пеной — и снова ехали два-три часа. Получившийся продукт считался тушеным мясом, деликатесом, который охотно употребляли в пищу. Соли при этом использовали очень мало — татары считали, что от нее слабнет зрение, столь необходимое стрелкам из лука.
Кроме того, потреблялись изделия из гороховой, ячменной или хлебной муки и из кислого творога (тогурта). Их ели как в виде сухарей, так и лепешек. Также воин брал с собой запас ячменя или проса, поджаренных и смолотых в муку. Ее разводили водой или конской кровью и ели (это называлось толокно или толкан).
Третий вид наиболее распространенных в армии продуктов изготовлялся из конского молока. Это и кисломолочный напиток — кумыс, и сухое молоко, и сухой сыр. Сыр в походе крошили в воду. Фляга с водой, в которой плавали куски сыра, висела на татарском седле. Во время езды она сотрясалась, содержимое фляги взбалтывалось и получался своеобразный сок из сыра, который и пили.
Турецкий путешественник Эвлия Челеби в XVII веке дал характеристику крымским татарам и их роли среди мусульманских народов, которая вполне приложима и к XVI веку: «В какую бы сторону они ни обратились, они всегда выходят победителями и приносят в землю неверных беспокойство и суматоху. Все неверные в своих странах боятся татар… На все четыре стороны света они идут на государства неверных, обреченных попасть в ад, грабят их и уводят, стенающих, в плен. Они захватывают детей и взрослых, жен и дочерей. Пленников с разбитыми сердцами и связанными ногами они всячески мучают, кормят их конской кожей, внутренностями и кишками. Всех неверных с детьми и родственниками они отправляют в земли ислама, где те удостаиваются счастья быть обращенными в мусульманство… Татарский народ — это народ беспощадный. С помощью Бога они стали мощной преградой рода османов, и со всеми неверными они ведут битвы, сражения, войны и смертоубийства».
Войны и смертоубийства на южном направлении в течение всего XVI века были составной частью русской истории. Остановить их можно было только грубой силой. Силой русского оружия. Поражение в первом же набеге несколько смутило Менгли-Гирея. В августе 1508 года он подписал с Россией мирное соглашение и в 1510 году совершил набег на своих недавних союзников — Великое княжество Литовское. Остановить наступление татар король смог только откупом — в 1511 году в Крым из Литвы привезли 4500 золотых. В обмен на эти деньги Сигизмунд I просил татар напасть на Русь… Началось то, что историки в будущем назовут «крымским аукционом»: хан торговался то с Москвой, то с Вильно, вымогая деньги и политические выгоды под угрозой военного нападения. Сфера была весьма доходной, недаром «аукцион» бесперебойно работал весь XVI век…
Глава четвертаяГосударевы дела
Среда обитания русского государя
Первые политические вызовы были Василием III пережиты с разной степенью благополучности. Казань стала проблемой на востоке, Крым — на юге. Михаил Глинский не смог снабдить Россию очередной порцией земель Великого княжества Литовского, зато эмигрировал сам. Все это было далеко от успеха, но в то же время некритично. В начале XVI века на татар как на врагов в России уже смотрели спокойно. Русские знали, что их можно и должно бить. Ну, новые враги, ну, будем воевать — что тут необычного и страшного для московского боярина или тульского служилого конника? Тем более что русско-литовская война 1507–1508 годов все же закончилась дипломатической победой России, да и Казань поспешила попросить прощения… В поражении мятежа Михаила Глинского был и свой оттенок приятности — если бы он прибыл в Россию в блеске славы победителя, а не униженным пораженцем и смиренным просителем, то мог доставить великому князю куда больше неприятностей.
Василий III мог перевести дух. Самое время было оглядеться вокруг, прислушаться к себе: а каково это — быть великим князем и государем всея Руси? Поэтому приглашаем читателя порассуждать о том, как же жили в начале XVI века московские монархи. О чем думали, что было предметом их переживаний, горестей и радостей? Как строили распорядок своей жизни? О чем беспокоились в первую очередь, о чем в последнюю? Ведь не о крымских же татарах, в самом деле, Василий III размышлял с утра до ночи!
Прежде всего, попробуем описать, так сказать, повседневную среду обитания Василия III. Великий князь жил или в Кремле, или в одном из своих великокняжеских сел-резиденций. Сохранившийся до наших дней Московский Кремль строился итальянскими мастерами под началом Антонио Джиларди (Антон Фрязин русских летописей), Пьетро Антонио Солари (Петр Фрязин) и Марко Руффо (Марк Фрязин) как раз в конце XV — начале XVI века, в 1485–1516 годах. Стены белокаменной крепости эпохи Дмитрия Донского (1359–1389) были перестроены и обложены красным кирпичом. Общая протяженность стен — 2235 метров, высота от 5 до 19 метров, толщина — от трех с половиной до шести с половиной метров. Твердыня образовывала неправильный треугольник с девятнадцатью башнями по периметру (девятнадцатой, последней, была Кутафья, предмостное укрепление, вынесенное за линию стен).
Мы можем себе представить Кремль того времени, если мысленно заменим у современных кремлевских башен их каменные и черепичные шатровые навершия (построены в конце XVII–XIX веке) на традиционные древнерусские деревянные шатровые крыши. А вот вид стен более похож на изначальный. Они сразу же были ограждены парапетом и зубцами-мерлонами по типу «ласточкин хвост», толщиной 65–70 сантиметров, высотой 2–2,5 метра. Ширина боевого хода по стенам была от двух до четырех метров. Чтобы на стенах не образовывались лужи и стража не хлюпала бы по ним весной и осенью, на всем своем протяжении стены снабжены по бокам боевого хода стоками воды в виде желобов и труб. Всего на стенах Кремля сегодня, после всех перестроек, сохранилось 1045 зубцов.
Именно эту картину и мог наблюдать в окно своего терема Василий III: краснокирпичные стены, грозные сутулые башни с деревянными крышами, яркие кафтаны дворцовой стражи на стенах. Перекрикивание часовых было неотъемлемым звуковым фоном в Кремле и днем, и ночью. По ночам на стенах, видимо, горели факелы, освещавшие как боевые ходы, так и подходы к крепости. Они создавали световой фон, как бы проводя ту черту, которая отделяла темную Москву (уличного освещения еще не существовало) от великокняжеского мирка. И эта граница тьмы и света была глубоко символичной. Мало того, с 1503 года по ночам московские улицы перекрывались решетками — чтобы затруднить передвижение по ним ночных воров и разбойников. То есть они были не только темными, но и труднопроходимыми[90].
Здесь важна и цветовая гамма: краснокирпичный Кремль с белыми соборами с золочеными куполами резко выделялся на фоне остальной Москвы — летом зеленой из-за насаждений, зимой — белой, заснеженной, а весной и осенью — темно-коричневой, по цвету деревянных построек и темных стволов деревьев. Для средневековья характерно восприятие ярких светлых тонов как атрибута могущества, власти, богатства. И красный Кремль в полной мере выполнял задачу прославления его владельцев.
Василий III приложил некоторые усилия в подчеркивании особости жилья московских князей, его отделенности от остального города. При нем в 1508–1516 годах был прорыт крепостной ров со стороны Красной площади от реки Неглинной до Москвы-реки. Его ширина была 32–34 метра, глубина 10–12 метров. Дно великий князь приказал выложить белым камнем. Кремль стал островом посреди Москвы. Теперь зрелище стало еще эффектнее: горящие факелы отражались в темной воде рва. Попасть к великому князю можно было только через подъемные мосты в проездных воротах.