… Пятов, войдя на мощеный булыжником заводской двор, по грохоту, визгу и скрежету, который несся из заводских корпусов, сразу определил, какие работы там ведутся. В кирпичном здании около самых ворот производилась клепка паровых котлов. Рядом помещалась слесарная мастерская. За этими двумя корпусами виднелся искусственный бассейн, выложенный гранитом и соединяющийся с рекой Ижорой особым каналом, по которому баржи с грузом доставлялись к заводу. По берегам бассейна располагались главные корпуса — молотовый, сталелитейный, меднолитейный, якорный, завод паровых машин, общая большая кузница, котельный и чугунолитейный заводы.
Пятов оглядывался по сторонам, с удовольствием втягивая в себя наполненный дымом и копотью воздух. Здесь все ему было близко и понятно, — его царство, его стихия. Он неторопливо переходил из здания в здание, от машины к машине. По одному взгляду он безошибочно определял, как работают токарные, сверлильные, долбежные и другие станки в слесарной, каков вес и назначение многочисленных молотов на молотовом заводе, какой силы прокатные станы работают в меднолитейном заводе. К вечеру ему, наконец, стало ясно, что самые большие прокатные станы и печи находятся на молотовом заводе, где приготовляли так называемое сварочное железо.
На следующий день, рано утром, Пятов отправился на молотовый завод и приступил к внимательному осмотру прокатных станов. Весь перепачкавшись в масле, своими руками ощупав и измерив каждую шестеренку, валик и стойку, изобретатель записал к себе в тетрадь: «1) слаба сила машин, 2) подъем верхнего катального вала ограничен и его нельзя увеличить для прокатки толстых броневых плит, 3) мал вес катальных валов, 4) станины легки и не могут выдержать ту силу давления, которая необходима для выделки тяжелых листов». Затем он осмотрел печи, где должен был разогреваться металл перед сваркой, и опять с огорчением записал: «5) малы сварочные печи».
На молотовом заводе Пятов пробыл до поздней ночи.
Для составления проекта нового завода по изготовлению корабельной брони потребовалось несколько дней. Пятов выбрал подходящее место для него на восточном берегу Ижоры, близ плотины. Он начертил и план расположения оборудования. Задача заключалась в том, чтобы при большом количестве прокатных станов, сварочных и подогревательных печей, обжимных молотов и другого оборудования сократить расстояние между ними, избежать перекрестного движения тележек с раскаленным металлом, дать возможность работать без суеты, свободно и безопасно. В то же время следовало максимально использовать все помещение и учесть множество других обстоятельств. Для составления такого проекта требовались не только великолепное знание всех особенностей нового производства и огромный опыт, но и подлинный талант проектировщика.
Пятов, закончив проект, показал его Швабе. «Этот управляющий Холуницкими заводами хотя, как видно, и не получил должного образования, но обладает большим практическим опытом. Способный человек, — подумал Швабе. — Надо подробнее ознакомиться с его проектом». И он деловым тоном сказал:
— Я мог бы, господин Пятов, как старый, опытный инженер, сделать ряд небольших поправок, улучшающих ваш, без сомнения, весьма ценный проект. Не согласитесь ли вы оставить его до завтра?
— С большим удовольствием.
— Это тем более полезно, — продолжал Швабе, — что я буду на заседании морского ученого комитета и смогу дать присутствующим разъяснения…
Полковник Швабе не раз выступал против полезных, по сулящих ему неприятности нововведений, выступал обычно исподволь, используя свое влияние, связи, служебное положение. Он вступал в столкновения со многими людьми, которые своими способностями или своими изобретениями грозили поколебать его авторитет, при этом действовал не всегда прямыми и открытыми способами.
Но сейчас Швабе столкнулся с новым, еще не знакомым ему испытанием. Перед ним была идея, чужая идея. Она поразила его своими возможностями, своим богатством и… своей беззащитностью. Неизвестный, очень способный и до предела простодушный человек почти отдал ему ее. Главное изобретение этого человека — новый способ производства броневых плит, как полагал Швабе, было нетрудно провалить. При этом великолепный проект нового завода мог даже не привлечь внимания, остаться неизвестным, погибнуть. Но тут Швабе с потрясающей ясностью увидел, что было бы, если б в нужный момент, который, безусловно, наступит, он, Швабе, выступил с этим проектом. Что это был бы за триумф!
…Поздно ночью работа была окончена: копия ничем не отличалась от оригинала и была спрятана Швабе среди самых секретных бумаг.
После этого он почувствовал себя лично заинтересованным в судьбе изобретения Пятова.
Василий Степанович, возвратившись в Петербург, поспешил явиться к вице-адмиралу Матюшкину с отчетом о поездке. Он подробно изложил свои соображения о том, что считает необходимым взять в аренду завод и оборудовать его для производства броневых плит. Упомянул и о том, что на всякий случай им составлен проект бронепрокатного завода в Колпино.
После беседы с председателем морского ученого комитета, который с одобрением отнесся к его плану, Пятов отправился к владельцу Раменского чугунолитейного завода генералу Кандалинцеву. С ним он раньше еще вел переговоры об аренде. На этот раз были выработаны окончательные условия и подписан контракт.
Пятов долго после этого бродил по городу. Наступил вечер, и на улице зажглись газовые рожки. Мимо с шумом проносились экипажи, сновали прохожие. Он ничего не замечал. «Завтра… завтра заседание комитета…— с тревогой и надеждой думал он, — там все решится. Господи, скорее бы… Что будет с ним завтра в этот час?»
И это завтра наступило.
В высокой, светлой зале вокруг большого, обитого зеленым сукном стола расположились, оживленно переговариваясь между собой, члены морского ученого комитета и приглашенные на заседание специалисты.
Когда Пятов вошел, он прежде всего заметил долговязую фигуру Швабе, который внимательно слушал веселую болтовню какого-то молодого офицера. Рядом с ним сидел пожилой адмирал. При взгляде на него Василий Степанович почувствовал, что они где-то встречались, но он был так взволнован, что не мог заставить себя вспомнить, где именно. На заседании, кроме морских и сухопутных офицеров, присутствовали также и инженеры, принадлежавшие, судя по их мундирам, к горному департаменту. Последним Пятов увидел Матюшкина, хотя тот и занимал председательское место.
В первый момент на Пятова никто не обратил внимания, и он стоял минуту в нерешительности, выбирая себе место у стола. Сидевший напротив председателя и ближе всего к двери моложавый адмирал внимательно оглядел его и, указав на пустой стул возле себя, приветливо сказал:
— Садитесь сюда, сударь. Здесь удобнее. Можно в случае чего глотнуть свежего воздуха, — он с усмешкой показал на дверь, затем прибавил: — Если не ошибаюсь, господин Пятов? Рад познакомиться, Невельской.
С другой стороны соседом Пятова оказался высокий, тучный генерал, который был в это время поглощен разговором с одним из горных инженеров.
Матюшкин в ответ на поклон Пятова дружелюбно кивнул головой и взялся за колокольчик. Когда в зале установилась тишина, он сказал:
— Господа, нам надлежит сегодня рассмотреть по указанию его высочества проект господина Пятова, предлагающего новый способ изготовления корабельной брони. Я прошу проявить в этом столь важном для русского флота вопросе максимальное беспристрастие. Итак, господа, прошу поделиться своим мнением.
При упоминании имени изобретателя головы всех присутствующих повернулись в его сторону. Пятов заметил ироническую усмешку на губах молодого собеседника Швабе, взгляды других, как ему показалось, выражали недоумение и разочарование. Скосив глаза на своих соседей, он увидел, что Невельской хмурится, а генерал нетерпеливо постукивает карандашом по столу. Пятов опустил глаза и крепко стиснул зубы. «Почему они так все смотрят? — спрашивал он себя, — что им не по вкусу?» В тот момент над его ухом раздался громкий и сердитый голос генерала:
— Если молчат господа горные инженеры и предпочитают выражать свое недоумение взглядами, то разрешите мне, Федор Федорович. Я считаю изобретение господина Пятова весьма ценным. Оно заслуживает всяческой поддержки назло людям робким, слепым или слабеньким. Не нам бояться нового! Знаю, что многие из присутствующих думают про себя: «Ах, если бы господин Пятов был англичанин или, на худой конец, австриец, тогда другое дело». Думаете, господа, думаете, знаю! И позор это! Мне, слава богу, пришлось иметь немало дел с иностранными светилами. По-всякому пытались они навязать русской армии свои ракеты, а наши оказались лучше! Призываю господ специалистов взять под защиту новое изобретение.
Когда он кончил, из среды горных инженеров раздался нетерпеливый возглас:
— Инженеры не будут молчать! Разрешите, Федор Федорович?
— Прошу, прошу вас, князь Максутов.
— При всем моем глубоком уважении к генералу Константинову я принужден не согласиться с ним. Он крупнейший специалист в ракетном деле, но в металлургии, осмелюсь заметить, я чувствую себя увереннее, чем он. И вот, со всей ответственностью заявляю: представленный на рассмотрение проект — химера, если не купеческая афера! Теоретико-практические знания, а также простейшие математические вычисления отвергают этот утопический проект!
Промокнув платком вспотевшую лысину, Максутов опустился в кресло. Его место сейчас же занял другой инженер. В отличие от Максутова он заговорил спокойно и тягуче:
— Я, господа, только недавно вернулся из-за границы. Что я там видел? Я там видел, между прочим, и прокатные станы. Какие это были станы? Это были станы новейшей конструкции. Самые тяжелые из них много легче представленного нам сейчас на рассмотрение. Мой многолетний опыт и почерпнутые за границей сведения говорят: этот проект абсолютно фантастичен. Уважаемый Константин Иванович напрасно корит Европу, там техническая мысль, да и всякая другая мысль ушла далеко вперед, далеко, господа…