Василий Розанов как провокатор духовной смуты Серебряного века — страница 80 из 113

Ни одной никогда ссоры: а ведь это часто бывает. Обе — глубоко спокойны: никого не ищут, ни в ком не нуждаются. «Полная семья» вдвоем. Полное удовлетворение. Глядя на них, невозможно осудить их: никого не трогают, невинно прекрасны. Обе очень умны. Когда я погрозил пальцем одной и сказал (намекая на лесбиянство): «Смотрите: гони природу в дверь (т. е. что для них не существует замужества), она выскочит в окно» (содомия), она тихо и задумчиво ответила: «Для меня это и есть дверь, а выйти замуж — было бы выскочить в окно». Не правда ли, до чего глубоко, до чего выражает суть дела! [С. 196].

Сестры Гиппиус, судя по всему, крепко запали в душу Розанова. В письме о. П. Флоренскому от 2 сентября 1909 г. он опять упоминает их, теперь уже в контексте некоей магической составляющей присущего им гомоэротизма:

«Корень платонизма — магия: а корень магии — в живом, цельном народном воззрении на природу и чувстве ее». Когда сестра З. Н. Гиппиус, Татиана Г., писала мне даже грамматически непонятные письма, и там о вечернем солнце и утреннем свете и проч., то я, не понимая писем, все же сказал себе: «Вот — магия»; т. е. лепет, бормотание мага, непонятные не могу. Я нарочно ходил раз к Карташову (умница), чтобы потолковать о психике их (они все, Гиппиусы «s»— у них это явно родовое, фатальное), то он мне сказал: «Параллельная с обыкновенною психология, но никогда не совпадающая: и слова, и чувства природы — все другое». Да и понятно: слишком другой «корень». Когда еще я младших сестер Гип. не знал, то, бывая у Мережковских и проходя в сортир через ванну, был поражен на одной стороне ванны углем, но превосходно, изумительно нарисована девочка лет 12–13, «русалка», с чудной по красоте улыбкою, и на другой стороне — смотрящая на нее жадная, отвратительная горбунья старуха. Точно она «гавкала» ту девочку, смотря на нее через ванну. Потом я рассмотрел альбомы ее (познакомясь): все-девочки и старухи, снова девочки и звери. Все тянутся друг к другу и можно мысленно добавить — обнюхивают друг друга и лижутся, собственно — тянутся к этому. Хотя не явно, но так расположены тела. Когда еще ближе познакомясь, я спросил: почему все сплошь старухи и девочки (и ни одного мужчины, ни одного старика), какой смысл, она ответила: «Да это — один человек», т. е. «разложенный» на юницу и старуху <…>. Мне думается не «народное» есть родник магии, a «s» и только «s» [С. 224].

В письме от 20 декабря 1908 г. Розанов сообщает любопытные подробности об интимной жизни Льва Бакста (настоящее имя — Лейб-Хаим Израилевич Розенберг), знаменитого живописца и театрального художника Серебряного века[321], в 1906 г. исполнившего замечательный портрет В. В. Розанова:

Бакст (художник), член содомского кружка, издававшего «Мир искусства», — женился на Третьяковой [322]. Пошли неясные слухи, что он неладно себя чувствует, болен и проч. Приезжают в СПб., и я пошел к нему: я не узнал этого цветущего юношу-деву, всегда веселого, жизнерадостного, цветущего, поэтичного (они все поэтичны): дрожащий, полусумасшедший, наполненный страхом, что он скоро умрет, ничего со времени женитьбы не нарисовавший (он живописец) — он был тень прежнего Бакста, «скорбный листок» над постелью больного. Вид его был ужасен: буквально — прежнего Бакста не было! И вот по совету какого-то утиного врача, сказавшего: «Если Вы в себе ничего не цените — оставайтесь с женою; но если Вы в себе сознавали какое-нибудь значение, если вообще Вы думаете, что погибнуть Баксту — это не то, что выплеснуть стакан воды за окно — Вы, спасая себя, должны разлучиться с женою».

И он — разлучился (однако, родился у них ребенок[323]): и сразу воскрес, опять «он», опять милый «Лев Самойлович». Тогда я стал думать: да что такое для содомита-девы совокупление с женщиною? Это-то, coitus cum femina, для него и есть (как для нас) акт педерастии, что-то глубочайше противоестественное, с чего «рвет», «тошнит» и «ум мутится» от гадливого чувства! Напротив, ласки с мужчиною для него — то же, что у нас ласки с женщиною, «сама натура». И я стал думать, что вообще пол и его жизнь движется по эллипсу:

где в местах загиба эллипса образована содомия.

До чего они чувствуют себя законными и натуральными, видно потому, что они настаивают на праве между собою браков.

В 9/10 содомиты физического сближения не имеют, а образуются «дружбы», «соквартиродства», «сокелейничества» — прекрасны, тихие, мечтательные.

<…>

Так вот, дорогой мой, неужели же <…> станете Вы мне хныкать, <…> что «христианство благословляет брак», «у нас есть венчание», и проч., и проч., и проч. Будет: оставьте ослам ослиное и ответьте прямо и честно:

Мы, христиане, — ненавидим брак!

Мы — люди духовные!

Мы — люди идеи.

Идеальный мир — выше или по крайней мере не ниже плотского.

Идите к нам — в этот духовный мир, оставив эти пеленки и юбки и всякую нечисть.

Хорошо, я соглашаюсь, что Ваш «духовный мир» выше плотского. Но «оставьте мне мое маленькое»!! Пожалуйста — оставьте! Соглашаюсь, что я бездарен, комар: но предоставьте комару комариное царство: а если Вы его раздавили, то я уже из комара обращаюсь в Голиафа и получаю ПРАВО кричать:

«Вы — от Диявола, а не от Бога: и все ваше царство — Сатанинское». Что я и делаю томах в 6-ти своих трудов; это — и ничего более.

Вы — богаты, я — беден, Вы — высоки, я — так себе. Ведь 1000 сапожников только и имеют утешения, что «жинку» да «Ванечку» в колыбели: ведь человечество — стадо (в хорошем смысле) и живет самым маленьким, травкой, мутной водицей в ручье. Куда ему до евангельских «пирожных»: и «некогда», и «не понимаю». Но в «жинке» всякий понимает: встал член-совокупился (не осуждайте за грубые слова) — наутро нежнее провел рукою по щеке ее — к вечеру жинка не очень трезвого его прибрала с улицы на кровать. Смеет ли же гордая — сатанинская церковь сказать: «Как это низко! Вот есть семинарии: там — занимательно! Учат философии и гомилетики. A vulva жены — пхе! пхе!».

Отношение церковное к семье — возмутительно: не понимаю, как можно еще его «комментировать» <…>. Это — говно, которое просто надо выбросить. Оно — двулично, притворно, злобно, высокомерно, и — «таинство». <…> Ослы-попы до того бездушны, что ни одному не пришло на ум, зная все по исповеди, поведать церкви («повеждь церкви»), что же именно такое, какие ужасы творятся в христианской безразводной семье! И ни один из этих мерзавцев не поднял голоса за развод! Вы обещаете мне fall’ы на том свете (зачем они мне? Я там хочу встретиться только с Варв<арой> Дмит<риевной>, женой моей, но встретиться — обновленным и очищенным, понеже «скверен есмь») — но о духовенстве сплошь я уверен, что оно будет сидеть в соленой воде, будет жаждать — и не напьется.

Ни один из духовенства не войдет в Царство Небесное: они несут сословный, классовый, церковный грех, преступление своей церкви на себе — и не войдут и не увидят Бога.

Но я отвлекся.

Итак, жена и дети для человека — кактрава для вола. «Единственное и без чего не может жить, не имеет утешения99/100 человечества». И вот в этом-то пункте поповство и церковь и наступило на горло: «Полно тебе с женами возиться: сказано — „не от крови и похоти“, а „отдуха“ — надо родиться. Поступи в семинарию и учись, или поди к старцу — и повинуйся». Промен. Да позвольте: надо спросить человека, хочет ли он меняться. Что это за насильственный промен! Вы скажете: «Церковь венчает». А вдовые попы? А разведенные, которым запрещен брак? А студенты, гимназисты старших классов, а 18-летние гимназистки, а солдаты и офицеры? Как Каин убил Авеля, так Каин-Церковь везде «предала» брак в руки сурового и слепого государства (= Рим), сказав: «Гвоздите по голове это мое „таинство“, запрещайте кому хотите — только чтобы оставшаяся часть у нас — венчалась и нам платила». О, эти «серебреники» церковные, не жгут они рук церковных, ибо давно прожжена церковная совесть. Итак, как вол суток не может жить без травы, так юноша от 15 лет и девушка с 13 (в 90 %) не могут полных семи дней, не впадая в онанизм или дурное воображение, обойтись без дружка/подружки в постели, и не должны. И все эти искариотские «не дозволено», «не благословляю», «ограничиваю». «Велю ПОДОЖДАТЬ» — ввергли человечество:

в онанизм,

в проституцию.

Растлили воображение человеческое.

Испортили нравы, улицы, села, фабрики,

навели уныние,

породили отчаяние,

скуку, томление и —

все с ними связанное,

от Байрона и Гейне

до кафешантанов.

Во главе же всего, у тех, кто не выдержал искариотских правил Иуды, кто как Авель бежал от завистливого (молох) Каина и рождал —

ДЕТОУБИЙСТВО.

Это — уже не эмпиризм римлян, а «христианская идея», христианское идейное детоубийство. И, друг мой милый, но бессознательный в этом пункте, — сами Вы теми «прелестными» страницами письма, где пишете о высоте «надполовой», «сверхполовой» (это-то и есть содомский спиритуализм) жизни, — положили листочек на ту чашу весов, где надписано:

«убей дитя».

Далее Розанов с позиции иу действующего христоборца восхваляет еврейскую семейственность, как принцип бытования, противоположный ущербному христианству. Вместе с этим он изрекает кощунственную для православного человека хулу на Святое Писание и речения Апостолов: