Первым общественным просмотром по традиции была премьера в Центральном Доме кино. Чуть ни вся творческая Москва ломилась в этот февральский вечер в зал на Васильевской. А для меня это был совершенно особенный просмотр. Во-первых – Шукшин. Так сложилось, что весь год мы с Шукшиным не встречались, на съемках я не была и вот теперь могла оценить картину как зритель; а во-вторых, накануне я получила членский билет Союза кинематографистов СССР – не надо было у входа в Дом кино кого-то упрашивать: проведите, пожалуйста! Я шла «сама», с парадного подъезда, с гордо поднятой головой. Сегодняшним кинематографистам не понять, что в ту пору для нас, молодых, одержимых жаждой работать в киноискусстве, был билет Союза кинематографистов – пропуск в большой, увлекательный мир, на все киностудии Советского Союза, на все творческие клубные вечера и семинары (а их тогда было множество).
Фильм представлял знаменитый драматург, ведущий телевизионной «Кинопанорамы» Алексей Каплер. Он нажимал на треволнения, которые пережили режиссер и вся группа в ожидании этой премьеры, говорил о том, что настоящему художнику по силам выстоять в борьбе с ретроградами, которые мешают смело вскрывать недостатки, существующие в нашей жизни. Упомянул и о достоинствах картины, о режиссерских поисках новых выразительных средств, а закончил словами о высокой нравственной силе настоящего искусства. Зал проводил его дружными аплодисментами. Потом по традиции началось представление группы, и аплодисменты уже не смолкали. В этом возбужденном зале зрители только на люстрах не висели: все ступени в проходах, все лесенки, ведущие на балкон, были забиты народом до отказа, сидели даже на полу перед сценой. Пока шли титры – еще кто-то ерзал, переговаривался, лез наверх буквально по головам – но тут ударил хор бывших рецидивистов: «бом-м, бом-м» – и наступила абсолютная глубокая тишина. В этой ненарушимой тишине и вышел из ворот тюрьмы Егор Прокудин.
Фильм имел огромный успех. На VII Всесоюзном кинофестивале в Баку он шел на главную премию. Чтобы воспрепятствовать этому, недоброжелатели выдвинули конкурента – действительно превосходную картину Леонида Быкова «В бой идут одни старики». Украинская делегация, естественно, поддержала это предложение. Но сам Леонид Быков, сразу же поняв суть интриги, категорически отказался от победы, купленной такой ценой и сказал: «В списке, где Василий Шукшин на первом месте, я почту за честь быть хоть сотым. Ведь моя картина – это рядовой фильм о войне, а его – настоящий прорыв в запретную зону, прорыв в сферу, о которой раньше и думать-то не позволялось. Так и передайте руководителю фестиваля». И высокая награда осталась за Шукшиным. Кроме того «Калина красная» получила еще несколько призов на различных международных киносмотрах.
Но главным для Шукшина было то, что картину увидели 62 миллиона 500 тысяч советских зрителей, обеспечив ей первое место в прокате года. Сбылась давняя режиссерская мечта – обратиться к многомиллионной аудитории. Зрители полюбили героев точно живых реально существующих людей – тысячи писем шли и режиссеру, и на киностудию. Как не привести выдержки из этих умных, сердечных посланий.
«Ваши фильмы можно смотреть бесконечно, – написала учительница из Северодвинска Вера Зотова, – но особенно „Калину красную“. Равных ей нет по естественности, глубине характера главного героя – Егора Прокудина. Он непростой, даже колючий, непокладистый, изломанный, но талантливый и умный, и что самое главное – в нем при всем том безошибочно узнаешь очень русского. Эта народность характера – не только у Егора, но и у замечательных стариков и других героев, да и сама Люба – воплощение русской женственности и обаяния, щедрая, все понимающая душа. Знаю, по поводу ваших работ спорят. Пусть спорят! Уверена, секрет их успеха, особенно „Калины красной“ – именно в народности. Вы дали нам почувствовать самих себя».
Каменщик Георгий Тимофеев попытался выразить свои чувства в стихах:
Я много раз кинокартину
«Калину красную» смотрел.
От горьких слез в глазах рябило,
Когда ты видеть мать хотел.
Пытался фальшь найти, не скрою,
Но фальши я не замечал…
И, вернувшись к повседневной речи, добавлял: «Десять раз смотрел фильм, но все равно, когда показывают этот эпизод, у меня на глазах появляются слезы. Как понятна эта горечь сожаления, непоправимости нескладной нашей жизни».
«С экрана повеяло чем-то родным, близким, – поделился своими чувствами юрист Иосиф Гофман из Орши. – Люба и ее простые, мудрые старики-родители при всех своих опасениях и страхах все-таки не отталкивают человека, чувствуют в нем что-то настоящее и то, что он много пережил и ему надо помочь. Как это характерно для русских людей».
«Эта сцена и весь фильм, – вторили ему студентки Надя Калинина и Вера Козлова из Минска – заставил нас поверить в добро и справедливость. И эта вера останется в нас навсегда».
«Я задумалась о том, что скрыто в названии „Калина красная“, – размышляла Мария Николаевна Платонова из Москвы. – Калина в нашем народе – символ любви, у этой ягоды – косточка сердечком. Но калина не та ягода, которую можно есть прямо с куста. Она должна вызреть и вылежаться. И песня, которую вспоминают Егор с Любой – о невызревшей любви: „я не уважила, а он пошел к другой“. Поторопился парень – и она туда же: „а я пошла с другим“. Вот и потеряли любовь. У вас картина о другом – о том, как вызревает настоящее чувство. И как же здорово это показано».
«Здравствуй, товарищ Шукшин! Я ведь тоже ворюга, но ваш фильм „Калина красная“ меня заставил посмотреть на свою карьеру иначе, и я постараюсь порвать, хотя это очень трудно, – обещал из Казани заключенный Николай. – Я давно не видел таких фильмов, чтобы так за душу брало и даже появлялись слезы. Если я посмотрел бы такой фильм раньше, я бы, наверное, был другим человеком, как ваш Иван Расторгуев в „Печках-лавочках“. Этот фильм тоже потряс меня. Иван – простой мужик, но с достоинством, и мозги не пропил. Особенно запомнилась его встреча в поезде с вором, который выдает себя за ученого. Какие умницы оба, и какими вопросами задаются».
«Калина красная» пробудила в людях желание вспомнить о других фильмах Шукшина, и оказалось, творчество этого режиссера хорошо известно множеству зрителей.
«В фильме „Ваш сын и брат“, – написал из Нежина Иван Овчаров, – я увидел тех, кто ощущает простор земли нашей, бескрайность полей, дремучесть лесов, все то, что давало доброту и силу русскому человеку, что дало нам Илью Муромца, Ломоносова, Юрия Гагарина. Но сложная штука – жизнь! Еще сложнее она будет, когда землепашца отучат от земли и превратят в городского жителя, приучив его нежиться в ванне и смотреть телевизор, лежа на тахте. Вот будем тогда только пить и праздновать».
«„Ваш сын и брат“ – чудо»! – восхищалась Маргарита Жаворонкова, библиотекарь из города Рыбное Рязанской области. – Хороши все образы в этом фильме. Но лучше всех – немая. Я любовалась ею со слезами. Прожив жизнь в вечных недостатках, она хорошо чувствует каждую обновку. И так естественно, что ей хочется похвалиться новым платьем, и так ей радостно, что оно всем нравится. И как бывает в народе, среди открытых искренних людей, она пускается в пляс от избытка радости жизни и молодости…
Стало так ясно, что мучило Василия Макаровича. Он видел здоровые, естественные корни жизни в деревне, самобытных людей в ней, но в то же время не забывал, что в городе – театры, музеи, библиотеки, Бах, Чайковский. Да и комфорт. Как соединить их?».
«Я сел за машинку – разговаривать с вами и поэтому буду откровенным до конца, – заявлял завклубом из села Богомолово Воронежской области Юрий Бабий. – Если меня задевает за живое плохое или хорошее – тут я прям. Когда смотришь ваши фильмы, какой-то необыкновенный восторг, состояние радости от их жизненности пронизывает все существо, и долго еще после находишься под большим впечатлением… Ваши фильмы хороши тем, то с экрана слышится жизнь, кроме того, что она видится».
«Увидел ваши фильмы „Живет такой парень“, „Ваш сын и брат“, „Калина красная“, – сообщил Михаил Небогатов из Кемерово. – Я от души радуюсь, что живет такой парень – Василий Шукшин, у которого все творчество чисто русское, который как никто любит русских людей, русскую природу и талантливо воспевает их. И который идет в русле таких замечательных художников, как Шолохов и Твардовский. Вы открыли для нас всех ту форточку, через которую мы глубоко вдохнули настоящее, наше народное искусство»[1].
Это выражение всенародной любви и признательности озарило и согрело Шукшина. Особенно радовался он, когда зрители отмечали национальный характер его творчества. К середине 70-х годов Шукшин оставался одним из немногих кинорежиссеров, которые стремились заглянуть в глубины народной жизни. Советское кино становилось наднациональным. Из него уходили дыхание русской жизни, поэзия русской земли, самобытность русского характера. «Калина красная» выдвинула Шукшина в первый ряд мастеров экрана, но место его в этом ряду было с краю и чуть поодаль от остальных. Режиссеров, кровно связанных со своим народом, с русской почвой в кинематографических верхах не приветствовали: в олимпийском одиночестве оставались Сергей Бондарчук и Юрий Озеров. Шукшин был в сущности одинок, хотя теперь, после успеха «Калины красной», востребован нарасхват. Еще два года назад он писал на полях черновика: «Черт же возьми – в родной стране как на чужбине». Жизнь внесла коррективы, и в рабочей тетради появилась запись: «Один борюсь. В этом есть наслаждение. Стану помирать – объясню».
Глава восьмаяОт этого хохота кому-то холодно
Явление «Калины красной» вызвало громадный интерес к автору, народ набросился на книги Шукшина, и, конечно, среди читающих были люди всего более приверженные театру. Они глянули на шукшинских героев как бы через театральный портал и обнаружили, что этот писатель очень сценичен. В самом деле, у Шукшина способ художественного исследования человека определен структурой драмы, при котором диалог – ключевой элемент поэтики. Своеобразие его героев, неповторимость их мышления выражены преимущественно через обращение к себе и другим лицам, причем, звучащее слово не только ставит героев в определенные отношения друг к другу, но и меняет эти отношения, усиливает энергию взаимодействия. Самосознание героев «сплошь диалогировано»