Шукшин сопровождает своего героя до самого лобного места. Нарисовав страшную картину средневековых пыток, он показывает во всех подробностях его жуткую казнь – четвертование. Не затем, чтобы напугать читателя, но затем, чтобы воспеть нечеловеческую выдержку Степана, его величайшее мужество. Но, в сущности, социальная линия романа завершается последним разговором закованного в кандалы Степана с отступником Фролом Минаевым, превратившимся из ратника в конвоира. «Я дал волю», – с достоинством говорит Разин. «Ты сам в цепях! Волю он дал!..» – возмущается Фрол. «Дал. Опять не поймешь?». Качает головой Фрол, но мы-то понимаем: Степан Разин разбудил в людях гнев против угнетения и дал выход социальному протесту.
Трагедия Разина в том, что выломившись из своего времени и далеко обогнав его, он не смог пойти еще дальше – к пониманию основ народовластия. Не пришло еще историческое время для такого знания. Выступая против писаных и неписаных законов рабского времени, даже лучшие люди не могли подняться до высот, которых достигла позже социальная мысль. В этом смысле трагедия Разина тоже слита с трагедией народа. Но без таких, как Разин, не было бы и движения вперед по пути прогресса.
Талант писателя помогает понять, какой ценой личность и общество платит за этот необходимый и неизбежный прогресс. Степан Разин – мученик, страстотерпец возложенной на себя миссии. Он чувствует тупиковость своего пути: ну, возьмут Москву, а что дальше? Отсюда его неуравновешенность. Он и по натуре своей очень разный: и прозорливый, и наивный, и нежный, и грубый, и мудрый, и недалекий – все зависит от того, где он и с кем. Способный чувствовать чужую боль как свою, он в то же время чудовищно жесток к своим врагам, причем жестокость эта чуть ли не патологическая. Шукшин не боится показать, что в своей ненависти этот крепкий, здоровый и выносливый человек доходит до болезненных припадков, вроде падучей: он падает ничком, катается по земле, и тогда самые близкие боятся к нему подойти. Ненависть разрушает его, но он бережет ее в себе, хоть и борется со своими припадками. При всем том Шукшин знал, что собственное его отношение к герою превозможет весь этот негатив. Для него Разин – великолепный экземпляр человеческой породы, человек великой души. В то время, как в обществе шли все более оживленные разговоры о том, можно ли оправдать жестокость, проявленную на пути к победе, Шукшин совершенно недвусмысленно говорил: да, можно.
У меня есть автограф Шукшина, оставшийся еще со времен работы над статьей «От прозы к фильму» – вот что писал он сам, обдумывая тему.
«…если всерьез поднимать тему „воли“ – надо всерьез, до конца знать, что это значит: это значит, что человек, принявший в сердце народную боль, поднимает карающую руку. И, господи, нам ли считать, сколько он нанес ударов, и не было ли, на наш взгляд, лишних? Пусть они будут тяжкими! Я к тому это, что сценарий все-таки вызвал нарекание в жестокости – жесток Степан. Вот тут я не знаю, что говорить. Жесток – с кем? Ведь если человек сильный жесток, он всегда жесток с кем-то, а с кем-то нет. Во имя чего он жесток? Жесток во имя поганой власти своей – тогда он, сильный, вызывает страх и омерзение. Тогда этот исторический карлик сам способен скулить перед лицом смерти – она сильней. Она разит его. Способный к самоотречению, умирает без страха – и живет в благодарной памяти людской, в песне, в легенде.
Разин – это русская трагедия. Сколь способен любить Разин – столь любит народ, породивший его, сколь ненавистны ему страх и рабство, так они прокляты изначально прародителем его – народом. В то далеко время народ не знал, как освободить себя. Не знал и Разин. Если б знал, освободил бы. „Я пришел дать вам волю“ – и принял топор палача. Разин не может быть жесток исторически. Жесток, повторяю, тот, кто губит из страха и властолюбия.
Построение киноромана замыслилось как повествование об историческом герое с преобладанием его личного характера, психологии, поступков, кои, конечно же, не самоценны. Но все-таки восстание – во многом, если не в решающие моменты – суть порождение одной воли, одного ума. И это – часть трагедии. Даже когда общественные силы сгруппировались должным – враждебным – образом, даже когда столкновение неизбежно, даже и тогда вперед выйдут те, кого вышлют из своих рядов силы те и эти. Так в середине XVII века на Руси вышли – и на долгое время вперед определили ход событий три деятеля: Разин, боярин Алексей Романов, царь, и Никон, патриарх. Решалась судьба русского государства, русского крестьянства. Крестьянство было задавлено, заступник его, донской атаман Степан Разин четвертован в Москве. Когда я так понимаю события, а я их так понимаю, разговоры о жестокости Разина мне представляются… лишними».
А вот еще сохранившийся автограф Шукшина:
«Здесь речь пойдет об ОДНОМ человеке, которого хватит на три фильма, потому что человек этот огромной судьбы. Мало, что он герой, история знает много героев, судьба которых точно укладывается в анекдот, он герой, чья личная судьба ему не принадлежит, она достояние народа, гордость народа. Поэтому все, что отрицает ее, как таковую, церковь, например, – мне глубоко ненавистно.
Что делает таких героев ТАКИМИ? Редкая, изумительная, невероятная способность полного самоотречения. И героев-то таких в истории человечества – девять-десять: основатели религий, Христос в том числе, вожди народных восстаний, не все: Пугачев сюда не может быть отнесен. Наполеон тоже „не вышел“ на такого героя, хоть шуму наделал больше всех их.
Разин…».
В общем, Шукшин оправдывал Разина – кто же может сказать откровеннее об отношении писателя к своему герою, как не сам писатель? Надо думать, Шукшин в это время еще дорабатывал свой роман – отсюда и это стремление еще раз высказаться, обмозговать все на бумаге. Как обычно в публицистике он декларативен и категоричен. И совсем иначе в творчестве – там он далеко не однозначен, сложен и тонок. Степан Разин – такой, каким он отображен в романе, заставляет еще раз подумать о том, что у Шукшина нет образцового героя – есть герой правдивый. Все великое и страшное, что совершает Разин обосновано его психологией – в духе великой русской литературы. Тут искусство писателя восходит к поискам сложных композиционных решений. Естественный ход событий перебивается отступлениями – в этих отступлениях вся динамика развития образа героя: каждый такой эпизод связан с переломным моментом в жизни Степана и раскрывает состояние его души. Эта же композиция была в сценарии. Кроме того, в романе Шукшин использовал и прием развернутых внутренних монологов (в сценарии их, конечно, пришлось сократить), тут уже настоящий простор для отображения личности. Характер Разина претерпевает изменения, духовный мир обогащается. Характеристику героя дают и другие персонажи, не даром говорится, что короля играет свита. В каждом из казаков по-своему отражается атаман, и с каждым он немного другой – отсюда и полифония романа – ведь действие сосредоточено исключительно вокруг Степана Разина, а кажется, что перед нами вся широкая картина освободительного движения.
Интересней всего раскрывают Степана Фрол Минаев, Матвей Иванов, и старик Кузьма Хороший, по прозвищу, Стырь. Фрол, пожалуй, единственный друг атамана, с ним он готов пооткровенничать, приоткрыть душу – не то, что с верным Ларькой: Ларька с его хитростью, жестокостью и вероломством и восхищает, и удивляет Степана, но не располагает к откровенности. Другое дело – Фрол: вместе выросли, вместе ходили по обету на Соловки, знает Фрол, что за молодым Разиным есть грех бессмысленного, жестокого убийства двух человек, с которыми свела судьба по пути на север – просто кровь взыграла, черт под руку толкнул. Никому об этом Фрол не сказал. С Фролом, верным товарищем, Степан смолоду ходил в походы в шахскую область, не раз в бою выручали друг друга, и не было, казалось такой силы, чтобы их растащила, но вот объявил Степан, что пойдут они походом по Волге на царя и бояр – и Фрол откачнулся: одолело его благоразумие. Именно в спорах с Фролом до конца раскрывается прямая, горячая, искренняя натура Степана, его жажда правды и справедливости. Убеждая Фрола, он сам укрепляется в своей решимости одолеть зло на Руси.
Другой человек, который уже сами присутствием в жизни героя побуждает его к нравственным поискам – это Матвей Иванов. Образ этот – при всей его художественной условности – находка Шукшина. Матвей, конечно, резонер, но совершенно необходимый роману. Именно он помогает читателю разобраться в роковых ошибках разинской стратегии и тактики, в полных противоречий чувствах атамана. Быть царем или не быть? Разин отвергает для себя эту перспективу, но выдумывает «чудом спасенного царевича Алексея» и всерьез собирается посадить его на трон. С Матвеем обсуждает Степан, какой царь нужен мужику и слышит: никакой. До понимания этой истины Степану еще предстоит дойти – преданный идеалам казачества, он думает с помощью «мужицкого царя» завести казацкий уклад жизни по всей России. Но казак-то прежде всего воин, а уже потом землепашец, а для мужика земля – это все. И Матвей объясняет ему, как надо обустроить Россию: «Тут и вся воля мужицкая: не мешайте ему землю пахать. Да ребятишек ростить. Все другое он сам сделает: свои песни выдумает, свои сказки, свою совесть, указы свои… Скажи так мужику, он пойдет за тобой до самого конца. И не бросит. Дольше твоих казаков пойдет». Матвей Иванов – выразитель «крестьянской правды», бытовавшей в народе очень долго, вплоть до ХХ века, до Октябрьской революции и гражданской войны. Собственно и в революцию мужик пошел ради этой правды, но «железный век» внес свои коррективы: раскрестьянивание, которое началось уже после исторического указа 1861 года, остановить было невозможно и не нужно. Но можно и нужно было всемерно укреплять и поддерживать деревню, ни в коем случае не доводить ее до разорения. Так думал Шукшин. Это вовсе не значило, будто он не понимал, что народная жизнь находится в постоянном развитии и движении, но дорог ему был землепашец, кр