тить литературу в спортивные состязания: кто короче? Кто длиннее? Кто проще? Кто сложней? Кто смелей? А литература есть ПРАВДА. И здесь абсолютно все равно – кто смелый, кто сложный, кто эпопейный…»[14]. Есть правда – есть литература. Он чувствовал – эта самая ПРАВДА должна подсказать и жанр, и форму произведения. Короткий рассказ! Он не выбирал эту форму – можно сказать, форма выбрала его. Он сел на своего конька.
Начал показывать свои рассказы Ромму. Совестно было отнимать у мастера время, но тот сам требовал: «А где же рассказы-то? Бросил писать, что ли?» и советовал: «Посылай веером во все редакции, придут обратно – меняй местами – и снова». Так он и сделал. Первым отозвался журнал «Смена», напечатал рассказ «Двое на телеге», незатейливое повествование о том, как в страшную непогоду хмурый дед везет девушку-фельдшера в райцентр за лекарством и уговаривает ее переждать непогоду у знакомого пасечника; но, выпив чаю с медом и даже позволив себе «принять» полкружки медовухи, девушка с комсомольским значком решительно встает: «Дедушка, мы все-таки поедем сегодня… Мы просто не имеем права сидеть и ждать!.. Там больные люди… Им нужна помощь!..». Наивный такой рассказик, не без влияния тех самых схем, которые так возмущали Шукшина в чужих произведениях. Но ведь первый, самый первый, набранный в настоящей типографии, напечатанный в столичном журнале! Конечно, он понимал все несовершенство этого сочинения и даже маленько стыдился его. У него в голове роились замечательные сюжеты, но при попытке облечь их в слова, они словно бы расточались – теряли нечто очень важное в своей выразительности и остроте. Так меняется цвет сорванного цветка, осыпается пыльца с крыльев пойманной бабочки. От «опытных» людей он слышал: все это ремесло – работай и оно придет. И он работал, много писал – так что набралось на целую книжку – она вышла в 1963 году в издательстве «Молодая гвардия» и называлась «Сельские жители». Но все это было – не то, не то… Вот тогда-то и сочинилось коротенькое стихотворение «О ремесле»:
Музы, делайте, что хотите!
Душу надо? Могу продать!
Славу встречу…
Научите
Словом как дротиком попадать.
Вот так… не больше, не меньше: «душу… могу продать». Хорошо, что черти тогда этого не слышали. Но услышали музы. И шепнули, что называется это вожделенное умение «словом как дротиком попадать» не ремеслом, а искусством. Несколько лет спустя Шукшин скажет: «Я знаю, когда хорошо пишу: когда пишу и как будто пером вытаскиваю из бумаги живые голоса людей».
Долго-долго никто не подозревал о его истинном призвании. Для всех он был успешно начинающий актер – не всякому удается дебютировать в главной роли, да еще в таком хорошем фильме как «Два Федора». А там подоспела и «Простая история», где он стал достойным партнером знаменитой Нонны Мордюковой. Всем казалось, что жизнь его определилась. Появились и первые заработки.
Все эти годы, пока он учился, его поддерживала мать. Подбадривала письмами, посылала деньги, посылки. В трудную годину Мария Сергеевна, ни с чем не посчитавшись, продает дом с баней и хорошей пристройкой – лишь бы Вася мог доучиться; потом сын воздаст ей за все сторицей, купит новый дом, собственноручно построит баньку и веранду. Переписка сына и матери – это истинная перекличка любящих сердец. «Роднуленька моя хорошая! – пишет он. – Сообщаю тебе, что я возвратился в Москву и теперь все время буду здесь. Посылку твою получил. Подарки ты мне отваливаешь прямо купеческие. Спасибо. Хорошая моя. Пусть это будет мне на счастье. У меня сейчас очень напряженное положение. Скоро начну делать диплом. Еще неизвестно, где буду работать. Съемки окончатся, наверное, в августе. Сейчас съемки идут в Москве.
Я, мамочка, очень хочу, чтобы ты мне скорей написала – как и что там у нас. Здоровье у меня нормальное. Деньги есть. Да еще ты в посылке послала. Ты уж пока не посылай, мамочка. А то потом, вот когда буду делать диплом, может статься, что мне немного потребуется выслать…
Хочу написать в райком – поблагодарить за приветствие и хороший отзыв.
Как наши Зиновьевы?
Пиши мне про все, моя милая мамочка. Кажется, еще никогда не было такого большого перерыва, чтобы я тебя столько не видел. Очень соскучился. Пиши мне скорей, родненькая моя».
Зиновьевы – это сестра Наташа с мужем Александром. Он любящий брат: не случайно «девушку на телеге» зовут Наташа Зиновьева. Через несколько лет случится страшное горе. У Наташи умрет муж, двое детей-близняшек останутся без отца. И Шукшин изо всех сил будет стараться, чтобы они не чувствовали себя сиротами. Теперь уже посылки пойдут в обратную сторону – из Москвы на Алтай. Шукшин по натуре своей человек семейственный, чадолюбивый. Но своей собственной семьей обзаводиться не спешит. Да и не может. Он… уже женат. На школьной подруге своей сестры, односельчанке Марии Шумской.
В одном из первых своих не частных откровений, ни разу не опубликованном при его жизни рассказе «Письмо любимой», он отобразил свое первое чувство: «Она была приезжая – это поразило мое воображение. Все сразу полюбилось мне в этой девочке: глаза, косы, походка… Нравилось, что она тихая, что учится в школе (я там уже не учился), что она – комсомолка. А когда у них там, в школе, один парень попытался из-за нее отравиться (потом говорили, что только попугал), я совсем голову потерял.
Не помню теперь, как случилось, что я пошел провожать ее из клуба.
Помню, была весна… Я даже и не выламывался, молчал. Сердце в груди ворочалось как картофелина в кипятке. Не верилось, что я иду с Марией (так ее все называли – Мария, и это тоже мне ужасно нравилось…».
Может быть, в том, что Шукшин, на целый год после флотской службы остался в Сростках, тоже виновата была Мария? Почему же тогда, уехав, не позвал ее за собой? Скоро в восьмитомном собрании сочинений Шукшина, издаваемым Алтайским государственным университетом, будут опубликованы неизвестные письма к Марии Шумской – может быть, тогда мы поймем, кто и в чем провинился? Два года Шукшин живет и учится в Москве, приезжая в Сростки только летом. В августе 1956 года он расписывается с Марией – и потом уже, похоже, с ней не встречается. Она видит его только на экране в фильмах «Два Федора», «Золотой эшелон», «Простая история», «Аленка», «Когда деревья были большими» – если только хочет видеть.
В 1963 году он приезжает в Сростки со съемочной группой фильма «Живет такой парень» и знакомит мать со своей новой привязанностью – студенткой ВГИК Лидией Александровой: он снимает ее в роли библиотекарши Насти. Узнав о том, что Шукшин некоторое время будет жить и работать в Сростках, Мария уезжает учительствовать в Горно-Алтайск.
Рассказ о первой любви заканчивает так: «Много лет спустя Мария, моя бывшая жена, глядя на меня грустными добрыми глазами, сказала, что я разбил ее жизнь. Сказала, что желает мне всего хорошего, посоветовала мне не пить много вина – тогда у меня все будет в порядке. Мне стало нестерпимо больно – жалко стало Марию, и себя тоже. Грустно стало. Я ничего не ответил».
Да, у него появилась пагубная привычка к вину. Успех картины «Живет такой парень», первая премия на Всесоюзном кинофестивале в Ленинграде и награда за лучший дебют на XVI Международном кинофестивале в Венеции принесли, естественно, и большие деньги, а вместе с деньгами появились и новые «друзья», вернее, собутыльники, буквально осаждавшие его и на студии, и дома. И это были не только забулдыги. Надо отдавать себе отчет в том, какую огромную разрушительную работу вели ненавистники нашего Отечества, спаивая талантливых людей, которые могли бы стать светочами нации. Вспомним поэта Николая Рубцова, кинодраматургов Геннадия Шпаликова и Евгения Григорьева, художника Виктора Попкова – все они на наших глазах растрачивали свои силы в попойках и погибали – нелепо, трагично и безвременно. Шукшин всей своей «содранной кожей» чувствовал фальшь, ложь, насмешку и буквально выдирался из объятий этих «друзей».
Конечно, присутствие в его жизни умной, сильной, верной женщины изменило бы все. Да ему попросту нужна жена, подруга, половина. Но к женщинам он относится настороженно. Это отношение четко выражено в дневниковой записи: «Эпоха великого наступления мещан. И в первых рядах этой страшной армии – женщины. Это грустно, но так». Да, женщины более непосредственны и откровенны – в них с большей силой и видимостью проявляется охватившая чуть ни весь народ жажда всежизненного устройства. Всем хочется достатка и удобств – хватит, наголодались! Квартира, машина, дача – вот они основы благосостояния, за ними очередь, и женщины не намерены оставаться в хвосте. Успешный муж это тоже приобретение, счастливый билет в красивую, обеспеченную жизнь. Муж – кинорежиссер! Это звучит. Шукшин не верит женщинам. Даже самые умные, самые тонкие, вроде бы свободные от материальных расчетов, они какой-то частью своей души все равно потребительницы – и нечего строить иллюзии. Спустя несколько лет напишет Шукшин рассказ «Страдания молодого Ваганова» и вспомнит о том, что давно отболело. Была в его жизни очень красивая девушка с точеным лицом и такой же фигуркой, похожая на деревянную куколку, сделанную большим мастером. Он точно ее описал и даже имя не переменил – Майя. «Далекое имя, весеннее имя, прекрасное имя… – так он писал в рассказе про молодого работника районной прокуратуры Ваганова, который накануне получил от этой самой Майи письмо и теперь собирался писать ответ. – Все утро сегодня сладостно зудилось: вот сядет он писать. И будет он эти красивые оперенные слова пускать точно легкие стрелы с тетивы – и втыкать, и втыкать их в точеную фигурку далекой Майи. Он их навтыкает столько, что Майя вскрикнет от неминуемой любви… Пробьет он ее деревянное сердечко, думал Ваганов, достанет где – живое, способное любить просто так, без расчета. Но вот теперь вдруг ясно и просто подумалось: а может она так? Способна она так любить? Ведь если спокойно и трезво подумать, надо спокойно и трезво же себе ответить: вряд ли. Не так росла, не так воспитана, не к такой жизни привыкла… Вообще не сможет и все». «Ваганов всегда знал: Майя не ему чета. Жалко, конечно, но… А может, и не жалко, может, это и к лучшему: получи он Майю, как дар судьбы, он скоро пошел бы с этим даром на дно. Он бы моментально стал приспособленцем: любой ценой захотел бы остаться в городе, согласился бы на роль какого-нибудь мелкого чиновника… Не привязанный, а повизгивал бы около этой Майи». И вот теперь Майя писала ему, что по старой дружбе хочет приехать и пожить у него с неделю – мол, давно мечтала побывать в его краях. Ваганов читал это письмо, «обжигаясь сладостным предчувствием, он его гладил, смотрел на свет, только что не целовал – целовать совестно было, хотя сгоряча такое движение – исцеловать письмо – было. Ваганов вырос в деревне, с суровым отцом и вечно занятой, вечно работающей матерью, ласки почти не знал, стыдился ласки, особенно почему-то поцелуев».