Показал, что ему Смушкевич назвал Левина как участника заговорщицкой организации, Имеется в его деле заключение, утвержденное Кобуловым об осуждении к высшей мере наказания. Суду предан не был. Погиб 28.10.41 г.»
Выписка из собственноручных показаний А. А. Левина
от 6.08.41 г.
«Об участии Новикова в антисоветском заговоре мне сообщил Ионов в декабре 1940 года. В Ленинграде отношения с Новиковым стали вскоре приятельскими. На базе этих отношений Новиков не раз со мной откровенно говорил о неустойчивости комсостава в Красной Армии — «вот сейчас генералы, а чуть проштрафился — полетишь. Работаю, а чувствую на себе пятно: сын полицейского».
В один из ночных разговоров я сказал, что от Ионова знаю, что Александр Александрович состоит в антисоветской военной организации. Новиков посмотрел на меня и сказал, чтобы я говорил тише. Он высказался также, что война с немцами назревает, этим приближается время, когда организация должна будет действовать активно».
Выписка из протокола очной ставки с Рычаговым
от 31.08.1941 г.
Вопрос к Левину: — Подтверждаете ли вы ранее данные вами показания о своей враждебной работе?
— Полностью подтверждаю.
— По враждебной работе вы были связаны с Рычаговым?
— Нет, с Рычаговым по враждебной работе я никакой связи не имел.
Вопрос к Рычагову:
— Правильно ли показывает Левин?
— Нет, Левин говорит неправду. Он был непосредственно связан со мной по совместной враждебной работе в ВВС.
Вопрос к Левину:
— Почему вы скрываете заговорщицкую связь с Рычаговым?
— Я ничего не скрываю. Я полностью признался в совершенных мною преступлениях, но с Рычаговым, повторяю, я действительно не был связан.
Вопрос к Рычагову:
— Откуда вам стало известно о принадлежности Левина к заговорщицкой организации?
— От Смушкевича в апреле 1938 года.
Вопрос к Левину:
— А со Смушкевичем вы были связаны по антисоветской работе?
— Да, с 1940 года.
— Как же Рычагов мог узнать о вашей причастности к заговору в 1938 году?
— Я уже показывал, что участником заговора являлся с 1934 года и Смушкевич мог об этом знать раньше, но я лично с Рычаговым связи не имел.
Вопрос к Рычагову:
— Уточните, когда вы связались по заговорщицкой работе с Левиным?
— В сентябре 1940 года во время отъезда Смушкевича в отпуск Левин был у меня с докладом по делам Управления. По докладу выходило, что положение в Управлении неважное: не хватало горючего, матчасть была недостаточна. Выслушав, я сказал Левину, что неудовлетворительное положение в ВУЗах мне в основном понятно, т. к. Левин является участником заговора и ведет вредительскую работу.
Вопрос к Левину:
— Так это было?
— Нет, Рычагов показывает неправду. Он со мной заговорщицкой связи не устанавливал.
— А вы знали, что Рычагов является участником заговора?
— Нет, не знал.
Вопрос к Рычагову:
— В каком направлении вел враждебную работу Левин в ВУЗах?
— В основном вредительская работа Левина заключалась в том, что он создавал условия для снижения качества подготовки летного состава и уменьшения количества, выпускаемых из школ летчиков и пилотов.
Вопрос Левина к Рычагову:
— Если вы имели со мной заговорщицкую связь, то при назначении моем в Ленинград должны были дать какие-либо указания по враждебной работе?
— Да, такие указания я вам дал.
— Скажите, какие?
— Ознакомиться с обстановкой на месте, присмотреться к людям и при первом приезде в Москву сообщить мне.
Заявление Левина:
— То, что Рычагов показывает неправду видно из того факта, что марте месяце я находился в Москве три дня в связи с работой комиссии. Комиссия работала в здании Управления ВВС.
Вопрос к Рычагову:
— Верно ли это?
— Да. Я не знал, что в это время Левин приезжал в Москву.
— Как же это могло быть?
— Я не предполагал, что эта комиссия будет работать с участием Левина, в отношении которого, как мне известно, комиссия должна была открыть ряд «грехов».
11.06.1941 года в деле Левина появилось «собственноручное признание» и генерал-лейтенанта авиации Я. В. Смушкевича. «В подготовке летчиков, летнабов и стрелков, — заявлял он, — положение обстояло очень плохо до последнего момента. В этом виноваты кроме меня Левин, Локтионов и Котов (Управление кадров)».
И вот один из пунктов обоснования ареста Левина: «ВУЗы ВВС, руководимые Левиным, из года в год не выполняли плана по подготовке кадров ВВС КА, а выпускаемые из школ летчики имели низкую подготовку, в силу чего в строевых частях увеличивались летные происшествия». В том же документе была ссылка на показания бывшего начальника Липецкой высшей летно-тактической школы Н. Я. Котова, который на допросе еще в декабре 1937-го показал, что генерал Левин «проводил и поощрял очковтирательство в школах, узаконил лозунг «Судят не за то, что занимаешься очковтирательством, а за то, что неумело его проводишь».
В руках следователей был еще ряд показаний, среди которых ссылка на допрос бывшего начальника штаба эскадрильи 20-й авиашколы капитана И. И. Яроцевича. С начальником вузов, в то время комбригом Левиным, Яроцевич встретился в 1934 году в Ворошиловоградской школе: комбриг приехал туда с целью инспектирования. И вот начальник штаба эскадрильи припомнив беседу с начальником вузов ВВС, заявил, что тот давал ему вредительские установки по летной подготовке курсантов: «Не надо выполнять те программы, которые утверждены Наркомом, это все чепуха», — ссылался на указания высокого начальства капитан Яроцевич и заметил при этом, что главное — «научить курсантов взлету и посадке и полету по кругу над аэродромом». Затем Яроцевич сделал такой вот вывод: «На основе этих установок Левина курсанты — выпускники их школ являлись неполноценными летчиками по объему подготовки для частей ВВС РККА».
Протокол Особого совещания № 6-м от 13.02.42 г. зафиксировал постановление: высшая мера наказания. Через десять дней Левина расстреляли — в день Красной Армии.
Во все этой истории была куча свидетелей, которые изобличали Левина, как заговорщика. Среди них Рычагов, Шахт, Ионов, Опарин, Никитенко, Писманник, Котов, Бажанов, Хрипин, Яроцевич… Смушкевича и Рычагова, известно, тоже расстреляли. Только Василий Сталин к этому никакого отношения не имел. Когда они действовали в строю авиаторов, Вася еще в пионерах ходил…
Антисоветская настроенность В. Сталина
Так-то оно так. Но проблема для ленинского Политбюро оставалась — как избавиться от Васи… Скажем, можно было объявить, что сын Сталина сожрал всех мамонтов: «Мы понимаем, что не вы всех мамонтов съели. Но, гражданин Сталин, куда-то они делись…» Нет, для Лубянки такое дело не подходило. И тогда специалисты по приговорам пошли в атаку на Васю широким фронтом. Сначала ринулись на дачу — считали там: один поросенок «Борька», десять кур-несушек, три индюка, яблони, вон, из Мичуринского питомника… Насчитать-то насчитали, но никак не тянул поросенок «Борька» на смертную казнь.
Наконец, придумали. «В. Сталин неоднократно высказывал резкое недовольство отдельными, проводимыми Партией и Советским правительством, мероприятиями… — это уже из Приговора Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР. — Антисоветская настроенность В. Сталина ярко выявилась и в том, что он в своем озлоблении допустил выпад террористического характера в отношении одного из руководителей Партии и Советского правительства». Да, именно так. Коммунистической партией сын Сталина, выходит, был недоволен, как нынче известный всем ее генсек Горбачев. И террористический акт против одного из партийных вождей Василий учудил якобы, как в наше время — против любимца партии и народа Толика Чубайса.
Мало этого? Нет проблем — следователи Влодзимирский и Козлов пошевелили мозгами и двинули Василию Сталину еще оно обвинение — в намерении встретиться с иностранными корреспондентами «с целью изменить Родине». Улики? Пожалуйста — портрет в американском журнале. Как он там появился? В ресторане «Метрополь» с кем сидел?.. Это, по выводам следователей, «было первым шагом к сближению с иностранными корреспондентами для последующей измены Родине».
Уже отсидев в тюрьме два года без суда, Василий Сталин обратился с письмом в Президиум ЦК КПСС. По поводу обвинения в намерении изменить Родине Василий Иосифович писал: «Клевета от начала до конца! В «Метрополь» я пошел на свидание с Васильевой. У меня много пороков, в которых не особенно приятно сознаваться, но они были. В отношении же чести и Родины я чист. Родина для меня — это отец и мать».
Все предвидели следователи по особо важным делам. И как на охоте волка обкладывают красными флажками, так и Василия сбивали с толку, пугали, шантажировали, загоняя под пулю…
Вскоре Влодзимирского с компанией вслед за Лаврентием, как и следовало ожидать, арестовали. Но с какой легкостью новый министр внутренних дел С. Н. Круглов в письме от 8 августа 1953 года Маленкову повторил обвинение, состряпанное бериевскими палачами!
«В процессе следствия арестованный Сталин В. И. признал себя виновным в том, что он… систематически допускал незаконное расходование, разбазаривание казенного имущества и государственных средств, а также использовал служебное положение в целях личного обогащения», — пишет министр, откровенно додумывая и без того сфальсифицированные факты, добытые в камерах пыток. Он словно и не заметил в протоколе допроса от 9 мая 1953 года ответ обвиняемого: «Расхищения государственных средств и казенного имущества в целях личного обогащения я не совершал и виновным в этом себя признать не могу». Круглов ссылается на показания соучастников «преступлений Сталина В. И.», его адъютантов — Полянского, Капелькина, Степаняна, шофера Февралева и штабной парикмахерши Кабановой.
Как рассказывает сын адъютанта Полянского, его отцу тоже предъявили целый список обвинений, из которого по любому пункту грозила смертная казнь. «Когда отец отказывался подписывать предъявляемые ему обвинения, его били (выбили почти все зубы, отбили почки и легкие), а затем бросили в карцер, — вспоминает он и отмечает, что на очной ставке «хозяин» выручил отца, заявив, что Полянский только дублировал его — Сталина — распоряжения и приказы».