Так-то, мамка. Постарайся (а если ты захочешь и постараешься, то достанешь все), как можно быстрее достать и привезти перечисленное инструментальное имущество. Оно мне крайне необходимо. Насколько мог, старался нарисовать и объяснить, что мне нужно. Консультацию можешь взять у Володи, а если ты с ним не в ладах, то у Ивана Константиновича. Если встретится в магазине и не такой инструментальный набор, но приличный, то купи — он не будет лишним, только сохранит мне руки и подтвердит мое усердие к работе, что оценивается при начислении дней. Вникни. Это важно…»
Заметим, для летчика, освоившего десятки типов боевых машин — истребителей, бомбардировщиков, штурмовиков, как своих, так и трофейных машин, и наших союзников по войне, — профессия, которую пришлось осваивать в тюрьме, была, как бы сказали во времена застоя, смежной. С помощью ее бывший генерал-лейтенант, командующий авиацией округа должен был исправляться в процессе трудовой деятельности. Годы войны, схватки с противником в огненном небе, боевые маршруты — это нетрудовая деятельность. Вот в тюремной мастерской покрути-ка сверлом — тогда ты уважаемый человек. И сын Сталина крутил — и на сверлильном станке, и на токарном.
Спустя годы бывший дежурный смены тюрьмы А. Малинин тоже вспоминает и тепло отзывается о Василии: «Хороший был человек, ничего плохого про него не скажешь. Режим выполнял. Никогда не жаловался. Содержали его получше, чем других, — полы в камере сделали деревянные, питание дали больничное — нездоровый был человек. Потом привлекли к работе в мастерских. Он стал хорошим токарем, план перевыполнял. Инструмент тогда трудно было достать, так по его просьбе жена привезла два неподъемных чемодана с резцами, фрезами. О себе Василий Сталин оставил добрую память. У нас раньше питание разносили по корпусам в бачках, а он сконструировал и изготовил особую тележку, на них и сегодня возят продукты».
Словом, и начальник Владимирского централа успокоился и был вполне доволен зэком Васильевым: подземный ход до Тбилиси тот не рыл, «в обращении с администрацией вел себя вежливо, много читал».
А дочь Василия Иосифовича Надя вспоминала и такое: «Часто, когда мы его ожидали, через открытую дверь в коридоре было видно, как его вели. В телогрейке, ушанке, кирзовых сапогах, он шел, слегка прихрамывая, руки за спиной. Сзади конвоир, одной рукой придерживающий ремень карабина, а в другой держащий палку отца, которую ему отдавали уже в комнате свиданий. Если отец спотыкался и размыкал руки, тут же следовал удар прикладом. Он действительно был в отчаянии. В письмах, которые передавал через нас и посылал официально, он доказывал, что его вины нет. Он требовал суда. Но все бесполезно…»
Оставалось терпеть и ждать… И заботиться о любимой:
«Мамка — родинка!
То, чего я так боялся, произошло. Простудилась не только ты, так что это не автобус. Проклятая конура.
Но почему нет больничного? О чем думают ваши блюстители здоровья? Ты обязательно должна отлежаться. Это не шутка — здоровье. Сколько тебе не говорил, ты бравируешь им. Очень рад, что наконец сама решила серьезно обследоваться. Очень правильно. Если мы на разных «полюсах» начнем хворать, то кроме «аклюзии» ничего не получится. Надо привести здоровье в порядок. Сделай это как следует и помни, что от нашего здоровья очень многое зависит в жизни. Кроме нас самих о нем заботиться никто не будет.
Письмо получил 31-го марта (в субботу), почта уже не работала, поэтому пишу ответ сегодня, 2 апреля. 7 часов утра…
Настроение у меня очень отвратительное, но твердость духа моего может тебя не беспокоить. Хотя и трудно, но ничего. Отец часто говорил: «Для того, чтобы из железа получилась сталь, его надо бить». Это конечно образно, но смысл в том, что за битого двух не битых дают. Сильный человек должен стать сильней от такой передряги, а слюнтяй расклеится… Мне очень трудно, вернее, тяжело, но расклеиваться не собираюсь. По крайней мере, стараюсь держаться. К тому же ты знаешь мое мнение в принципе, а детально можно было спорить в принципе до решения — теперь же уже поздно. Остается переварить и сделать вывод на будущее. В общем, жизнь сложная штука, но вешать нос и предаваться полному отчаянию нет никакого смысла. Так-то, мать. Но об этом хватит.
Ты пишешь, что Лину «учит жизнь». Как это понять? Если долго не сможешь приехать, так напиши хоть намеком. Меня это очень обеспокоило. Получила ли она мое поздравление и как справила свое 15-летие? Как здоровье? Как успехи со спортом? Напиши, что сейчас проходят у них по литературе. Лучше, если она сама напишет, но это долго ждать, а ты напиши — быть может, я ей помогу советом, как исправить 3-ку.
Немного о себе. Купи, пожалуйста, очки. Черт бы его побрал, этот паршивый городок — нет даже мастерской (оптической). С глазом плохо и без очков работать нельзя. Купи очки против солнца (со светофильтром — дымчатым слабым, но с крепкой оправой). Они подойдут и хорошо подойдут, т. к. в мастерской сильный свет, который режет глаза, а светофильтр — только не густой, а слабый — будет одновременно предохранять и от ожогов, и от слишком яркого света. Попробуй сначала не покупать, а позвони и напиши Алекс. Алекс. Козыреву. Пусть попробует выдать из моих очков все, что есть. По-моему, там есть подходящие (с желтой оправой). Кроме того мне помнится, что такие же есть у тебя и у Светы. Лучше вряд ли удастся купить, но посмотри сама. Без очков очень плохо. Очень. Помогай, мать…
Роднуля ты моя, береги себя. Еще раз настоятельно требую этого от тебя. Вообще без здоровья плохо, а в нашем положении вдвойне плохо. Хоть для меня береги. Жду тебя. Но только не рискуй здоровьем, вылечись. Постарайся предупредить письмом о приезде заранее. Тогда попрошу протопить и не повторится «холодильник». Экономить на своем здоровье (такси) глупо. Ни в коем случае не делай этого.
Жду, скучаю. Очень жду.
Крепко тебя целую.
Твой Василь.
Расцелуй Линушку.
Исполнила ли мою просьбу в отношении того, чтоб не вмешиваться в расходы Линушки? Если нет, то зря. Проследить надо, а вмешиваться ни в коем случае.
Родинку мою целую».
«8.4.1956
Милая ты моя!
Соскучился я здорово. Ждал и готовился к 9-му апреля, но…! Ничего, это дело поправимое.
Родинка! Надо все же твердо договориться о свиданиях. Я понимаю, что не все от тебя зависит, но в основном конечно от тебя. Продумай такой вариант: может быть, тебе приезжать в субботу после работы? Ничего, что это будет поздно (хоть в 11–12 часов ночи) — в воскресенье можно отдохнуть. В общем, взвесь все варианты и когда приедешь, решим сообща, как лучше.
Меня очень беспокоит твое здоровье. Ты ни слова не пишешь: лечишься ли, что тебе сказали на консультации и была ли ты на консультации. Такое отношение к здоровью просто преступление. Надо лечиться!.. У меня опять плохо с легким (все время правое), но я показывался врачу и стараюсь делать все, чтобы не свалиться и вылечиться. Тебе надо также бросить пренебрегать врачами и заняться серьезно здоровьем. Кроме глюкозы обязательно привези мне бутылок 20 гематогена. Стоит он пустяки, но здесь его часто не бывает, вернее, редко найдешь. Польза же от него немалая… Но хватит о болячках. Черт его знает, о чем не думаешь, всегда сворачиваешь на болячки. Действительно, у кого что болит, тот о том и говорит.
Мамка! О работе. Ты пишешь, что ученики твои не приносят пока радости. Дорогая моя! Учить — дело не легкое и подчас очень неблагодарное. Много труда вложить в оболтуса, у которого в голове ветер гуляет, пока он даст желаемые плоды. Но чем труднее эти плоды вырастить, тем они дороже для воспитателя, это и является гордостью его. Трудись, дорогая, время даст и тебе радостные минуты победы и удовлетворения.
Прочитал о заслуженных тренерах. Как помнишь, много мы об этом говорили. Дело правильное и очень полезное. Мамка! А как у тебя с этим званием? Ведь кто-кто, а ты должна попасть в первую десятку. Напиши подробнее об этом. Только не психуй и не нервничай, если вздумают обойти. Конечно, обидно, и ты заслужила больше других (я имею ввиду таких, как Семкин), которые берут уже почти готовых и потом, при удаче, выдают за своих. Мне по душе и я считаю, что такое звание в первую очередь заслужил Петя Жаринов, эта черновая лошадка, без которой эти альфонсы, вроде Семкина, ни черта не стоят! В общем, наберись спокойствия и не «взбесись». Перетерпи. Надейся на лучшее. И у тебя будут отличные результаты, если только не свалишься раньше времени, пренебрегая здоровьем.
Ты пишешь, что в Москве зима. Погода, действительно, гадкая и она здорово бьет по моему легкому. Я эту погоду чувствую теперь, как барометр и барограф — по легкому и ноге. Но грачи прилетели, голуби воркуют во всю, так что весна свое возьмет. Весна…
Любимая ты моя! Жду. Очень жду. Хоть ты и пишешь «не беспокойся за меня», я очень беспокоюсь, особенно за здоровье твое. Желаю всего самого хорошего, счастливого и удачного в работе.
Крепко обнимаю и целую.
Твой Василь».
«15 мая 1956 г.
Лина!
Как тебе не совестно?
Мать в больнице, а ты ни слова не написала. Не знаю, как это назвать. Опиши мне, пожалуйста, все, как это случилось с момента отправки в больницу и до получения этого письма. Все вы там хороши — ни слова не написать!
Но тебя я крепко обнимаю.
Жду письма. Отец».
«Родинка дорогая!
Этот проклятый соловей доводит меня до белого каления. Поет проклятый. Здорово поет. Как раз над тем местом, где мы бываем. Навевает воспоминания…
Прошлый раз (в письме) я ни слова не упомянул о Линушке, т. к. она сейчас готовится к «бою» и мешать ей не стоит. Самое главное, не дергай ее сейчас. Что знает, то ответит, а что не знает — уже поздно учить. Наоборот, эти дни (экзаменов) постарайся ни о чем ей не перечить и освободить ее от всех дел, кроме подготовки и зачетов…
Обязательно привези Линушкин дневник за весь год и аттестат экзаменов. Если у нее не все ладно и она будет стесняться, то не говори ей ничего, а просто молча возьми с собой и все. Эту «пропажу» на одно воскресенье она не заметит. Привези обязательно.