в надежном тайнике документы или записки Василию вряд ли могла бы воспрепятствовать чекистская слежка, тем более что она не была такой уж плотной. Почему грядущий приезд в Казань на день рождения бывшего мужа Капитолины Васильевой должен был так взволновать КГБ, что там решили любой ценой не допустить их встречи? Зачем Василию было ждать целый год, чтобы поделиться страшной тайной? На такого рода вопросы у сторонников версии о том, что Василия Сталина убили, чтобы скрыть обстоятельства насильственной же смерти его отца, сколько-нибудь убедительных ответов не находится.
До сих пор загадочной фигурой остается последняя жена Василия Иосифовича Сталина Мария Игнатьевна Нузберг. Все остальные родственники Василия настроены по отношению к ней враждебно и не особо скрывают это. Они же распускают слухи о связи Нузберг с КГБ. Логика тут проста: кому, как не госбезопасности, подставить освобожденному из заключения сыну Сталина жену-осведомительницу, чтобы отслеживала каждый его шаг. Иначе с чего вдруг медсестра бросает своего первого мужа, уходит от него с двумя дочерьми, чтобы соединить свою судьбу с бывшим зэком-алкоголиком со стопятидесятирублевой пенсией.
Была или не была Мария Игнатьевна агентом КГБ, мы, возможно, никогда не узнаем: на Лубянке умеют хранить свои тайны. Но я вполне допускаю, что никаких связей с госбезопасностью четвертая жена сына Сталина не имела, а сошлась с ним под влиянием двух чувств: любви и тщеславия. Почему-то забывают одну важную вещь: Василий действительно нравился женщинам. А стать законной супругой сына покойного «вождя народов» — самый простой путь попасть в Историю. Не случайно же Мария приняла фамилию Джугашвили (можно предположить, что именно на эту фамилию Василию выдали паспорт после освобождения из тюрьмы) и передала ее также своим дочерям, удочеренным новым мужем. Кстати, через несколько десятилетий после смерти генерал-лейтенанта Сталина у нее появилась соперница, что само по себе симптоматично.
Некая Мария Николаевна, или Мариша (свою фамилию журналистам она называть не разрешает), утверждает, что именно она была последней любовью Василия Иосифовича и безуспешно пыталась спасти его от «нехорошей женщины» Нузберг. Вот какую историю поведала она корреспондентке израильской газеты «Эхо» Майе Валеевой: «Оба моих дяди были летчиками и служили под началом Василия… Когда я услышала от дяди о его приезде в Казань, я позвонила ему, представилась, напомнила о встрече на стрельбище (в бытность Василия командующим ВВС МВО. — Б. С.). Он обрадовался и тут же пригласил меня в гости…
Материально мы жили очень скромно. Василий получал пенсию 300 рублей, из которых 150 отсылал первой жене. И еще мой оклад. Вставал всегда очень рано, шел на кухню, готовил завтрак. Из дома никуда не выходил, только пенсию получать ездил в КГБ на Черное озеро, да и то всегда вместе со мной. Его ни на миг не покидало предчувствие, что его заберут…»
По просьбе Василия Мариша поехала в Москву хлопотать о его возвращении в столицу. Обратилась за помощью к Анне Сергеевне Аллилуевой. Та сказала, что помочь может только один человек — Ворошилов. Мариша пошла к Ворошилову, но старик честно признался: «Я все понимаю, но ничем не могу помочь, я ничего не решаю».
Дальше, по словам Марии Николаевны, события развивались как в настоящем триллере: «Я вернулась из Москвы ни с чем. Василий был болен, лежал в постели. Поздно ночью раздался звонок. Женский голос сказал: «Лялечка! (Так звали меня только очень близкие люди.) Я тебя поздравляю!» — «С чем?» — спросила я. «Ну, ты ведь замуж вышла!» — «Кто это говорит?» — «Свои», — ответила женщина. «Кто свои?» — «Завтра узнаешь!» — сказала она и повесила трубку…»
Следующим вечером в их доме раздался звонок. «Я открыла, — утверждает Мария Николаевна, — и незнакомая женщина влетела прямо в комнату, где лежал Василий. Он приподнялся: «Зачем ты пришла?» Но женщина заявила мне: «Оставьте нас вдвоем». Василий тут же крикнул: «Мариша, сядь и не уходи!» — «Ты очень болен, может, я смогу тебе помочь?» — ворковала женщина. Я решила, что это, видимо, его давняя знакомая, и ушла на кухню. Они говорили долго. Потом услышала голос Васи: «Уходи!» — «Нет, я никуда не уйду». И тут она заявила мне: «Если вам не трудно, уйдите домой сегодня». Я обомлела от ее наглости, прошу Васю: «Васико, объясни, я ничего не пойму!» — «Потом, потом…» — страдальчески сказал он. Разозленная, в смятении, в ревности, я оделась и ушла».
Уже утром Марию Николаевну будто бы вызвали в райотдел внутренних дел и пригрозили привлечь к ответственности за скандал, учиненный в квартире, где она живет без прописки. Несколько дней Мариша у Василия не появлялась. Она вспоминала: «Меня терзали самые дурные предчувствия, ничего не могла понять. Через некоторое время Вася позвонил мне на работу и попросил прийти. Сказал, что раньше позвонить не мог, три дня был без сознания. Когда приехала к нему, он по-прежнему лежал в постели, очень худой, бледный, обросший. На его правой ноге была огромная язва.
Я просила его объяснить, что происходит, кто та женщина, но он ничего не ответил. Сказал только, что был без сознания, около него находились врачи… После его смерти я узнала от Анны Сергеевны, что, когда после заключения в Лефортово он лежал в больнице, к нему приставили няньку — Марию Игнатьевну Нузберг. Привезли ее из Омска, с двумя детьми, дали в Москве квартиру, а муж ее оставался в Сибири. Это и была та самая Нузберг.
Пока мы разговаривали, из поликлиники пришла врач Барышева с медсестрой, сделали Василию укол. Он сказал, что ему колют снотворное. Меня это насторожило. Я потихоньку взяла использованную ампулу, завернула ее, но это заметила медсестра. Резко подскочила ко мне: «Уколетесь!» Выхватила и раздавила прямо на ковре…» Этой медсестрой и была Нузберг.
Затем Василий и Мариша не виделись два месяца. Только в марте позвонила врач Барышева и попросила навестить его. При разговоре Мариши с Василием опять присутствовала Нузберг. «Почему ты не позвонил сам?» — поинтересовалась Мария Николаевна.
«Я не мог. Меня не было», — оправдывался Василий.
«Как?» — удивилась Мариша.
«Меня увозили» — уверял Василий.
«Куда увозили?» — допытывалась Мариша.
«Не имеет значения…» Василий уклонился от ответа. Но затем, улучив момент, когда Нузберг вышла из комнаты, прошептал: «Имей в виду, тебе могут наговорить очень многое. Ничему не верь…»
Позднее он еще дважды звонил Марии Николаевне и ее матери, умолял не проклинать его, говорил, как ему плохо и что его опять куда-то увозили. А 19-го числа Василия не стало.
Мария Николаевна утверждала, что и памятник с надписью «Единственному от М. Джугашвили» установила она, а не Нузберг: «Я никогда не говорила, что хочу поставить памятник. Еще когда Вася был жив, был у него товарищ, который часто приходил к нам, — Дмитрий Иванович. Вот он и говорит мне: «Ты памятник собираешься ставить? Тебе это будет дорого. Мы, Васины друзья, сами ему памятник поставим. Если хочешь — от твоего имени». Я отказалась. Но он настаивал, сказал, что все уже договорено. Через неделю позвонил мне: «Приходи, завтра ставим памятник».
В рассказе Мариши слишком много нелепостей, чтобы он мог вызвать доверие у сколько-нибудь осведомленных читателей. Начну с того, что получать пенсию она почему-то заставляет в КГБ, хотя это учреждение функции собеса сроду не выполняло. Искать помощи в Москве Мария Николаевна почему-то идет к Анне Сергеевне Аллилуевой, которая только в 54-м году вернулась из заключения уже психически больным человеком. Этого не мог не знать Василий, но Марише, очевидно, данный факт остался неизвестен. Столь же странно и обращение к Ворошилову, который давно уже не являлся Председателем Президиума Верховного Совета и членом Политбюро и никак не мог помочь Василию. И уж вовсе экстравагантна история с памятником. Надгробия, как известно, можно устанавливать на могиле только с ведома наследников покойного. Неужели Нузберг позволила бы установить памятник чужим людям, но зато с надписью, выполненной как бы от ее имени? И даже если друзья Василия и скинулись на скромный памятник, договариваться об этом они должны были бы с Марией Игнатьевной Нузберг и текст надписи наверняка придумала она. Да и сам рассказ Мариши слишком уж литературен.
Даже после смерти Василия не оставляли в покое. Его могила регулярно подвергалась осквернению. Например, 28 октября 1988 года газета «Вечерняя Казань» сообщила об очередном акте вандализма — золотые буквы на обелиске были залиты кислотой. В статье также говорилось: «Была когда-то на мраморном обелиске фотография Василия Джугашвили. Но ее десятки раз выбивали железом, в нее стреляли из малокалиберной винтовки, выкорчевывали вместе с осколками черного камня… Уже около 25 лет оскверняют безвинную могилу». Ненависть к отцу многие перенесли на могилу сына, благо она, в отличие от кремлевского захоронения «великого кормчего», никем не охраняется.
Думаю, что на сегодня самой убедительной версией кончины нашего героя представляется смерть от последствий злоупотребления алкоголем. Более точно о конкретной причине смерти можно будет судить после обнародования соответствующего медицинского заключения. Память же о Василии Иосифовиче Сталине — это совсем не то же самое, что память о его отце. Василий ведь в своей довольно бурной жизни никаких преступлений так и не совершил, людей не губил. Он честно выполнял свой долг летчика-истребителя, а потом немало сделал для того, чтобы советский спорт занял достойное место в мире. И, когда мог, Василий Сталин всегда помогал людям, независимо от их звания и положения. За все это хотя бы после смерти стоит помянуть его добрым словом!
Библиография
Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), фонд 558, опись 11 (фонд И. В. Сталина).
Аксенов В. П. Московская сага: Роман. Кн. 1–3. М.: Текст, 1994.
Аллилуев В. С. (в выходных данных ошибочно: «Владимир Федорович» вместо «Владимир Станиславович»). Хроника одной семьи: Аллилуевы — Сталин. М.: Молодая гвардия, 1995.