отал, поводя головой в сторону двери.
У Теркина было с собой письмо от одного земца к игумену, отцу Феогносту. Он его вынул, присоединил свою карточку и отдал мальчику.
— Вот отнеси отцу настоятелю.
Думы на тему древнего Кладенца настроили его на особый лад. Он ожидал найти здесь какого-нибудь старца, живущего на покое, вдали от сутолоки и соблазнов, на какие он только что насмотрелся у Троицы.
Мальчик трусливо приотворил дверь, и оттуда донесся громкий разговор. Два мужских голоса, здоровых и высоких, и один женский — звонкий и раскатистый голос молодой женщины.
Это его привело в недоумение: в такой ранний час, и женщина — в келье настоятеля, в довольно шумной беседе.
— Пожалуйте! — промычал мальчик и пошире растворил дверь.
Первая комната в одно окно служила кабинетом настоятеля. У окна налево стоял письменный стол из красного дерева, с бумагами и книгами; около него кресло и подальше клеенчатая кушетка. Кроме образов, ничто не напоминало о монашеской келье.
У входа в просторную и очень светлую комнату, с отделкой незатейливой гостиной, встретил его настоятель — высокий, худощавый, совсем еще не старый на вид блондин, с проседью, в подряснике из летней материи, с лицом светского священника в губернском городе.
В руке он держал распечатанную записку с карточкой.
— Весьма рад… Василий Иваныч? — вопросительно выговорил он и протянул руку так, что Теркину неловко сделалось поцеловать, — видимо, настоятель на это и не рассчитывал, — он только пожал ее.
— Не угодно ли сюда? Чайку не прикажете ли?
На огромном диване, с обивкой из волосяной материи, сидела женщина, лет за тридцать, некрасивая, жирная, гладко причесанная, в розовой распашной стр.293 блузе, и приподнялась вместе с ражим монахом, тоже в подряснике, с огромной шапкой волнистых русых волос.
— Милости прошу… Позвольте познакомить… Отец-казначей нашей обители. А это — племянница моя, супруга отца благочинного в селе Свербееве.
Попадья первая протянула через стол с самоваром широкую ладонь и подала ее Теркину ребром.
— Очень приятно, — выговорила она развязно и тотчас же опустилась на диван.
Казначей крепко пожал руку Теркина и поглядел на него как-то особенно весело.
— Изволили сегодняшнего числа на пароходе прибежать?
— спросил он маслянистым, приятным баритоном.
— Нет, вчера вечером, поздно угодил, — ответил Теркин, впадая в местный говор.
— Вот сюда, присядьте! — усаживал его настоятель. -
Чайку?.. Пелагея Ивановна… Предложите им.
— С моим удовольствием, — отозвалась попадья и спросила Теркина, как он желал: покрепче или послабее.
— На собственном пароходе изволили прибыть? — спросил приветливо настоятель, садясь около гостя, на краю дивана; взял в руки блюдечко, потом пояснил остальным: — Василий Иваныч — хозяин парохода «Батрак», в том же товариществе… знаете, отец казначей… мы еще на ярмарку бежали… на одном… кажется, «Бирюч» прозывается… прошлым годом?
— Как же!.. Еще капитан — такой душевный человек… даром что побывал в тундрах Севера!..
Казначей подмигнул и засмеялся.
Земец, знакомый Теркина, выдал его: прописал в своем письме, что он — пароходчик. Теркину не хотелось до поры до времени выставляться, да и не с тем он шел сюда, в келью игумена. Он мечтал совсем о другой беседе: с глазу на глаз, где ему легко бы было излить то, что его погнало в родное село. А так, сразу, он попадал на зарубку самых заурядных обывательских разговоров… Он даже начал чуть заметно краснеть.
— Наш знакомец, — заговорил еще бойчее настоятель, — извещает меня про одно дело, касающееся обители, — он повел головою в сторону казначея, — и всячески обнадеживает насчет нашего ходатайства стр.294 в губернской управе по вопросу о субсидии для училища. -
Казначей крякнул. — Вдвое лестно было познакомиться! -
Настоятель повернулся к гостю, указывая на него рукой, прибавил опять в сторону казначея: — Им желательно было и нашу обитель посетить.
Настоятель выражался очень свободно; подвижность и тон речи показывали в нем очень бывалого человека, не без книжного образования.
— Где же изволили остановиться и надолго ли? — спросил казначей, допил чай и покрыл чашкой блюдечко, низом вверх.
Теркин рассказал, как он вчера искал ночлега.
— Да почему же вы, Василий Иванович, ко мне прямо не въехали?.. Знакомец ваш даже и говорит в письме своем, чтобы вам оказать гостеприимство.
— Поздно было, отец настоятель, не хотел вас беспокоить.
— Сколько же деньков еще пробудете у нас? — спросил казначей.
— Как придется… Денька два-три.
— По делам?
На вопрос казначея Теркин не сразу ответил. Он не хотел скрывать дольше, что он здешний, кладенецкий, приемыш Ивана Прокофьича Теркина. Ему показалось, что настоятель раза два взглянул на него так, как будто ему фамилия его была известна, может, и все его прошедшее, вместе с историей его отца.
В монастыре у обедни он в детстве не бывал; если и брали его — он не помнит. Гимназистом наверно не заглядывал сюда; а потом протекло десять лет — Кладенец совсем перестал существовать для него. Он не слыхал, давно ли этот настоятель правит здешним монастырем и мог ли он лично знать Ивана Прокофьича.
— Дел у меня нет в Кладенце, — тихо начал он и поглядел на обоих монахов. — Это моя родина, и я ее по разным причинам упустил из виду.
— Так, значит, я не ошибся! — возбужденно сказал настоятель. — Ваша фамилия сейчас мне напомнила… Вот отец казначей здесь внове, а я больше пятнадцати лет живу в обители. Прежде здешние дела и междоусобия чаще до меня доходили. Да и до сих пор я имею сношения с местными властями и крестьянскими н/абольшими… Так вы будете Теркина… как бишь его звали… Иван Прокофьич, никак… если не ошибаюсь?.. стр.295
— Приемный его сын, — вымолвил Теркин и опять поглядел на обоих монахов.
В узких серых глазах настоятеля промелькнула усмешка тонкого человека, который не стал бы первый расспрашивать об этом гостя, касаться его крестьянского рода.
— Все же похвально, — настоятель кивнул опять головой в сторону казначея, — с родиной своей не прерывать связи, ежели Богу угодно вывести на торную дорогу честных стяжаний и благ земных! — И, не выдержав тона этих слов, настоятель наклонился к гостю и договорил потише: — Про одиссею Ивана Прокофьича много наслышан…
"Знаешь небось, что меня высекли в приказе", — подумал
Теркин, но тотчас же устыдился этой тревоги и сказал спокойно и мягко:
— Он свою жизнь прожил без пятна.
Казначей встал, поблагодарил попадью за чай и, наклонивши голову к настоятелю, спросил:
— Не попозднее ли зайти?
— Побудьте с Пелагеей Ивановной, а мы с дорогим гостем побеседуем маленько… Василий Иваныч! Не соблаговолите ли пожаловать ко мне, туда… Пелагея
Ивановна, чай-то гостю пришлите в кабинет, с
Митюнькой.
Настоятель взял Теркина под руку и повел его в первую комнату. С порога он крикнул мальчику:
— Стакан чаю сюда подай! Слышишь?..
XXXII
— Курить не желаете ли? — предложил настоятель, как только посадил Теркина у стола, а сам сел по другую сторону. — Что ж чай-то? — крикнул он в дверь.
Мальчик, подавая стакан чаю на подносе, сделал неловкое движение, стакан опрокинулся, и брызги попали на рукав гостя.
— Эх! Остолоп какой! — дал на мальчика окрик настоятель.
Тот покраснел вплоть до ушей, и его глаза от смущения совсем посоловели.
— Ничего, ничего! — успокаивал Теркин.
— Право, остолоп! Живо другой стакан!.. Пожалуйста курите, Василий Иваныч… Мы ведь не стр.296 раскольники, — прибавил настоятель и громко рассмеялся.
— Душевно рад, — продолжал он, наклоняясь к гостю через стол, — что вы надумали родные Палестины посетить… Скажите, пожалуйста: родитель ваш… тогда… пострадал по наветам врагов своих?.. Ну, не облей в другой раз! — крикнул он мальчику, трепетно подававшему чай. — И ступай!.. Я об этих делах довольно наслышан был от одного из благоприятелей вашего отца. Чай, помните? Мохов,
Никандр Саввич!..
— Помню: черноватый, приземистый…
— Теперь как раздобрел!.. И по нашему Кладенцу первый, можно сказать, воротила в земских собраниях и в здешних волостных делах… Нашего братства один из попечителей.
— Братства? — переспросил Теркин.
— А вам не известна деятельность нашей обители, Василий Иваныч?
— Виноват!
— Чт/о мог, я слабыми своими силами успел привести к вожделенному концу. Но хотелось бы и побольше…
Монастырь наш заштатный, казенного содержания не имеет…
— На что же вы существуете, отец настоятель?
— Есть кое-какие угодья: землица луговая и пахотная, мельница на несколько поставов… Моими стараниями приведена в возможно лучшее положение. Подворье имеется в губернии… и часовня на ярмарке… Хлопочу о построении таковой же в одной из наших столиц, около вокзала, например, где происходит наибольшее стечение народа.
Глаза настоятеля забегали.
"Ловкий ты мужик! — подумал про себя Теркин. Тебе бы впору и всей кладенецкой торговлей ворочать".
— На что же, сами рассудите, Василий Иваныч, не токмо что уж поддерживать наши разные учреждения, а братию питать?.. У нас в обители до пятидесяти человек одних монашествующих и служек. А окромя того, училище для приходящих и для живущих мальчиков, лечебница с аптекой… Только с прошлого года земство свою больницу открыло… И бесплатную библиотеку имеем при братстве, — значит, под сенью нашей же обители; открыли женское училище. стр.297
— Неужели до сих пор нет в Кладенце казенного или земского училища? — спросил Теркин, и ему стало совестно, что он этого доподлинно не знал.
— Есть… И образцовое двуклассное, и еще две школы в слободах; но ведь это в самое последнее время заведено; а прежде — вы, чай, сами помните — хоть шаром покати… Раскольничьи черницы да солдаты безграмотные учили по Псалтири… Опять же при братстве происходят беседы, ввиду борьбы с расколом, и поучительные чтения светского характера.