– И кто же их нанимает?
– Так кто же, как не купчишки из Фринланда.
– Купчишки, значит из Фринланда? – переспросил Волков, хотя ответ ему был уже, кажется, и не нужен.
Да, он смотрел на быстрые воды реки, как у другого берега вода водовороты вертит, и опять думал, что, наверное, Ёган-то прав. Нет нужды злиться да обиду лелеять, тут можно ужиться. Нужно только руки приложить. А кое-где и кулак не помешает. Главное – больших свар с соседями не учинять, чтобы герцога с канцлером не злить. И все. И тут Волкову даже лучше стало, веселее, словно вещь дорогую нашел, о которой думал, что потерялась она.
– Что ж, теперь мне понятно, какова земля моя. – Он взглянул на Ёгана. – Значит, говоришь, нужно руки приложить?
– Да уж не без этого. Придется ручки приложить. Придется.
После этого они поехали в Эшбахт, уже не останавливаясь, чтобы быть там к ужину. И все находились в добром расположении духа. И даже нога у кавалера не так болела. Временами за мыслями о земле своей он про нее и вовсе забывал.
Игнатий Вальковский и вправду знал толк в лошадях. Он выпряг их из кареты и, стреножив, пустил пастись, после чего развел костер и пригласил свою спасительницу и ее служанку к огню. Ночи Агнес давно уже не боялась, так как в темноте, как ей казалось, у нее у нее никогда не болят глаза, а вот на свету такое случалось, особенно на солнце.
У костра ей было очень хорошо, они купили молоко и хлеб у мужика на окраине деревни, и голода она не чувствовала. А вот уважение, что выказывали ей и Ута, и Игнатий, было как раз тем, что она так искала. Ну, со служанкой все уже ясно, а вот большой и крепкий мужчина, что склонял голову и беспрекословно шел к ней, как только она звала его, – это особенно радовало девичье сердце. Повелевать, оказывается, было так сладко.
Служанка укрыла ее одеялом, которое они украли на постоялом дворе еще в Малене до присяги господина. Агнес опять раскрыла книгу, которую читала всю дорогу, несмотря на ухабы и кочки. Иоганус Тотенхоф, «Знание трав и растений. Создание зелий, настоев и микстур, что придают человеку сил или отнимают их». Ах, как это прекрасно звучит, по одному названию видно, что писал книгу мудрый человек. Казалась, она огромна, но как быстро читаются это большие страницы. Агнес уже осилила треть, порой откладывала книгу, чтобы остановиться и растянуть удовольствие, но долго так продолжаться не могло. Книга словно манила ее, и сидеть просто так рядом с ней было для девушки невыносимо. Попробуй усидеть, если ты дошел до главы: «Как любого самого сильного мужа сделать бессильным временно, чтобы члены его были ему непокорны и лишь разум и зрение повиновались только». Она уже хотела это попробовать. Сотворить зелье и посмотреть, как люди бессильны пред ним. Но о многом она еще не знала. Казалось бы, все знают о болиголове, и вдруг их оказалось три вида, и каждый действует по-разному. Попробуй сотворить зелье, если не знаешь, какой тебе нужен. Одним можно отравить, другим обездвижить, третьим продлить мужскую страсть. Просто нужно знать, как и с чем их смешивать. А еще она прочитала, что никакой волчьей ягоды нет. Девушка удивилась, узнав, что так называют пять разных растений, которые даже и не похожи друг на друга. Особенно ей интересна была та волчья ягода, на самом деле звавшаяся вороний глаз. Три раза перечитала о нем и настойке, что вызывала у выпившего сначала радость, затем сонливость, а потом, после сна, полное беспамятство. Такое, что человек три последних дня вспомнить не сможет. И всего-то нужно три капли той настойки. Три капли – и памяти нет.
Она читала и все запоминала сразу, память у Агнес была редкостная, перечитывала скорее для удовольствия и для размышления. И размышляла она о том, что ей нужна специальная посуда для изготовления микстур и зелий, о которой все время писал Иоганус Тотенхоф. Вот и думай, где ее взять. И был еще один вопрос, который она сама разрешить не могла. Она не так уж хорошо разбиралась в травах и местах, где их нужно искать. Да, в книжке имелись картинки, и, увидев растение, она бы его сразу узнала, но растение-то нужно было еще увидеть. И это опять не все. На какой рецепт ни глянь, так в нем требовалась мандрагора. Ну, конечно, не во всех рецептах она требовалась, но уж точно в половине. И все, что о ней было написано – что растет она под висельниками. Что редко она цветком выходит, почти весь ее рост уходит в корень.
Агнес остановиться в своих мыслях не могла. Столько всего оказалось нового, интересного, столько всего, что открывало для нее огромные возможности. Только разобраться во всем нужно было. Все попробовать и все испытать. Она читала, пока не утомилась вконец, а потом заснула.
…У Волкова было лицо человека, которого только что обманули и который от обманов уже устал. Максимилиан молчал, он все рассказал, как было, только про госпожу Агнес не стал, монах его от этого предостерег. Брат Ипполит сидел рядом с кавалером, держа на коленях отрытую свою любимую книгу, которую он читал чаще Писания, наверное.
Он снова произнес, пытаясь обратить на себя внимание Волкова:
– Может, то и не ликантропус был. Вот в «Молоте тварей» писано, что меняет он облик по истечению месяца, то есть в полнолуние. А до полнолуния еще четыре дня.
Волков поглядел на него и не ответил, а монах повторил:
– Может, то и не ликантропус был. А простой волк. Просто большой и…
– И который просто по деревьям скачет? – договорил кавалер.
Теперь не ответил монах, а что тут скажешь?
– Значит, глаза у него были желтые? – задумчиво спросил кавалер у юноши.
– Именно так, – ответил Максимилиан.
– А случилось это с тобой уже в моей земле или то было еще в землях Малена?
– Города уже видно не было, – сказал Максимилиан, припоминая, – но я от него недалеко ушел. Не могу сказать точно, кавалер.
Волков задумчиво покачал головой и растер лицо ладонями, как ото сна. И вот как тут быть? Сначала казалось, что земелька дрянь, пустыня, потом вроде и ничего, если руки приложить. А теперь вот тебе еще досада, да какая. Вервольф! Оборотень! Словно провидение над ним издевается. И тут, видя его уныние, монах повторил, в который раз:
– Так, может, то не ликантропус был. Может, и нет нужды беспокоиться.
– А кто же тот, у кого глаза желтые и кто по ночам за людьми рыщет, да еще на деревья лазит за ними? – спросил Волков.
– Ну, может, демон какой, – предложил брат Ипполит нерешительно.
– Демон? – Волков в изумлении уставился на него. – Вот так ты меня точно успокоил, брат-монах.
Он бы и еще что сказал монаху, да тут увидал, что к лагерю подъехал Сыч. Волков встал и сказал, обращаясь к Максимилиану и монаху:
– Об этом никому ни слова.
– Да, кавалер, – поклонился оруженосец.
– Да, господин, – откликнулся монах. – Дозвольте мне идти, хочу ребенка местного посмотреть, хвор он.
– Чем хвор? – насторожился кавалер.
– Холера, господин, – отвечал монах. – Откуда взялась, понять не могу. Велел матери держать его отдельно от других детей.
– Выживет? – Волкову еще один нож в сердце. Холеры ему тут еще не хватало.
– Молю о том Бога, – отвечал брат Ипполит. – Дети при холере часто выживают, но то дети, что не отощали. А здесь все дети тощие, и бабы тоже тощие, вчера одна беременная баба была в огороде, так раньше времени разрешилась чадом мертвым. Думаю, это от худобы. Люди – кожа да кости. В чем дух живет – непонятно. Как погляжу…
– Ступайте, – вдруг резко сказал Волков, не дав ему закончить.
Максимилиан и монах молча поклонились и тут же ушли. Кавалер не в духе, уж лучше не тревожить.
И действительно, господин зол был неимоверно. Едва сдерживался. И опять чувствовал себя обманутым. А как таким себя не чувствовать, если жалованная земля – дрянь. И мужиков мало, а те, что есть, дохнут от хвори и голода. Чуть не раздавил он свой серебряный кубок с вином, тот, что купчишки из Ланна ему подарили, хорошо, что опомнился.
В самый раз тут Сыч приехал.
– Верите, нет, экселенц, два раза чуть в овраг не упал. Считай, на ощупь ехал. Овраг на овраге, овраг на овраге, – бубнил Сыч о своем подвиге. – Чуть шею не свернул.
– Хватит, дурень, причитать, я и сам знаю, что у меня за земля, говори: ушли рыбаки?
– Какое там, на вечерней зорьке сети проверили, рыбу взяли, какую в посолку, какую в коптильню, снова сети поставили. До утра не стронутся.
Действовать ему захотелось. За делом и злость можно утолить. Это было как раз то, что ему сейчас нужно. Сыч еще что-то говорил ему вслед, а Волков уже шел к большой палатке, туда, где у костра сидели офицеры.
– Карл, – позвал кавалер, подойдя, – мне потребуются двадцать людей, найдутся среди ваших охотники? Правда, денег много не дам, мне люди нужны будут на один день.
– И когда же они вам нужны будут? – спросил Брюнхвальд.
– Немедля, – отвечал Волков. – Выходим сейчас.
– А что за дело? – поинтересовался Рене.
– Браконьеров прогнать надобно, что на моем берегу рыбачат.
– Так будут вам охотники, – сказал Карл. – Немедля будут.
– Если у господина Брюнхвальда охотников не сыщется, так у нас обязательно найдутся, – сообщил Бертье, который сидел на одеяле в окружении молодых собак и ласкал их, словно детей. – И если вам надобно, я могу пойти с вами офицером.
– И я могу, – кивнул Рене.
– Господа, да нет в том нужды, там тринадцать мужиков без брони и железа, просил их добром уйти – не ушли, хочу их палками выпроводить. Не баталию же мне собирать против них. Еще и вас таскать в безделицу.
– Так нам не трудно, – заверил Арсибальдус Рене.
– Господа, – Брюнхвальд встал, – мои люди и я сегодня пойдут с кавалером, вам нет нужды беспокоиться.
На том и решили, но Волкову было очень приятно, что все эти офицеры сами предложили свои услуги. С ними он чувствовал себя заметно увереннее. Он даже подумал, окажись он сейчас один на своей земле с Сычом, Ёганом, с монахом и Максимилианом, что бы он делал? И пришлось бы ему воевать с браконьерами. Пришлось бы вчетвером идти. Браконьеры, кажется, не пугливы, четверых бы не испугались, и воевать пришлось бы по-настоящему, с железом. Когда в ход пошло железо, не палки, то уж без крови и не обойтись. А кровь – это как раз то, с чего начинаются свары. Свар с соседями ему велено было избегать.