– Так сколько же вы хотите? – спросил кавалер громко.
– Четверть вам! – громко крикнул кто-то из строя.
Волков даже привстал, чтобы увидеть этого голосистого наглеца.
– Да, – поддержали крикуна другие солдаты, – четверть будет достойной платой. Да, достойной… Достойной…
Рыцарь Божий Иероним Фолькоф фон Эшбахт по прозвищу Инквизитор не присел и, обведя людей воинских взглядом, сказал громко:
– Будь по-вашему, пусть будет четверть, только если я попрошу вас, так встанете вы под знамена мои и уклоняться не будете.
– Согласны, согласны! – орали те солдаты, что попроще, а те, что поумнее, сержанты да корпоралы, те говорили: – Контракт напишем и в нем все оговорим.
Уж в этом Волков не сомневался, вроде и простые люди, солдаты, а за годы беспрерывных войн старшины и корпоралы в договорах поднаторели. Солдаты говорили меж собой, кричали, ряды смешались, кажется, настроение было у них хорошее. Шум стоял большой. Кто-то даже то ли от радости, то ли сдуру в барабан стал бить.
– Хорошо, но в контракте тогда запишите, какое поле себе берете, – объявил Волков солдатским представителям, так как остальных перекричать не мог.
– А вот та земля… Рядом с той, где ваши мужики пашут? – спросил один из старшин, и все отсталые умолкли, стали прислушиваться. – Не для нас она?
– Нет, ту землю я сам распашу, – отвечал Волков.
– А нам что? – спрашивал сержант.
– У меня два больших поля, берите на выбор. Одно в часе езды отсюда на северо-запад. До города Малена оттуда два часа езды верхом. И огромное поле в двух часах езды отсюда на юг. Рядом с рекой. Рядом с лугами. И земля там хороша, там лучшая моя земля.
Кавалер расхваливал южную свою землю, надеясь, что солдаты соблазняться на нее. Но те не были дураками и сразу спросили:
– А дорога туда хороша?
– Дороги туда нет, – ответил Волков, – да и чего вам печалиться, через месяц уже сами протопчите туда путь, а через полгода, к осени, так и телегами проложите. Вот вам и дорога. Да и река там близко, купчишки по реке плавают, может, к реке урожай возить будете.
Все может быть, но солдаты не дураки все-таки. Старшины, сержанты и корпоралы собрались в кружок, посовещались, и затем взял слово сержант Руффельдорф:
– Решились мы, кавалер, взять поле северное, то, что ближе к городу. Сейчас сядем писать контракт.
– Как готов будет – приносите, – велел Волков и, повернувшись к офицерам, добавил: – Могу вам, господа, выделить по тысяче десятин на таких же условиях. Северное поле немаленькое, там и вам места хватит.
– А мы уже думали вас о том просить, – сказал Рене.
– Если вы дадите мне эту землю не только для покосов, то я уж точно не откажусь, – встрял Брюнхвальд, – но покосы и пастбища мне нужнее, я коров держать собираюсь.
– Будут вам покосы, Карл, – обещал кавалер.
Волков пошел к своему сырому дому, из которого через крышу (а не через трубу) валил дым. Пошел не потому, что хотел посмотреть, что там делает Сыч, а чтобы побыть одному, чтобы подумать о том, на что он сейчас решился и от чего ему теперь не отступить. Он оглядывал свой полуразрушенный дом из черных бревен, ворота, что почти упали с петель. Оглядывал холмы за домом, что напрочь заросли репьем и чертополохом, красную, неплодородную землю, что видна в прогалинах. И понимал, что никуда теперь от этого всего ему не деться. И что жизнь его легче не станет от того, что теперь он барин и господин. Да и ладно, никогда она у него легка и не была. Все, что помнил он о себе, так только то, что с юных лет он был в солдатах. А теперь он стал офицером, и две сотни людей, солдаты и местные мужики, от него зависят. А больше ничего и не изменилось. Ну и ладно, взял эту землю, поглядел на нее и ума отказаться от такой земли не нашел, вот и тяни теперь эту лямку.
Как говорил Ёган: «Руки к земле приложить нужно». Значит, придется приложить. Хорошо, кстати, что у него есть Ёган. Эта мысль так его обрадовала, что он раздумал идти в дом, а отправился искать своего Ёгана. Много у Волкова к нему было вопросов.
Деньги. Хорошо, когда они есть.
За наскоро сбитый стол, за которым расположился Волков, сели Ёган и монах, а за ними староста. Он явно нервничал и стеснялся, потому что не привык сидеть за одним столом с господином, крепостному холопу это не пристало, но Волков настоял. Он не хотел, чтобы этот худой и долговязый мужик стоял над душой. Разговор предстоял долгий.
Монах взял перо и бумагу, под диктовку Ёгана стал записывать то, что нужно купить в городе. А Ёган не стеснялся, мысли у него были правильные, здравые. Да только Волков сидел от мыслей этих мрачный, косился в бумагу монаха, особенно на цифры.
Сначала записали все, что нужно для ремонта дома: доски, брус, тес на крышу – вышло много всего, три больших воза. Да к этому мебель и посуду для стола, да для готовки посуду, да перины с одеялами. И это было только начало. Затем плуги, а их нужно было три – один мужикам, два солдатам. Еще бороны, семена, семена разные. Ёган хотел попробовать помимо ржи тут и овес посеять, для хороших лошадей одного сена мало, господа для своих коней овес покупают. А еще черные бобы и горох, а может, даже и просо.
– Для всего потребуется нам три пары меринов, – говорил Ёган, счастливый, что все его слушают беспрекословно, – сильные нам не нужны, для крестьянской работы потребны невысокие, но выносливые, чтобы от рассвета до заката плуг таскать могли.
– Нет, – вдруг сказал Волков, который до сих пор сидел молча, – меринов брать не будем, возьмем двух коней и две пары кобылок трехлеток.
Он давно мечтал заняться разведением лошадей. Чего же не попробовать теперь, когда у него вон сколько земли. Все посмотрели на него, и никто ему не возразил. Хотя мерины посильнее кобыл будут и поспокойнее коней.
Ёган продолжил перечислять, что нужно еще купить, и Волков опять его перебил:
– А сколько корова дает молока в день?
– Хорошая – так ведро, – ответил управляющий.
– У нас тут мужиков – восемь дворов, купим им по корове, – произнес Волков, – дети тощие, смотреть на них невмоготу, как живы – непонятно.
– Вот это правильно, как сам не подумал, – одобрил Ёган, – и чтобы каждый день нам два ведра были. Слышишь, староста?
Михаэль Мюллер смотрел то на управляющего, то на нового господина удивленно, не мигая.
– Слышишь, говорю? – продолжа Ёган. – По корове господин вам жалует для молочка, для детишек. А вы чтобы два ведра в день ему приносили молока, понял?
– Да, господин, – наконец ответил староста.
– Пиши, монах, – повелевал управляющий, все больше вживаясь в роль, – восемь коров – четыре талера. И еще бык хороший нужен, еще четыре, то есть еще восемь монет.
– Еще и бык? – переспросил Волков.
– А как же? Это вы хорошо с коровами придумали – купим восемь коровок и доброго бычка, при хорошем раскладе уже к следующей весне у нас коров не восемь будет, а четырнадцать. Главное, чтобы с быком не обмануться, с быком… Это дело тонкое. Будет бык хороший, так и приплод пойдет. – Он подумал и добавил: – А еще куры нужны. Хотя бы сотня.
– Сотня? – На всякий случай Волков заглянул в список монаха и охнул. – Еще и кур купить хочешь, тут и так уже на двести талеров.
– А еще поросят думал! – радостно сообщил управляющий.
Он уже злил кавалера, и тот собрался сказать ему пару слов о том, что деньги ему нелегко даются, но тут по лагерю солдат шум пошел, и возгласы удивленные и радостные стали до них долетать.
– Чего это там? – встрепенулся Ёган.
– Кажется, ротмистр Бертье с охоты приехал, – отозвался монах.
Он оказался прав. Бертье и еще пара людей сидели на конях с важным видом, а солдаты их окружали, о чем-то радостно переговаривались. Все, включая старосту, отправились смотреть, что происходит.
Кабан был так велик, что палку, к которой его привязали, едва поднимали два крепких солдата. Да еще он был черен, как черт, и вонял дьявольски. Но солдата такая мелочь, как вонь, остановить не могла, и тут же нашлись охотники, что начали его разделывать. А Бертье, гордый, слез с лошади и пустился в объяснения:
– Силен, силен был неимоверно. Шесть или семь болтов ему досталось, а он все бегал по оврагам и кустам и верещал от боли. Кровью истекал, а мы ждали, близко не подходили, чтобы ни собак, ни коней не запорол. Так он сам на нас от злобы кинулся, как понял, что слабеет. Пришлось его копьем усмирять.
Бертье даже показал копье, каким убил эту зверюгу.
Волков, как и другие, слушал рассказ, но без восхищения – счет, что они написали до этого, уж больно печалил его. Из головы не шли двести талеров с лишним. Двести талеров! Какое уж тут веселье. Да и с чего веселиться от такого вонючего зверя, а когда Бертье повернулся к нему, спросил:
– А волков видали?
– Следы видал, – сразу стал серьезен Бертье, – и пару раз собаки наши к коням жались, прямо под копыта лезли.
– Отчего же?
– Так значит, волки рядом были, – объяснил Бертье, – волчий запах был, значит, свеж.
– И что же это за собаки, если мы их купили волков искать, а они тех самых волков боятся? – невесело удивлялся кавалер.
– Так они же еще щенки, – с жаром стал объяснять ротмистр, – вот подрастут…
– Некогда ждать нам, – отмахнулся Волков, – завтра еду в Мален, не хотите ли со мной поехать, взрослых собак посмотреть?
– Купить еще собак? – Бертье даже обрадовался.
– Да, – сказал кавалер раздраженно, – купить собак, коров, быка, кровати и доски, и купить еще что-нибудь, пока у меня еще есть деньги. Пока эта земля меня не разорила окончательно, нужно успеть купить и собак.
Бертье, видя такое дурное расположение духа кавалера, радоваться перестал и сказал, кое-что вспомнив:
– А еще мы мертвяка нашли. Погрызенного.
Волков только уставился на него устало и молчал.
– Час езды отсюда, на запад. Мертвяк еще не старый, хотя волки или кабаны его обглодали. Месяца три ему, не больше.