Так доехали до дома. И уже там, когда Волков слез с лошади и уже сидел за столом, монах пришел и спросил, не занят ли он.
Волков был не занят, если не считать больной ноги, которую он пытался разминать. Он указал брату Ипполиту на лавку. Монах сел.
Кавалер думал, что монах будет говорить о покойнике, крестике и волках, но тот достал из-за пазухи хорошо исписанную бумагу.
– То от духовника моего, – сообщил юный монах.
Кто его духовник, Волков помнил. Это был аббат Деррингхофского монастыря – отец Матвей. А брат Ипполит развернул письмо и сказал:
– Вчера, когда в городе были, я на почту успел сходить, вот и письмо получил. Аббат вас вспоминает в каждом письме, всегда про вас спрашивает, а тут так и вовсе вам написал. – Он сразу начал читать: – «А господину коннетаблю передай, что госпожа Анна фон Деррингхоф месяц как разрешилась от бремени удачно и принесла дочь. Девочка здорова и хороша. Крещена именем Ангелика. Госпожа Анна шлет коннетаблю свой поклон и говорит, что помнит про него и молится за него».
Ничего он не понял, нахмурился и спросил с пренебрежением:
– Что? О чем это все?
Он, конечно, помнил аббата, помнил и госпожу Анну, но это были люди из прошлого, словно из другой, далекой его жизни, ему и не до них сейчас было, его волки интересовали, а тут девочка какая-то…
Монах растерялся, потряс листом бумаги и сказал:
– Аббат написал, что… госпожа Анна разрешилась…
Кавалер только рукой на него махнул.
– Ты лучше скажи, как ликантропуса найти. Как убить его? Если он не выдумка Максимилиана.
– Ликантропуса? – растерянно переспросил брат Ипполит. – Ну, как и всех остальных чудищ, серебром первородным. Осталась у вас хоть одна стрела с серебром?
– Это болт, а не стрела, балда, – сказал Волков, усмехаясь глупости монаха. – Надо будет у Ёгана спросить, по-моему, ни одного не осталось. Нужно будет сделать.
– А еще вы ж помните, в книге сказано, что его можно убить, когда он в облике человеческом. Тогда его просто убить, как человека. Простым железом.
– Да уж это я смогу, только надобно знать, кто он.
– Если тут такой есть, – сказал монах, подумав, – то узнаем, найдем. Людей тут очень мало, ликантропусу тут и затеряться негде будет.
– Хотелось бы, чтобы не было тут никого, кроме обычных волков, их бы и Бертье перебил бы.
Юный монах помолчал, еще раз заглянул в бумагу и спросил:
– А что же, для вас привет от госпожи Анны и аббата не важен совсем?
– Важен, важен, – равнодушно сказал кавалер, – напиши им, что и я за них молюсь. И рад, что госпожа Анна удачно разрешилась.
Монах странно посмотрел на него и думал еще что-то сказать, но пришел Ёган и бесцеремонно перебил его:
– Господин, пойдемте, поглядите, как быка в хлеву поставить, чтобы ему там просторно было и чтобы место для коров осталось. Вот, думаю, завтра двух мужиков на покос отправить, бык-то здоров, ему много сена зимой потребно будет.
Волков хоть и нехотя, но встал и пошел с ним смотреть, какой быку загон в хлеву выстроить.
А монах остался сидеть за столом в удивлении.
Засыпал Волков всегда быстро, до двадцати досчитать не смог бы, как сон овладевал им. А тут лег, вроде и нога не болела, а мысли в голову все лезли и лезли. У палатки костер, там два солдата не спят. И он не спит. Ворочается с бока на бок. Нет, о потраченных деньгах он уже не думал, он знал, что выжмет из этой земли все, что потратил, а вот волки ему докучали, даже в мыслях покоя не давали. Если мальчишка Брюнхвальд ничего не путает и если здесь и вправду бродит ликантропус, то людишки отсюда могут и разбежаться. Хотя нет, крепостным никуда не уйти, они, считай, на привязи. А солдаты… так они люди не робкого десятка, это еще неизвестно, кто кого напугает – волк их или они волка. Но все равно нужно будет заняться им. Нужно пару болтов из серебра заказать. Дьявол, он забыл у Ёгана спросить, может, в сундуках где или в мешках с доспехами и оружием валяется еще тот болт из Рютте. Он как раз тут вспомнил про Рютте и зачем-то – про письмо аббата. И тут же про госпожу Анну фон Деррингхоф подумал. Тут сон, что подкрадывался к нему даже через тревожные мысли, сразу отлетел. Только одна мысль осталась в голове его: зачем же госпожа Анна привет ему предавала? Зачем эта красивая и благородная женщина говорила, что молится за него? Отчего не забыла его? И зачем написали ему, что дочь у нее родилась. Зачем? И тут мысль ему в голову пришла, как болт арбалетный прилетела, звонко щелкнув о шлем, и такая она была яркая, что, позабыв, что вставать ему нужно спокойно, чтобы ногу не бередить, вскочил он на солдатской кровати своей.
Сел, сначала посидел, а потом закричал:
– Ёган!
Вскочил и вышел из палатки босиком и в исподнем.
– Ну, чего вам, чего не спится, болеете? – раздалось озабоченное бухтение в соседней палатке.
– Монах где? – Волков заглянул к Ёгану в палатку.
– Тут он, рядом, дальше в палатке. Чего же вам не спится-то, а? И еще меня будят, у меня дел столько было, что ноги отнимаются. А они опять будят посреди ночи.
– Молчи, нашел бы мне слугу, я тебя о том сколько дней уже прошу, я тебя и не будил бы, – сказал Волков и ушел.
Брат Ипполит тоже спал, но письмо Волкову он нашел сразу, как только зажег лампу. Сам встал рядом, моргая на свет. Кавалер схватил лист и стал искать место про себя. Про душу и спасение – не то, про службу и про паству – не то, про новые лекарства – не то… Вот:
«А господину коннетаблю передай, что госпожа Анна фон Деррингхоф месяц как разрешилась от бремени удачно и принесла дочь. Девочка здорова и хороша. Крещена именем Ангелика. Госпожа Анна шлет коннетаблю свой поклон и говорит, что помнит про него и молится за него».
Прочел дважды и замер. Монах стоял рядом, не говоря ничего и почти не шевелясь, а Волков стал считать в голове. «…месяц как разрешилась от бремени удачно…» То есть в апреле? Да, в апреле. Значит… Он стал отсчитывать месяцы назад и досчитал до августа. Или даже до июля?
Монах терпеливо молчал, не убирая лампы. Пока Волков не глянул на него и не спросил:
– А есть ли у тебя бумага и перо с чернилами?
Что за вопрос, как могло не быть бумаги и чернил у брата Ипполита?
С самого утра Ёган отправился на поле поглядеть, как мужики пашут новым плугом да на хороших конях. Отдав распоряжения, как сеять овес и как боронить, он вернулся в Эшбахт. Ходил по дворам, орал на баб и детишек, потому что полдень уже, а они так и не решили, кто коров будет на выпас водить, коровы во дворах стоят вместо того, чтобы траву есть. Хотя сам должен был пастуха выбрать. И в одном из домов увидал мальчишку лет четырнадцати-пятнадцати. Он возле коровы крутился, кормил пучками травы и притащил ей воды ведро. Мальчишка показался управляющему прилежным, и тот поговорил с ним о том о сем, спрашивал, сможет ли он при коровах быть.
Хотел сначала его Ёган в пастухи взять, мальчик вроде был смышлен и резв, но тут он про кавалера вспомнил и спросил у мальчишки:
– Как жить желаешь, жизнью крестьянскою или в услужение к господину пойдешь?
– В услужение, – сразу сказал мальчишка.
Кто ж захочет жизни крестьянской?
– Ладно, а звать тебя как?
– Яков, господин, – сказал мальчик.
– У кавалера нрав не прост и рука тяжела, – уронил Ёган.
– А чего мне? У батьки тоже рука нелегкая, да и мамка меня с девства хворостиной охаживала, ничего, выдюжу, – отвечал Яков, ничуть не волнуясь.
– Кавалер любит расторопность и чистоту, лени, глупости да безалаберности он не потерпит. Стирать, убирать, вещи собирать – все придется делать. Господин только важные дела делает, с другими господами говорит, книжки читает с монахом или убивает кого, а ты должен будешь и за столом прислуживать, и комнаты мести, и за рубашками следить, чтобы чисты были, и воду ему к мытью греть, еду носить.
– Так я расторопен, – заверял Ёгана мальчишка, видно, хотелось ему на должность, – а уж чего не знаю, так научусь.
– Пошли, – сказал ему управляющий.
Волков еще с утра отправил монаха с письмом в город, сам же немного волновался и уже ждал ответа, хоть и понимал, что много дней пройдет, пока ответ прибудет. Он сидел с Бертье, который собирался на охоту, и показывал тому карту:
– Вот тут ваше солдатское поле, а тут уже граница, вы вдоль нее пройдитесь. И до вот этого места, там, кажется, большой овраг.
– Пройдусь. Если следов будет много, так соберемся и организуем большой загон. А нет, так накопаем волчьих ям.
– Загон?
– Да, это когда вы и еще два десятка конных с собаками поднимете стаю и погоните ее, а я и еще два десятка людей будут ждать волков с арбалетами в узком месте.
– Лучше я буду с арбалетом ждать, – сказал Волков.
– Хорошо, – сразу согласился Гаэтан Бертье. – Ну, поеду, не хочу по темноте возвращаться.
Он и еще три солдата с ним сели на лошадей. Собаки стали тявкать, зная, что предстоит им дело. Не успели они отъехать, как появился Ёган с мальчишкой.
– Вот, из всех местных самый разумный и резвый.
– Не молод ли? – с сомнением смотрел на мальчишку Волов.
– Остальные тут дураки, господин, – доложил Ёган.
– Звать как? – спросил кавалер.
– Яков, – ответил мальчишка.
– Надо говорить «господин», – пихнул его в спину Ёган.
– Господин, – повторил Яков.
– Ладно, – согласился Волков, – будешь проворен, так и жалованье назначу. – И крикнул: – Максимилиан!
– Да, кавалер, – тут же пришел тот, он был в одной рубахе и бос. Как и положено оруженосцу, занимался конями.
– Ёган теперь мне больше не слуга, он управляющий, – говорил кавалер, – вы все знаете, так объясните моему новому слуге его обязанности.
– Будет исполнено, – сказал Максимилиан и добавил, обращаясь к Якову: – Со мной иди, покажу тебе сундуки господина твоего.
– Справится, думаешь? – спросил Волков, глядя им вслед.
– Не справится, так нового искать будем, – ответил Ёган и предложил: – Пойдемте, господин, поглядим, как эти безрукие тес на крышу кладут.