– Ах, прекрасный ангел, – заговорил граф, когда они остановились в большой зале, – прошу прощения, забыл совсем, старый глупец, но вынужден покинуть вас, дела ждут меня и вашего брата. Мой мажордом проводит вас в ваши покои. – Он, не отрывая взгляда от Брунхильды, велел: – Генрих, госпожа будет жить в правом крыле, в тех покоях, что с балконом. Пусть вещи ее туда несут.
Мажордом поклонился графу и рукой указал девушке куда идти.
Граф поманил Волкова за собой в ближайшую дверь, говоря при том:
– Думаю, догадываетесь, Эшбахт, зачем я звал вас?
И в тоне, и голосе его уже не было и сотой доли той любезности, с которой говорил он с Брунхильдой.
– Неужто опять жалобщики вам докучают? – не стал притворяться Волков.
– Третий день вижу их в доме своем, – чуть не сквозь зубы проговорил граф. Он остановился и повторил многозначительно: – Третий день. В городе праздник, а я по вашей милости должен лицезреть эти постные физиономии и слушать причитания этих… господ. – Последнее слово он произнес именно с тем выражением лица, с каким чистокровный аристократ и должен говорить о наглой черни, что вдруг решила зваться «господами». – Что там произошло у вас с ними? Отчего вы не пускаете плавать их по реке?
– Людишек со мной пришло немало, люди ратные, проверенные, господину герцогу всегда пригодны будут. Так вот решили они рыбу ловить, ловят только на своей стороне реки, на чужую не лезут. Так эти сплавщики леса им по сетям раз за разом ездят. Сети рвут. Я просил соседей только об одном – плавать по своей стороне реки. И более ничего.
– А деньги? Деньги с них брать намеревались.
– Так предложил им, предложил брать по самой скромности. Не от корысти, а на пропитание людишкам своим. Талер с плота, раз хотят по моей стороне реки плавать.
– Я так и знал! – Граф погрозил ему пальцем. – Я так и знал. Пойдемте, я как вас увидал, так сразу понял, что ждать мне хлопот от вас. Ждать хлопот. Не из тех вы, что смирно себя ведут, вы так и будете задирать соседей. На лице у вас то написано.
Волков молчал, а граф фон Мален продолжил:
– Помните, о чем вас канцлер просил?
– Помню. Блюсти мир.
– Я не напрасно вам про канцлера напомнил, скажу вам по секрету, что лучше разозлить самого нашего курфюрста, да продлит Господь его лета, чем его канцлера. Канцлер не спустит и не забудет, такой он человек. Еще раз спрашиваю вас, не устроите ли вы нам войну?
– Войны не будет, – заверил графа Волков. – Обещаю, коли яриться начнут, так я отступлю. Да и некому там сейчас воевать, тысяча человек из кантона на юг с королем ушли, воюют с нашим императором.
– Ах, вот как? Откуда сие известно?
– Известно сие наверняка. Люди были на том берегу. Знают.
– Хорошо, но не доводите до войны, – сказал граф фон Мален и открыл дверь.
Они вошли в кабинет, где уже было трое господ. Все люди достойные, одного из них Волков уже видел. Тот самый господин, на губе которого была бородавка. Теперь имя его Волков расслышал и запомнил. То был не кто иной, как выборный глава Гильдии торговцев лесом, древесным углем и дегтем города Рюмикона, также был он еще и членом консулата кантона Брегген от того же города Рюмикона. Человек, видно, не последний, имя его было Вехнер.
Господа были злы и, судя по их лицам, не собирались идти на уступки.
– Все, чего прошу я, так это не рвать мне сети. Дать людям моим пропитание, – примирительно говорил Волков.
– А кто просил талер за плот?! – воскликнул один из гостей.
– Так то, чтобы только примирение найти, – отвечал кавалер. – А нет, так плывите вокруг острова, по своей воде.
– То невозможно. Там камни, плоты рвутся, – говорил Вехнер, он, кажется, был самым умным из купцов.
Одни и те же речи звучали в зале несколько раз.
Волков повторял, что ему нужно рыбу ловить, и просил купцов гонять плоты по своей стороне реки. Купцы ярились и ругались, грозились войной и утверждали, что испокон веков гоняли плоты там, где им нужно, так и впредь такое будет. Граф не встревал в разговор, видно, ждал, пока купчишки устанут. Только кивал в ответ на их праведный гнев. Но Волков не уступал, был он вежлив и доброжелателен как мог, но тверд, на крик и угрозы отвечал одно: что людишки его к войнам привычны, а коли их хлеба лишат, так и воевать готовы.
Хоть и казалось, что разговор выходит пустой, но так на самом деле не было. И Волков уже понял, что двое младших – это крикуны, горлодеры. Пугают они войной, говорят, что не потерпят, но если бы силы у них были на войну, то уже развернулись бы да пошли. А раз не уходят и кричат, значит, нет у них сил воевать или не дали им права начинать войну. А когда пришло время, приумолкли эти двое, говорить начал Вехнер. Уж он точно был самым хладнокровным среди купцов, на крик не переходил, говорил мало, хоть и с жаром. Волков ждал этого и был рад, что граф все понимал, только ладонью крик понижал, мол, тише, господа, но не встревал в разговор, разве что упрашивал господ купцов не распаляться, чтобы те к ругани не перешли.
Все шло как нужно, и когда уже мысли и желания всеми были высказаны трижды, когда доводы прозвучали четырежды, Волков и вымолвил:
– Так готов я уступить вам, из любви к миру и чтобы прослыть добрым соседом, прошу от вас людям своим на прокорм восемьдесят крейцеров с плота проходящего.
Он начал торговаться, это была его главная надежда. Для купчишки торговля за цену – главное ремесло, многие в нем преуспевают. И он очень надеялся, что они торговаться начнут, сдвинутся с неприступной своей позиции. Если стронутся хоть на самую малость, то он победит. И теперь он, кинув им слова свои, с замиранием сердца ждал, начнут они торг или так и будут твердить про то, что плавали они там испокон веков и плавать будут, а иначе война. Того же ждал и граф.
Один из младших купцов продолжил речи о том, что лучше война, что им честь дороже, что ни перед кем они не склонялись и уж тем более сейчас не склонятся. А Волков говорил новые слова:
– Так ради мира я готов и семьдесят крейцеров с плота брать. Лишь бы свару не длить. Лишь бы вы, господа, зла обо мне не думали. Лишь о хлебе прошу для людей своих несчастных. Не более.
А глава Гильдии лесоторговцев господин Вехнер и говорит:
– Лишь из любви к миру, лишь для того, чтобы не плодить раздоров меж соседями, дадим мы с плота оного двадцать крейцеров.
Вот началось то, чего ждал кавалер. И тут он принялся делать то, что делать на таких встречах не принято: он встал, не говоря ни слова, а сам за лицами купцов наблюдал и видел в них обескураженность, удивление. То, что надо ему. А он стол обошел, подошел к господину Вехнеру и за руку его взял как друга:
– Так позвольте мне вас обнять.
Купец встал, и Волков его обнял, как бы от стола в сторону повел. Вехнер не понял, даже поначалу идти не хотел, кавалер его все-таки отвел к окну и там говорил так тихо, что другим в зале и не расслышать:
– Так прошу вас дать мне шестьдесят крейцеров с плота, а ваш один плот и вовсе бесплатно проходить будет раз в месяц.
Купец посмотрел на него, затем покосился на своих товарищей и так же тихо отвечал Волкову:
– Так в месяц я не меньше двух плотов отправляю.
– Хорошо, два ваших плота бесплатно, остальные по шестьдесят крейцеров.
– По пятьдесят, – прошептал Вехнер.
– Не жадничайте, – улыбнулся Волков.
– Иначе не могу, иначе думать на меня начнут, места выборного лишусь.
– Хорошо. – Кавалер опять обнял его и добавил уже громко: – Раз вы не можете уступить, то я приму вашу цену – пятьдесят так пятьдесят.
Товарищи Вехнера переглянулись, но ничего не сказали. Видно, и впрямь он являлся у них старшим. И старшинство его было беспрекословно.
– Господин граф, – произнес Волков, – со мной монах был ученый, велите его разыскать, пусть договор напишет, чтобы потом не возникло кривотолков и расхождений.
– Хорошо, – сказал граф, довольный, что все разрешилось без войны, – и еще велю вина принести, а то жарко было мне от баталий ваших, господа.
Все уже не злились, все улыбались шутке графа. Так все и разрешилось. А когда бумага была подписана, вино выпито, а купцы ушли, граф вдруг стал строг и сказал:
– А вам говорили, кавалер, что вы ловкач?
– Нет, не каждый мне такое сказать осмелился бы, – отвечал Волков, хотя такое он о себе слыхал.
– Да, по краю ходили, в шаге от распри, но все полюбовно сгладили. Ах да, я и забыл, вы же рыцарь Божий. Молодец вы, хитростям у попов научились?
– Жизнь учила, – скромно поклонился кавалер.
– Но больше прошу вас не связываться с кантоном. От греха подальше, как говорится. На этот раз обошлось. И все пошло по-вашему, но имейте в виду, что на войну горцы очень скоры. И воюют со всей злобой, беспощадно.
– Об этом я знаю, не раз с ними встречался, – сказал Волков.
– Ну, пойдемте. – Граф фон Мален взял его под руку. – Обед уже поспел.
Граф был радушным хозяином, за обедом у него собралось не менее двадцати господ, тут нашлось место и Бертье, посадили его в самом конце стола. Как-то так получилось, что Волков опять оказался рядом с Элеонорой Августой, дочерью графа. Она была по правую руку от него, а по левую сидел барон фон Эвальд, молодой господин лет девятнадцати. Видимо, небедный.
А вот Брунхильда, кавалер не поверил бы, если бы сам этого не видел, сидела по правую руку от графа, на месте жены или старшего сына. И та ничуть не смущалась. Граф говорил с ней, и она бойко ему отвечала, да так, что все остальные господа, в том числе и молодой граф, который сидел напротив нее, слева от отца, слушали девушку. У нее под рукой лежало Писание. Она то и дело касалась его рукой. Но о чем они говорят, кавалер почти не слышал, потому что Элеонора Августа, увидав его, обрадовалась и стала говорить с ним как со старым знакомцем, почти без умолку.
Он хотел послушать, что говорит Брунхильда графу, но слышал только свою соседку. И сделать ничего не мог.