– Господа, а вы будете на турнире? – спрашивала она.
– На турнире? – удивлялся Волков.
– Я буду, – говорил молодой барон фон Эвальд.
– Ну а как же без вас! – улыбнулась Элеонора Августа. – А вы, Эшбахт, будете?
– Не знаю даже, – отвечал он.
Волков не очень жаловал эти сборища знати. Еще по службе в гвардии он знал, что на турнирах молодые господа рыцари, распаленные играми, соперничеством и вином, хватаются за железо тогда, когда в другом случае лишь усмехнулись бы. На турниры вечно собирались безземельные господа, чтобы, показав себя на арене с копьем или мечом, найти себе жену с хорошим куском земли в приданое. Или хотя бы сеньора, что позовет ко двору. Кроме земельной аристократии там вечно бывали бретеры, чемпионы и дуэлянты, что ездят от турнира к турниру. В общем, люди опасные, от которых нужно бы держаться подальше.
– Конечно же, вам надо приехать, нельзя быть затворником, – говорила дочь графа, – и сестре вашей надобно бывать в свете. Такую красоту нельзя прятать от общества.
– Истинно! – поддержал степенный господин, что сидел напротив Волкова и имени которого кавалер не запомнил.
Он поднял бокал в честь своих слов, и Волкову пришлось сделать то же самое. Заодно с ними выпил и молодой барон, что сидел по левую от него руку, и Элеонора Августа. А там во главе стола во все своей красе царствовала Брунхильда. Граф, его сын и прочие первые нобили земли Мален говорили с ней, задавали вопросы, с интересом слушали, что она отвечала, и тут же восхищались ее словами. Даже в ладоши хлопали, когда она читала им что-то из Писания и сразу же переводила. Когда только научилась, мерзавка, языку пращуров, что так Писание читать может! Волков очень хотел расслышать, что она там рассказывает, боялся, что наболтает лишнего, но слушать ему приходилось Элеонору Августу.
– Обязательно вам нужно быть на турнире, – говорила она, – этот турнир в честь именин жены герцога нашего, моего троюродного дяди. Он иногда приезжает, бывало, что и с герцогиней. Турнир как раз через две недели начинается после праздника Святых Петра и Павла.
– Обязательно буду, – сказал Волков, но тут же добавил: – Если изыщется возможность.
Лакеи несли следующие смены блюд, подливали вино, а кавалер кивал дочери графа, все еще пытаясь разобрать, о чем там с графом и другими нобилями говорит молодая красавица, которую он привез. Но скорее слышал, о чем болтает в конце стола Бертье, нашедший себе товарищей из тех, что, как и он, увлечены охотой. Он говорил с ним об отличных скобках, которых недавно купил задешево.
Этот бесконечный обед стал для Волкова пыткой. Он видел, как от вина и граф, и его сын, и еще два достойных мужа, что сидели вокруг Брунхильды, стали свободнее, веселее. Да и сама она раскраснелась, была болтлива и смешлива.
«Господи, не допусти», – думал кавалер, надеясь, что она не наболтает ничего лишнего. А сам, возможно, невпопад, кивал Элеоноре Августе, пытаясь ответить на очередной ее вопрос. Еле дождался окончания трапезы. Не в радость она ему была, если бы кто спросил, что за блюда Волков ел, он бы и не вспомнил. Наконец все стали вставать из-за стола, в зале заиграла музыка.
А Волков стал раздражаться: к Брунхильде было не подступиться. Граф и другие господа не отходили от нее. Хоть за руку ее уводи. Да видно, ей пришлось отойти, пришел лакей и с поклоном повел ее показывать покои.
Тут уж Волков догнал Брунхильду и начал раздраженно:
– Ты что там болтала весь обед?
– Ах, это вы? – отвечала она, глянув на него мимолетно. – Господа спрашивали, зачем я собой Писание ношу, так я отвечала.
– Бахвалилась!
– Нет, они спрашивали, неужто я читаю его. Так я и говорила как есть, что читаю и понимаю многое в нем, хоть и не нашим языком писано, – едва ли не заносчиво отвечала Брунхильда.
– А еще что спрашивали у тебя господа?
– Многое. Да не волнуйтесь вы так, ничего лишнего я не сказала. Говорила, что папеньку нашего не помню, что сгинул он, когда я мала была. И что вы с малолетства при попах да при солдатах были, оттого и грамотны, и в воинском деле преуспели, больше про вас ничего не сказала.
Тут лакей довел их до покоев красавицы, открыл ей дверь. Волков тоже захотел войти, да она вдруг стала в дверях и сказала:
– К чему вам за мной ходить? Вам свои покои выделил граф.
– Что? – растерялся кавалер.
– В свои покои ступайте, – нагло заявила она.
– Рехнулась, что ли? – возмутился Волков и вознамерился войти.
Да не тут-то было! Брунхильда стала на его пути. Глаза злые, щеки алые, вином пахнет, отступать и не думает, цедит ему сквозь зубы:
– Нечего братцам по покоям сестер ходить, а то есть такие братцы, что сестер своих в постель к себе просят да любят, чтобы сестры нагие к ним в постель шли. Не по мне такое, сатанинское это. Так что к себе ступайте… – И добавила так едко, как только могла: – Братец.
А после захлопнула перед ним дверь. Он уже хотел стучать, но в коридоре появились другие господа, пришлось уйти, хоть и корчило его от злости. Шел к себе и ругал ее: «Дура, холопка». Да другие злые слова, что в голову ему приходили, особенно вспоминал распутство ее. В таком расположении духа сидеть в своих покоях у Волкова желания не было да и вниз, в общую залу, где были все гости, спускаться не хотелось. Пошел в людскую, нашел там Сыча, монаха и Максимилиана. Максимилиану велел коней оседлать. Решил, пока не стемнело, поехать город посмотреть, а может, и девок по кабакам поискать.
На улицах города шум – конец поста. Пьяные кругом, веселые, месяц люди держались.
Волков и сам бы выпил, уже и место присматривал, но от толпы, что заполонила танцами и музыкой большую улицу, свернул влево, на улицу узкую. Улица была тиха и чиста, дома на ней все опрятные, двери крепкие, окна везде большие, со стеклами. Хорошая улица, ни одного кабака на ней. И на одном из домов Волков увидал знак: циркуль и угольник. О циркуле кавалер знал только то, что это инструмент строителей. На многих лучших крепостях в южных войнах он видал такой символ. И сейчас сразу понял, кто тут живет. Волков уже думал найти время и поискать в городе такого человека, а тут само провидение его привело сюда. Другое дело, что праздник вокруг, отыщет ли мастер сейчас для него время? Подумав чуть, он, не слезая с коня, стал стучать в большие и крепкие двери рукоятью плети.
Скоро окошко в двери открылось, и из него, выглядывая и стараясь увидать, кто там стучит, баба спросила:
– Кто там, чего вам?
– Мастер дома ли? – громко произнес Волков. – Скажи, заказчик к нему. Примет или нет?
– А кто вы? – донеслось из окошка.
– Заказчик, говорю! – рявкнул Волков раздраженно.
– Сейчас узнаю, – пообещал баба.
Вскоре дверь отворилась, и кавалер с Максимилианом въехали в большой красивый двор. Точно, что мастер был человеком небедным.
Максимилиан остался при конях, а баба провела Волкова в дом, где его ждал сам хозяин. Он был крепок, хоть и невысок, не стар еще, облачен в платье до пят, какие носят ученые мужи, а рубаха под ним была совершено чиста. Комната оказалась немала, вся в шкафах, а в них все книги, книги. В углу был стол с тремя подсвечниками, огромный, и на нем опять книги да еще широкие листы бумаги. Да на всех рисунки домов и дворцов, сделанные на удивление хорошо.
– Кавалер Фолькоф, – представился Волков, оглядываясь.
– Магистр архитектуры, член Гильдии вольных каменщиков земли Ребенрее архитектор Драбенфурс, – представился с поклоном хозяин.
– Извините, что отвлекаю вас в праздник, просто увидал знак на вашем доме… – начал Волков, с интересом глядя на изображение красивого дворца.
– Ничего-ничего, гость в дом – Бог в дом. Велю вина подать, думаю, что вы не от праздности пришли, разговор будет не скор.
Пока служанка принесла вино и разливала его в серебряные стаканы, Волков объяснял архитектору, зачем пожаловал:
– Думаю замок себе поставить, вы ж замки строите?
– И замки, и дома, и дворцы, и церкви, и аббатства, – говорил Драбенфурс, предлагая Волкову вино.
– Сейчас покажу вам.
Он снял с полки огромный рулон бумаги, кинул его на стол, развернул:
– Вот, этот замок будет недорог, но хорош. Просторный двор. Складов в достатке. На сколько людей и лошадей вы думаете строиться?
– Нет, – сразу отверг предложение Волков, едва взглянув на рисунок. – Стены тонки, башни только по углам, слаб замок.
– А этот как вам? – Архитектор открыл новый рисунок.
– Слаб. Мне нужен на пятьдесят солдат и на тридцать лошадей конюшни. Хлев большой. Пакгаузы вместительные.
– Вот этот?
– Нет, всё не то, на этом башни малы, где пушки ставить?
– Этот?
– Нет, опять не то, на юге так уже не строят.
– Вы, видно, собираетесь воевать от души, – говорил Драбенфурс, показывая новый замок.
– Нет, не то. Я собираюсь спокойно жить, но чтобы жить спокойно, нужно иметь хороший замок.
Магистр перевернул лист и показал ему новый замок.
– Вот! – Волков ткнул пальцем. – Он! Только тут перед воротами нужен равелин. И тогда это будет как то, что ищу.
– Это замок на сто солдат, – отвечал ему архитектор.
– Пусть на сто. Сколько это будет стоить?
– Ну, ежели вы пожелаете еще и равелин, так будет это…
Магистр Драбенфурс задумался. Сам водил пальцем по эскизу замка. Словно узоры рисовал. Волков его не подгонял, смотрел и ждал, пока тот все подсчитает. И тот наконец кивнул головой, словно соглашался с кем-то и, оторвавшись от рисунка, произнес медленно, отстраненно глядя в стену:
– Девятнадцать тысяч… – Девятнадцать тысяч? Кавалер все еще изучающе разглядывал загадочное выражение лица архитектора, он отчего-то не был уверен, что речь идет о серебряных талерах земли Ребенрее. И его сомнения оправдались. – Флоринов, – закончил архитектор.
– Флоринов? – переспросил кавалер в надежде, что магистр говорит о небольших и легких монетах южного, славного города.
Он ошибся.