и, чтобы не опозорила она меня. – Девица фыркнула и закатила глаза, так и говоря без слов: «Господи, да что он несет?» – За мерином и телегой следи, смотри, чтобы не украли. Через неделю отвези ее в Эшбахт, я, может, ко времени тому уже вернусь туда сам.
– Все исполню, господин, – отвечал монах. – Да хранит вас Господь в пути.
– Дозвольте хоть поцеловать вас, братец, – сказала Брунхильда.
Они расцеловались чинно, совсем не так, как целовались недавно, скромно. И Максимилиан придержал Волкову стремя, помогая сесть на коня.
Уж чего не нужно было Агнес, так это вторых уроков. Она и с первого раза все усваивала и запоминала. Хватило ей того случая в Хоккенхайме, когда она от страха быть схваченной едва жива осталась, когда ноги да и все тело одеревенели. Мыслей в голове не осталось, а жил только ужас, растекавшийся по членам параличом. То ощущение она запомнила навсегда.
Поэтому решила вести себя тихо, быть острожной, такой, как и другие. Ходить в церковь, завести духовника, жениха завести. А может, и мужа себе выбрать, тихого да покладистого. Чтобы рта не раскрывал и покорен ее воле был. И главное – здесь, в Ланне, своих сил не проявлять без необходимости.
Вот и теперь она сидела за столом и слушала приказчика, что пришел от банкира и говорил ей:
– Угодно ли будет госпоже дом освободить по истечении месяца или госпоже угодно принять новую цену за аренду?
– Новую? – спросила Агнес. – Отчего же она новая, почему вдруг?
– Господа мои считают, что цена сегодняшняя излишне низка. У них есть желающие за большую цену дом сдавать, – с миной невыразимой скуки на лице вещал приказчик. – Ежели новая цена не по душе госпоже, так может она до конца месяца дом себе новый подыскать. Господа мои говорят, что если до конца месяца она дом себе не найдет, то времени ей дадут еще месяц, чтобы пожить по прежней цене. А потом надобно ей будет съехать.
Он и его манера говорить подчеркнуто скучно, безразлично и его непочтение выводили Агнес из себя. В былое время она уже вскочила бы и пошла к нему, пылая злобой от одного его тона. Но теперь сидела и слушала, подавляя свои порывы.
– И какова же будет новая цена? – спокойно спросила Агнес, когда он закончил.
– Отныне вам придется платить одиннадцать талеров, – холодно сообщил приказчик.
Тон его был безапелляционен. Агнес спорить не стала, хотя хотела уже выцарапать ему глаза. Нужно было терпеть.
– Одиннадцать так одиннадцать. Ута! – позвала она служанку. – Возьми в кошеле одиннадцать талеров, передай их приказчику.
Служанка быстро выполнила приказ и высыпала деньги в руку приказчика. И тот принял монеты без поклона и благодарности, как будто одолжение ей делал.
Агнес бы могла ему не дать ни пфеннига, обмануть, задурить его за одну только постную его морду, за тон его высокомерный, но не стала этого делать. Расплатилась сполна. И сказала:
– Следующий месяц оплачен, ступай.
Опять не поклонившись, приказчик попрощался и пошел из дома. Как он вышел, Агнес велела:
– Ута, кошель подай.
Служанка быстро принесла кошель и положила на стол перед госпожой. Да, он был почти пуст. Лежали в нем всего один талер да серебра мелкого на полталера. Конечно, у нее имелся еще гульден, но его тратить нельзя было. Всё. Можно, конечно, послать Игнатия к господину в Эшбахт, просить денег, но она не хотела. Агнес уже решила, что и сама может себя обеспечить. Не зря же она с Зельдой-горбуньей зелья варила. Книгу изучала Агнес, а ингредиенты искала Зельда. Да, не все получалось поначалу, но потом вышло. Варили они два зелья, одно из них было таково, что, выпив всего пару капель, человек лишался памяти. Нипочем не мог он вспомнить, что с ним было вчера. То Агнес проверила дважды на служанке. Лишь выпивала воды стакан, в которой было всего четыре капли, та тут же засыпала непробудным сном, не просыпалась даже, когда Агнес пальцы ей свечой жгла. Когда поутру вставала, больна была головою и ничего вспомнить не могла, хоть Агнес у нее выпытывала немилосердно. Даже не могла ответить, откуда у нее на пальцах ожоги. А второе зелье было еще более хитрое, с ним пришлось повозиться. И обошлось оно недешево. Однако оказалось столь ценно, что девушка не поскупилась и купила под него два красивых хрустальных флакончика с резными крышками. Она хранила их в шкатулке, и эта шкатулка стояла перед ней на столе. Девушка была очень довольна тем, что у нее получилось. А уж как горбунья была довольна, так и словами не передать. Зелье это из книги Агнес взяла. И звалось оно «Эликсир страсти».
Стоило женщине две капли себе на шею капнуть, как мужчины, что ее запах вдыхали, начинали ею интересоваться. А если три, то и вожделеть. Зелье сие рождало похоть в мужах. Как сварили они его с горбуньей, так стали нюхать, ничего в запахе том для себя не находя приятного. То ли кошкой, то ли подмышками воняло. И сначала Агнес даже подумала, что это дурь, неправда в книге, но решила все-таки испытать. Брызнула несколько капель на горбунью. На шею да на лицо ей.
Та не противилась, даже бледное лицо ее раскраснелось от всяких мыслей. И после этого Агнес велела ей перебирать фасоль, белую от красной отделить. И в помощь позвала не Уту, а Игнатия. Кучер подивился такому заданию, но спорить не стал, сел рядом с горбуньей фасоль перебирать.
Агнес же увела Уту с собой наверх в покои. Но сама туда не пошла, прислонилась к стене на лестнице, стала тенью невидимой, из-за угла принялась смотрела на спины Зельды и Игнатия, которые фасолью занимались. И прекрасно видела, как могучей своей рукой кучер вдруг взял горбунью за руку, та руку не отняла. Только посмотрела на него. И тогда он схватил ее за платок, за волосы, запрокинул ей голову и стал лицо ее целовать, а та только пищала по-заячьи. А он ей уже подол задирал, ноги ее голые гладил, лоно ее лапал грубо, затем валил с лавки на пол, исцеловал ей лицо, царапая его своей бородой, и брал ее прямо на полу. Агнес стояла, смотрела на то, как берет конюх горбунью и как та рыдает от счастья, и думала, что хорошее зелье вышло и что Зельда теперь при ней накрепко будет. И что без денег с такими-то зельями она не останется.
Ларец с зельями похоти Агнес так дорог был, что ставила она его перед собой на стол по вечерам и за стаканом вина доставала флаконы и разглядывала, как переливаются они в свете свечи. Это были первые трудные зелья. Зелья, которые варились без нужной посуды, без весов. Не в маленькой печи, какая изображена на картинке в книге, а в большом камине. Но тем не менее они получились. Вышли такими, как нужно.
В этот вечер Агнес уже думала о том, куда поехать, где и как лучше использовать свои зелья, чтобы заработать денег. Тут девушка услышала, что кто-то ломится в ворота. И Зельда с Утой тоже были тут, они услыхали стук. Смотрели на нее, ожидая распоряжения.
– Ута, возьми лампу и позови Игнатия. Идите поглядите, что за наглец на ночь глядя ломает ворота.
А стук продолжался. Стучали борзо. Еще и ругались в темноте.
– Вот я стукну сейчас, я стукну! – гаркнул Игнатий, беря на всякий случай палку.
– Открывай, говорю! – заорали за воротами.
И так заорали, что Игнатий малость притих, уж больно голос был дерзок.
– А кто там? Вы кто? – спросил он.
– Господин кавалер Фолькоф, хозяин дома, вот кто! – донесся из-за ворот звонкий молодой голос. – Отворяй немедля.
– Ну, раз так… – Игнатий отодвинул засовы.
Сразу же въехали люди. Въезжали так, словно не первый раз тут они. Один спрыгнул с коня, стал другому помогать слезть, а тот как слез, велел Игнатию и Уте:
– А ну-ка, вы двое, ко мне подойдите.
Третий приехавший тоже с лошади спрыгнул, у Уты лампу забрал и стал свет к Игнатию и Уте подносить, разглядывать, а после сказал:
– Ишь ты, вон они какие, а этот и вовсе зарос как зверь. А ну говорите, кто вы такие?
– Я служанка госпожи Агнес, – отвечал а Ута, приседая. Видно, она признала Волкова.
– Конюх госпожи Агнес, кучер еще, – сказал Игнатий.
– Этого я знаю, – произнес Максимилиан, приглядевшись. – Кажется, его Агнес с виселицы забрала.
Волков пригляделся к конюху, тот стоял, не шевелясь, ждал, что дальше будет, но кавалер ничего не сказал, пошел в дом. Там на хозяйском месте во главе стола сидела Агнес с вином, ларцом и книгой. Как увидела Волкова, так сразу вскочила, пошла к нему, присела так низко, что почти села на пол перед ним:
– Рада видеть вас, господин.
– Здравствуй, Агнес, – отвечал кавалер и кивнул на Зельду, что стояла, в почтении склонив голову. – Это еще кто?
– То кухарка моя, Зельда.
– Прислуги у тебя больше, чем у меня, – заметил Волков и пошел к тому месту, где только что сидела Агнес. Уселся на стул, заглянул в книгу, что была раскрыта, чуть почитал и, вытянув ноги, проговорил: – Агнес, слуги у меня нет сейчас, помоги-ка сапоги снять.
Ута и Зельда видели, как без разговоров и вопросов высокомерная суровая их госпожа пошла к гостю и, став на колени перед ним, стала снимать с него сапоги. А он морщился от боли. Агнес как увидала, что он боль терпит, так отбросив сапоги, тут же стала ему по ноге руками водить, гладить и мять место чуть выше левого колена. И суровый муж тут же подобрел. Даже госпожу Агнес погладил по голове, словно дочь свою, и спросил:
– Ну как ты тут без меня?
– Справляюсь, слава богу. Все, слава богу, хорошо у меня. Молюсь за вас. Поминаю вас ежечасно.
– Да? А денег хватает тебе? – сказал он и снова поглядел на книгу, что лежала на столе перед ним.
– Хватает, – отвечала Агнес. – Больше не трачу денег я понапрасну.
– Значит, хватает? – перепросил кавалер, видимо, не веря девушке. – На слуг, на дом, на коней и на книги такие?
– Всего у меня в достатке, – отвечала та спокойно. – Нужды ни в чем нет.
Волков открыл ларец и взял один из флаконов, что лежал в там.
– А это что? – рассматривая флакон, спросил он.
– Духи, господин, – тут же отвечала Агнес. – Благовония. Сама варила.