– Засиделся ты тут, я смотрю, салом оброс на монашеских харчах.
– А что, дело есть для меня? – сразу догадался брат Семион.
– Есть, епископ Маленский хочет тебя возвести на приход.
– Где? – обрадовался монах.
– В Эшбахте. У меня в поместье.
– А велик ваш Эшбахт? – спросил брат Семион.
– Глазом не обвесть, – отвечал ему Волков, усмехаясь.
– А где?
– В земле Ребенрее, в графстве Мален.
– И какова там церковь? Новая, старая? – Монах хотел знать буквально всё.
– Церкви там нет, строить будешь.
– Строить? – Глаза монаха загорелись. – Сам?
– Не сам, рабочих наймешь. – Волков уже едва сдерживался от смеха, видя, как от алчности вращаются глаза брата Семиона. Как в голове его рождаются планы.
– А деньги на это богоугодное дело есть? – уточнил монах.
– Есть, четыреста монет. Да только забудь про них, я сам буду платить за все. – И не дожидаясь ответа разочарованного монаха, продолжил: – Ты лучше расскажи, как тут все без меня было. Как Роха?
– Ну, – начал брат Семион, – Роха с кузнецом сдружился, тот вам оружие делает, а Роха с ним пьет. Те деньги, что вы мне оставили, так почитай все ваш Роха и забрал, говорил, что на кузню. То железа купить, то угля, то еще чего. У меня все его расписки сохранились, вам покажу. А еще Брунхильда приходила, брала пару раз, но не мелочилась. Последний раз, так три талера, говорила, что к вам поедет. Расписки от нее тоже имеются.
– А Агнес?
– Госпожу Агнес как вы уехали, так я, кажется, и не видал. За деньгами она точно не приходила.
Волков, пока монах болтал обо всем другом, об этом стал думать, не мог он понять, откуда у девушки деньга заводилась. Может и вправду зельями да снадобьями стала торговать. А монах ему рассказывал всякие сплетни, что доходили до него от дворца архиепископа или из города. Но то все были пустые новости, неинтересные. А монах говорил, пока кавалер его не прервал:
– Ладно, с аббатом попрощайся и ко мне в дом ступай. Как канцлер меня отпустит, так назад, в Эшбахт поедем.
– Не терпится уже, – отвечал брат Семион.
– А Роха где обычно бывает?
– Либо у кузни вашей с кузнецом, либо дома, на кабаки у него денег давно уже нет.
Раньше коридор между заборов, что вел к его кузнеце, был завален всякой дрянью и гнилью, а теперь весь до середины заборов оказался засыпан золой. Так что ехали они по совсем узкой тропинке. Кавалер думал, что услышит молотки кузнечные, но стояла тишина, и никто не встретил их за воротами.
– Никого, что ли? – оглядывался Максимилиан.
– Вон, бродит одна, – сказал Сыч, спрыгивая с лошади.
Волков увидал у стены молоденькую бабенку, она, видно, по нужде ходила и не ждала тут гостей, была в нижней рубахе, голова ее оказалась не покрыта, а руки голы. Заметив нежданных гостей, она заголосила:
– Яков, Яков, тут люди какие-то!
Кузнец Яков Рудермаер, высокий, раздетый по пояс, тут же появился на пороге кузни с молотком на длинной рукояти. Но узнал Волкова и стал кланяться. Баба это увидела, побежала в хибары одеваться.
– Здравы будьте, господин, – сказал кузнец и тоже вынес рубаху из кузницы.
– Здравствуй, Яков, – отвечал кавалер. – Я смотрю, золы вокруг много, вижу, что без дела ты не сидел.
– Уж не волнуйтесь, пока уголь был, не сидел, – заверил его кузнец. – А как деньги кончились, так уже две недели бездельничаю.
– Сделал мне мушкетов?
– Сделал, – сказал Яков с гордостью и даже с упреком: чего, мол, сомневаетесь.
– И сколько?
– Двадцать восемь! – и опять в голосе кузнеца гордость.
– Хороши?
– Роха все проверял, те, что с изъянами были, так мне на перековку приносил обратно.
– И где они?
– Роха говорил, что вам в дом все носит. Там ищите. Или у него спросите.
– Спрошу.
– Господин… – произнес кузнец.
– Да.
– Думаю, что пришло время расплатиться вам со мной. Жениться я надумал, деньга нужна.
– И чего ты просишь?
– Лишнего просить не стану, думаю, три талера с мушкета за работу будет довольно.
– Немало ты просишь, – отвечал Волков, прикидывая, что это большие деньги.
– Так немало и работал я, – сказал Яков Рудермаер, кузнец-оружейник.
– Найди Роху, приходи вечером ко мне, посчитаемся.
– Приду, господин, – сказал кузнец и оглянулся на подошедшую к нему женщину.
– И женщину свою тоже приводи к ужину.
– Спасибо, господин! – поклонился кузнец.
– Спасибо, господин! – поклонилась его женщина.
– Хилли и Вилли просили у меня мушкет, когда с нашими ходили воевать. Ты же знаешь, что наших опять мужичье побило? – радостно говорил Игнасио Роха, скалясь непонятно чему. Он вонял перегаром и чесноком и был, кажется, в самом деле рад, что Волков приехал. Поначалу даже целоваться полез.
– Знаю, – отвечал кавалер. – И что?
– Я не дал им мушкет, – говорил Роха. – Я сказал им, что это твой мушкет.
Волков мог вспомнить только двух людей, что обращались к нему на «ты». Один из них был сам архиепископ, а второй – вот этот заросший черной щетиной, вонючий одноногий тип по прозвищу Скарафаджо – таракан.
– Ты бы их видел, когда они вернулись, – смеялся Роха. – Мужичье неплохо им бока намяло. Мальчишки совсем другие пришли, уже не те, что уходили.
– А где все мушкеты? – спросил Волков.
– Так здесь, у тебя. В чулане, я туда их складывал.
Сыч, кучер Игнатий, Максимилиан и кузнец Рудермаер принялись выносить мушкеты и класть их на стол. Также притащили аркебузы и арбалеты, про которые Волков уже и позабыл.
– Вы что, сделали другой приклад? – заметил кавалер, беря один из мушкетов в руки.
– Роха сказал, что так ему удобнее целиться, – отвечал кузнец. – Я делал, как он просил.
– Да, так и вправду легче целиться.
Волков осмотрел новый мушкет. Сделан он был хорошо, крепок, железо плотно прилегало к дереву. Само железо прекрасно ковано и ствол ровно просверлен. А под запальным отверстием приделана была удобная полка под затравочный порох. К мушкету шел еще и крепкий шомпол.
– Ну? – не мог уже ждать похвалы Роха. – Как тебе?
Волков приставил приклад к плечу:
– Удобно, но надо бы проверить.
– Хилли и Вилли со своим сбродом все до единого проверили, мы весь порох, что у тебя был в чулане, на проверки извели, – поспешил сообщить Скарафаджо. – У мальчишек теперь своя банда, всем им нравятся наши мушкеты, иногда пострелять из них по двадцать человек собиралось.
– И что, хорошая у них банда? – поинтересовался Волков.
– Сопляки, бродяги – сброд, – отвечал Роха. – Хилли и Вилли среди них кажутся матерыми.
Он поглаживал один из мушкетов, кузнец Рудермаер и его женщина сидели молча. Волков знал, чего они ждут.
– Что ж, кузнец, – начал он, – значит, ты хочешь за свою работу три талера с мушкета?
– Именно так, господин, я работал от рассвета и до заката. Господин Роха подтвердит.
Волков еще раз взял оружие в руки. Да, оно было сделано на совесть. Он согласно покачал головой, отставил мушкет и выложил на стол перед кузнецом четыре золотых.
Это было на шесть талеров меньше, чем просил Рудермаер. Но золото произвело на кузнеца, на его женщину да и на Роху такое впечатление, что поначалу они не смели даже пошевелиться. Только смотрели на желтые кружочки. И уже потом кузнец, осмелев, стал брать гульдены в руки и дал подержать их своей бабе. Та чуть не целовала монеты, так рада была.
Роха тут подвинулся к Волкову, навалился на стол и заговорил заискивающе, дыша чесноком:
– Слушай, Фолькоф. Я тоже вложил в дело немало денег.
– Немало денег? – удивился тот. – И сколько же?
– Да какая разница? – поморщился Скарафаджо. – Это же наше дело, не забывай, это я тебе его предложил.
– Да, я это помню, но мы еще не продали мушкеты. Ни одного не продали. А с кузнецом я расплатился, потому что он свою работу выполнил. А ты будешь ждать, когда у нас пойдет с них прибыль. И тогда только мы посчитаемся и поделим деньги.
Роха тяжко вздохнул, тут ему сказать было нечего, но он не унывал:
– Послушай, Фолькоф, тут дело такое… Надобно мне немного денег. – Он посмотрел, как кузнец и его женщина играются золотыми монетами, как детей их лелеют. И продолжил: – Понимаешь, опять долги, опять кредиторы…
– Ты что, пропил все деньги? У тебя же, когда мы из Ференбурга вернулись, целая куча серебра была.
– Понимаешь, брат-солдат, то да се… Как вода сквозь пальцы.
– Ты пропил все деньги, – сурово повторил Волков.
– Тебе легко говорить, – принялся объяснять Роха, – а у меня уже четверо спиногрызов и жена злобная. С ними разве посидишь дома?! С ними с ума можно сойти!
– Ты, болван, даже шляпу новую купить не смог!
– Ты говоришь, как моя жена! – кривился Роха.
– Ты потратил кучу денег!
– Да, и прошу у тебя хотя бы двадцать монет в долг. Иначе меня из дома хозяин выгонит, я уже три месяца ему задолжал.
– Максимилиан! – не отрывая глаз от Рохи, позвал Волков.
– Да, кавалер, – отозвался оруженосец.
– Поедешь к госпоже Рохе, к жене вот этого вот господина, спросишь, сколько она задолжала хозяину, сколько булочнику и мяснику. Столько ей денег и дашь.
– Да, кавалер.
Роха, слыша это, опять покривился:
– Ну а мне? Хоть пять монет?
– На выпивку? – спросил Волков.
Роха не ответил. Тогда кавалер вытащил один талер и кинул его товарищу. Тот поймал монету, повертел ее в пальцах. Вид его был не очень радостен.
– Завтра с утра меня будет ждать канцлер. А после, как освобожусь, хочу посмотреть, как стреляют новые мушкеты, – сказал Волков, не заботясь настроением Рохи.
– Ладно, – кисло согласился Скарафаджо, все еще вертя в пальцах единственную монету, – найду Хилли и Вилли. Они всегда рады пострелять.
Тут пришла Агнес, села по правую руку от господина и была приветлива со всеми. Особенно улыбалась Максимилиану. Но тот ей не улыбался и встречаться взглядом с девушкой избегал. Зельда с Утой стали подавать на стол. И утку, жаренную в вине, и зайца, печенного в кувшине, и говяжью печень с горохом, и жирные пироги с капустой и свиным салом, и сыры, и вина, и пиво, и хлеба. И все вкус имело отменный. Горбунья, что ни говори, готовила отлично. Так хорошо, что Волков, наевшись, позвал ее к себе и при всех хвалил. Зельда цвела от счастья, да и Агнес улыбалась.