женосца, но кто их будет проверять, если войны не предвидится. Все будут в хорошем доспехе, на хороших лошадях, с хорошим оружием. Как говорится, он прибудет к графу конно, людно и оружно. Четыре закованных в латы всадника – это, считай, копье.
– Но это только для показа? – уточнил Волков.
– Только для показа, покажитесь графу во всей красе – и все, – подтвердил канцлер. – До графа, как и до вас, доведены пожелания герцога: хранить мир всеми силами.
Кавалер кивнул. Это его устраивало. Но на всякий случай он уточнил:
– А не будут ли злы соседи, не будут ли покушаться? Вы говорили, что Фринланды считают эту землю своею.
Канцлер поглядел на него, как глядят на дитя неразумное, вздохнул и произнес:
– Дорогой мой Эшбахт, скажу вам честно, будь ваша земля богата, так иссушили бы они нас своими придирками. А ваша земля небогата, хоть и обширна. Пашен в ней мало, лугов и покосов немного, лесов тоже немного. Так что вспоминают они о ней больше для острастки в переговорах, чем по делу. Не волнуйтесь, никто на вас не покусится.
Вот так новость. Он не нашелся что сказать. Вот так вот. Земля у него обширна и бедна. Волков сначала даже расстроился, услыхав это, но тут же одумался. Да как бы бедна она ни была, всяко и пашни есть, и луга, и леса, хоть всего этого и немного, но не отказываться же. Ничего-ничего, он хозяин рачительный, всегда был таким. Он и из малого сделает хорошо. Лишь бы… Да-да, самое главное он чуть не упустил!
– А мужики там в крепости есть? – быстро спросил Волков. – И сколько их?
– Все в крепости, – ответил канцлер, но каким-то странным тоном, вроде даже отвернулся от кавалера. – Но сколько их, я сказать не берусь. Семь лет назад и пять лет назад еретики из кантонов дважды ходили на Мален и со второго раза взяли его. И ходили через вашу землю. А потом там чума прошлась немилосердно, а прошлый год так и вовсе дождями все смыло, там вдоль реки, по востоку вашей земли, болота стояли. И сколько там сейчас мужиков живет, не знаю. Поедете и посчитаете.
Волков был человеком недоверчивым. Столько раз его обманывали, уж научился. Кавалер мало-помалу стал распознавать лицемерие, ложь или недосказанность, и теперь он чувствовал, что канцлер ему не говорит правды.
– А отчего же у этой земли нет хозяина? – спросил он резко.
– Так был один человек. Дали ему лен три года назад. Звал его граф на смотр, не приходил. Говорил, что болен. А когда два года назад начался мятеж в Ференбурге, который надобно было усмирить, его позвал герцог. Да только он опять не пришел, сказал, что коня у него нет. Герцог и граф ему сказали о неудовольствии, а у него как раз и жена погибла, так он и вовсе бросил лен и уехал за реку, на юг, к еретикам подался.
Волков понимающе кивал и, когда канцлер закончил, спросил:
– Значит, земля моя небогата?
– Дорогой мой Эшбахт, отчего же ей быть богатой, если земля ваша – это предгорья. Камень повсюду, овраги от весенних вод. Но доход она может давать, всегда давала, хоть и небольшой.
Вот теперь канцлер, кажется, не врал. Небольшой так небольшой. Пусть так, решил Волков. Он был уверен, что справится, он не боится трудностей, он готов взять эту землю. Лишь бы мужички имелись. Тем более что если там когда-то был хозяин, может, и замок какой-никакой от него остался.
– До города Малена отсюда полтора дня пути, а от него еще полдня и граница ваших владений, – продолжал канцлер. – В Малене найдите имперского землемера Куртца, он поедет с вами и покажет вам всю вашу землю.
– Имперский землемер? – удивился Волков.
– Именно, все земли империи, что граничат с соседними государствами, всегда показывает имперский чиновник. Чтобы не было лишних споров и конфликтов с соседями. Императору, как и нашему герцогу, совсем не нужны сейчас лишние войны. Поэтому ваши владения вам и покажет имперский землемер. Вот письмо для него.
Канцлер протянул кавалеру свиток.
– А это вам, – он протянул Волкову еще один свиток, только с печатью и лентой, – это вассальный пакт, подтверждающий ваше владение землей.
Волков с поклоном взял свиток.
– Вы уже вписаны в реестр земли Ребенрее как землевладелец. И в вассальный статут нашего курфюрста. Езжайте, друг мой, владейте соей землей и помните главное: меньше всего сейчас дому Ребенрее нужны новые войны. Храните мир с соседями, какими бы они ни были. Кстати, будете в Малене – посетите епископа Маленского, отца Теодора. Предобрейший человек. Передайте от меня поклон.
На том дело было кончено. Иероним Фолькоф, рыцарь Божий и господин Эшбахта, забрал у канцлера свои бумаги, письмо к имперскому землемеру и откланялся. Вышел из залы и еще постоял рядом с дверью, перечитывая свой пакт и рассматривая печати. И был, кажется, поначалу всем доволен. Но потом задумался.
Брюнхвальд и все остальные очень хотели знать, что делал кавалер у канцлера так долго, но Волков сел на лошадь молча и всю дорогу до трактира был задумчив.
Никто его тревожить не решился, и только когда он уселся внизу в общей столовой, а не пошел к себе в покои, Брюнхвальд отважился его спросить:
– Кавалер, отчего вы так задумчивы?
Волков положил пред ним на стол свиток, мол, читайте.
Брюнхвальд взял его с благоговением, прочел внимательно и сказал:
– Так отчего же вы грустите? Получи я такой свиток, я бы благодарил Бога до конца своих дней.
Офицеры Рене и Бертье брали свиток и тоже читали, даже монах и Максимилиан заглядывали им через плечо, желая знать, что там написано. Все были в восторге.
– Дьявол, что нужно сделать, чтобы получать лен? Я готов на все! – заявил пылкий Бертье. – Да вот до сих пор случая не представилось. Ни разу мне никто такого не предлагал.
А вот серьезный и взрослый Рене молчал и шевелил губами.
– Так чем же вы огорчены? – недоумевал Брюнхвальд, садясь за стол напротив Волкова.
– Ничем, добрый друг мой, ничем, просто задумчив я, – отвечал Волков, – отчего же мне грустить, разве от того, что земля моя велика, но небогата, оказывается, так пусть, мне много и не надо.
– А найдется ли на вашей земле место, где я мог бы поставить сыроварню, и выпас, где я мог бы пасти коров? На выгодных для вас, кавалер, условиях, конечно, – спросил Брюнхвальд.
– Сыроварню? – удивился Волков.
– Вы же знаете, что я женился недавно, и жена моя Гертруда держит сыроварню в городе Альк, – пояснил Брюнхвальд, – вы ж знаете мою жену?
– Конечно, конечно, знаю.
– В городе после суда люди ей больше не рады, – вздохнул Брюнхвальд, – поэтому мы решили продать сыроварню и уехать. Думали переехать в Ланн, там и поставить сыроварню, но глава цеха сыроваров Ланна сказал, что за вступление в цех нужно будет внести в цеховую казну пятьсот сорок талеров и платить им десятину. И это не считая городских налогов и налогов церковных. В общем, я подумал, что вы, может, не будете против, если я поставлю сыроварню на вашей земле и арендую у вас выпас для десятка коров или, может, дюжины…
Волков помолчал немного и, видя, что Брюнхвальд, да и Рене с Бертье тоже ждут его ответа, сказал:
– Друг мой, сегодня Бог щедр ко мне, почту за честь помочь вам. Я рад, что вы поедете со мной.
– Человек, – звонко крикнул Брюнхвальд, – вина нам! Немедля!
– Ах, как это здорово, господа, – говорил Бертье. – А что же нам с Рене делать?
Волкову захотелось сделать что-то и для этих офицеров хорошее, и он произнес:
– Господа, с сего часа считаю, что контракт ваш закончен, вы и ваши люди свободны от обязательств передо мной. Забирайте провиант, все бобы и весь горох, остатки солонины, там еще бочонок свиного сала жира есть… Муку тоже забирайте, и соль. Это вам подарок от меня, вы свободны. Этого вашим людям должно хватить на две недели.
– О, это очень щедро, – сказал Рене и поклонился. – Нам это точно не помешает. Наши люди будут вам благодарны, господин кавалер. Храни вас Бог.
А Бертье вдруг фыркнул весело и, кажется, раздраженно, схватил Рене за рукав и потащил его прочь. Они стали в темном углу, и молодой Бертье принялся о чем-то горячо говорить Рене, безжалостно тыча ему в живот пальцем. Тот смотрел на него, молчал, внимательно слушал и пытался отвести от себя палец товарища.
На стол расторопный лакей поставил уже кувшин с вином и стаканы. Появилась и Агнес, она, не спрашивая разрешения, села рядом с Волковым, совсем близко к нему, неуместно близко, и опять же без разрешения взяла свиток. Прочла и положила его на стол.
– И что, не порадуешься новости такой? – спросил у нее кавалер.
– Так то для вас новость, – отозвалась девушка с улыбкой и свысока глянула на своего господина. – А для меня и не новость это. Всегда про то знала наперед.
Пока Волков смотрел на нее удивленно, она потянулась за стаканом с вином и рукой своей как бы невзначай оперлась на его бедро. Так не всякая жена ведет себя с мужем. И все это при людях его, при Ёгане, Сыче, Максимилиане и монахе, что все еще стояли у стола. Может, и не видели они этого, но Волков ее руку со своей ноги скинул без всякого почтения. Чтобы не думала себе ничего.
А она только засмеялась и стала пить вино, глядя на него поверх стакана. И все вокруг видели, какая она стала: и злая, и смелая, и даже красивая.
Волков глядел на нее и удивлялся про себя. И не замечал он изменений этих прежде. Нищенская худоба ушла. Губы полны, красны. И грудь под платьем заметна стала. Волосы чисты и ухожены, уложены затейливо под богатым чепцом. Да и не чепец это, а дорогой гребень под шелковым шарфом. Последнее время она вся сделалась заметно круглее: добрая еда у господина, хорошая одежда, уход – все красило ее. Даже косоглазие, кажется, стало менее заметным. Откуда только взялась вся эта приятность в ней.
Пока он глядел на нее удивленно да думал о ней еще более удивленно, Бертье и Рене договорились и подошли к столу. И Бертье заговорил, как всегда горячо и быстро, отчего его акцент стал еще более заметен:
– Кавалер! Мы с моим другом Арисбальдусом Рене договорились вас просить.