— Господа мои считают, что цена сегодняшняя излишне низка.
У них есть желающие за большую цену дом снимать, — с миной невыразимой скуки на лице вещал приказчик. — Ежели госпоже не по душе новая цена, так может она до конца месяца дом себе новый подыскать, господа мои говорят, что если до конца месяца она дом себе не найдет, то времени ей дадут еще месяц, чтобы пожить по той же цене. А потом надобно ей будет съехать.
Он и его манера говорить подчеркнуто скучно, безразлично, и его непочтение выводили ее из себя, в былое время она уже вскочила бы и пошла к нему, пылая злобой от одного его тона. Но теперь она сидела и слушала его, подавляя свои порывы.
— И какова же будет новая цена? — спокойно спросила Агнес, когда он закончил.
— Отныне, вам платить придется одиннадцать талеров, — холодно сообщил приказчик.
Тон его был безапелляционен. Агнес спорить не стала, хотя хотела уже выцарапать ему глаза. Нужно было терпеть.
— Одиннадцать так одиннадцать. Ута, — позвал она служанку, — возьми в кошеле одиннадцать талеров, передай их приказчику.
Служанка быстро выполнила приказ и высыпала деньги в руку приказчика. И тот взял их без поклона и благодарности, так как будто он одолжение ей делал.
Она бы могла ему не дать ни пфеннига, обмануть, задурить его за одну только постную его морду, за тон его высокомерный, но Агнес не стала этого делать. Расплатилась сполна. И казала:
— Следующий месяц оплачен, ступай.
Опять не поклонившись, приказчик попрощался и пошел из дома.
Как он вышел, Агнес произнесла:
— Ута, кошель подай.
Служанка быстро принесла ей кошель и положила его перед ней на стол. Да, он был почти пуст. Был в нем всего один талер да серебра мелкого на пол-талера. Конечно, у нее был еще гульден, но его тратить нельзя было. Все. Можно, конечно, было послать Игнатия к господину в Эшбахт, просить денег, но она не хотела. Она уже решила, что и сама может себя обеспечить. Не зря же она с Зельдой-горбуньей зелья варила. Книгу изучала Агнес, а ингредиенты искала Зельда. Да, не все получалось поначалу, но потом все вышло. Варили они два зелья, одно из них было таково, что выпив всего пару капель человек лишался памяти. Нипочем не мог он вспомнить, что с ним было вчера. То она проверила дважды на служанке. Лишь выпивала воды стакан, в которой было всего четыре капли, Ута тут же засыпала непробудным сном. Таким, что не просыпалась, даже когда Агнес пальцы ей свечой жгла. Когда поутру вставала, больна была головою и ничего вспомнить не могла, хоть Агнес у нее выпытывала немилосердно. Даже не могла сказать, откуда у нее на пальцах ожоги. А второе зелье было еще более хитрое, с ним ей долго пришлось повозиться. И обошлось он ей недешево. Оно было так ценно для нее, что она не поскупилась и купила под него два красивых флакончика из хрусталя с резными крышками. Она хранила их в шкатулке, и эта шкатулка стояла перед ней на столе. Девушка была очень довольна тем, что у нее получилось. А уж как горбунья была довольна, так и словами не передать. Зелье это из книги Агнес взяла. И звалось оно там: «Эликсир страсти».
Стоило женщине едва две капли себе на шею капнуть, как мужчины, что ее запах вдыхали, начинали ей интересоваться. А если три, то и вожделеть. Зелье сие рождало похоть в мужах. Как сварили они его с горбуньей, так стали нюхать, ничего в запахе том для себя не находя приятного — то ли кошкой, то ли подмышками воняло. И сначала Агнес даже подумала, что это дурь, неправда в книге, но решила все-таки испытать. И брызнула несколько капель на горбунью. На шею, под платком, да на лицо ей.
Та не противилась, даже бледное лицо ее раскраснелось от всяких мыслей. И после этого велела ей перебирать фасоль, белую от красной отделить. А в помощь ей позвала не Уту, а Игнатия. Кучер подивился такому заданию, но спорить не стал, сел рядом с горбуньей фасоль перебирать.
Агнес же позвала Уту с собой наверх в покои. Но сама туда не пошла, прислонилась к стене на лестнице, стала тенью невесомой, из-за угла стала смотрела на спины Зельды и Игнатия, которые фасолью занимались. И прекрасно видела, как могучей свое рукой кучер вдруг взял горбунью за руку, та руку не отняла. Только посмотрела на него. И тогда он схватил ее за платок, за волосы, запрокинул ей голову и стал лицо ей целовать, а та только пищала по-заячьи. А он ей уже подол задирал, ноги ее голые гладил, лоно ее лапал грубо, затем валил с лавки на пол, исцеловал ей лицо, царапая его своей бородой, и брал прямо на полу. Агнес стояла, смотрела на то, как берет конюх горбунью и как та рыдает от счастья, и думала, что хорошее зелье у нее вышло и что Зельда теперь при ней накрепко будет. И что без денег теперь с такими-то зельями она не останется.
Ларец с зельями похоти ей так дорог был, что ставила она его перед собой на стол по вечерам и за стаканом вина доставала флаконы и разглядывала, как переливаются лучами они в свете свечи. Это были первые трудные зелья. Зелья, которые варились без нужной посуды, без весов. Не в маленькой печи, какая изображена на картинке в книге, а в большом камине. Но, тем не менее, они получились. Вышли такими, какими и нужно.
В этот вечер она уже думала о том, куда поехать, где и как их лучше использовать, чтобы заработать денег. Тут девушка услышала, как кто-то ломится в ворота. И Зельда с Утой тоже были тут, они услыхали стук. Смотрели на нее, ожидая распоряжения.
— Ута, возьми лампу и позови Игнатия, идите, поглядите, что за наглец на ночь глядя ломает ворота.
А стук в ворота продолжался. Стучали борзо. Еще и ругались в темноте.
— Вот я стукну сейчас, я стукну, — гаркнул Игнатий, беря на всякий случай палку с собой.
— Открывай, говорю, — заорали за воротами.
И так заорали, что Игнатий малость и притих, уж больно голос был дерзок.
— А кто там? Вы кто? — спросил он.
— Господин кавалер Фолькоф, хозяин дома, вот кто! — донесся из-за ворот звонкий молодой голос. — Отворяй немедля.
— Ну, раз так, — Игнатий отодвинул засовы.
Сразу же въехали люди, въезжали так словно не первый раз тут они. Один тут же спрыгнул с коня, стал другому помогать слезть, а тот как слез сразу сказал Игнатию и Уте:
— А ну-ка, вы двое, ко мне подойдите.
Третий приехавший тоже с лошади спрыгнул, у Уты лампу забрал и стал ее к ней и к Игнатию, к лицам подносить, разглядывать, сказал:
— Ишь ты, вон они какие, а этот и вовсе зарос как зверь, а ну, говорите, кто вы такие?
— Я служанка госпожи Агнес, — отвечал Ута, приседая, видно, она признала Волкова.
— Конюх госпожи Агнес, кучер еще, — сказал Игнатий.
— Этого я знаю, — произнес Максимилиан, приглядевшись. — Кажется, его Агнес от виселицы забрала.
Волков пригляделся к конюху, тот стоял, не шевелясь, ждал, что дальше будет, но кавалер ничего не сказал, пошел в дом.
Там на хозяйском месте во главе стола сидела Агнес с вином, ларцом и книгой.
Как увидела Волкова, так сразу вскочила, пошла к нему, присела так низко, что почти села на пол перед ним:
— Рада видеть вас, господин.
— Здравствуй, Агнес, — отвечал кавалер и кивнул на Зельду, что стояла, в почтении склонив голову. — Это еще кто?
— То кухарка моя, Зельда.
— Прислуги у тебя больше, чем у меня, — сказал Волков и пошел к тому месту, где только что сидела Агнес.
Уселся на стул, заглянул в книгу, что была раскрыта, чуть почитал и вытянув ноги сказал:
— Агнес, слуги у меня нет сейчас, помоги-ка сапоги снять.
Ута и Зельда видели, как без разговоров и вопросов высокомерная суровая их госпожа пошла к гостю и, став на колени перед ним, стала снимать с него сапоги. А он морщился от боли. Агнес как увидала, что он боль терпит, так отбросив сапоги, тут же стала ему по ноге руками водиться, гладить и мять место чуть выше левого колена.
И суровый муж на глаза тут же подобрел. Даже госпожу Агнес погладил по голове, словно дочь свою, и спросил:
— Ну, как ты тут без меня?
— Справляюсь, слава Богу. Все, слава Богу, хорошо у меня. Молюсь за вас. Поминаю вас ежечасно.
— Да? А денег хватает тебе? — сказал он и снова поглядел на книгу, что лежала на столе перед ним.
— Хватает, — отвечала Агнес. — Больше не трачу денег я понапрасну.
— Значит, хватает? — Перепросил кавалер, видимо, не веря девушке. — На слуг, на дом, на коней и на книги такие?
— Всего у меня в достатке, — отвечала та спокойно. — Нужды ни в чем нет.
Волков открыл ларец и взял один из флаконов, что лежал в ларце:
— А это что? — рассматривая флакон, спросил он.
— Духи, господин, — тут же отвечала Агнес. — Благовония. Сама варила.
Она уже ругала себя за то, что не спрятала их с глаз долой.
— Духи? А не из этой ли книги эти духи? — с интересом спрашивал он.
— Из этой, господин.
— Дороги ли такие духи, сколько стоят, талер?
— Тридцать, господин, — отвечала Агнес, говорила то с умыслом, чтобы господин больше не спрашивал, откуда у нее деньги на слуг и коней.
— Тридцать? — удивился Волков, еще внимательнее разглядывая флакон. — Что ж в них такого?
— То госпожи покупают, коли на себя ими брызнут, так у мужей любовный раж просыпается, какого прежде и не было, — врала девушка, ни одного флакона она не продала.
— А ты проверяла? — спросил Волков.
— Конечно, — Агнес кивнула. — На горбунью свою брызгала, так конюх мой ее тут же на пол повалил, скакал на ней не хуже, чем на лошади. Она три дня потом счастливая ходила. Теперь только о муже и мечтает.
Волков посмотрел на Зельду, та стояла вся красная, глаза потупила. Руками платок комкала. Видно, про кучера не врала Агнес.
— Заберу себе один, — сказал Волков. — И, притянув к себе Агнес, тихо добавил суровым голосом: — Не вздумай на мне сие пробовать.
— Я бы не посмела, — так же тихо ответила девушка.
— Ладно, вели своим людям воду мне греть и ужин давать, устал я с дороги.