— Эдуард, да у тебя на лбу целая статья поместилась! «От редакции». Ясно видно. Вот хорошо, и бумаги не надо!
Вася с хохотом смотрел на Эдуарда Леске. Тот был всегда сдержан, подтянут, да вот задремал, видно, и прислонился лбом к свежему оттиску…
С корректурой разделались уже засветло. Устали, работа показалась очень трудной, но Вася чувствовал себя по-настоящему счастливым. Теперь можно было не сомневаться: журнал получился.
Однако еще не все преграды были преодолены.
— Когда начнете печатать? — спросил Вася типографа, отдавая корректуру.
— Когда внесете остальные деньги.
Легко сказать — «остальные». Это же было в три раза больше, чем они внесли!
Вася пытался уговорить типографа на рассрочку, но тот не хотел и слушать.
Дни стояли холодные и дождливые. Васины штиблеты совсем разорвались, полуотвалившиеся подметки хлопали на каждом шагу и заглатывали всё новые порции холодной, перемешанной со снегом воды. Вася хрипел и чихал от простуды, но всё это было неважно. Надо было раздобыть денег.
Союз их не имел. Обратились в Наркомат просвещения, но денег не было и там. Саботажники из министерства финансов и Государственного банка их не выдавали.
Выручил союз металлистов. «Юный пролетарий» прямого отношения к нему не имел. Но организаторы Социалистического Союза молодежи были преимущественно металлисты. Большевики, руководившие крупнейшим профсоюзом Питера, хорошо знали их, особенно Васю Алексеева. Профсоюз выделил пять тысяч рублей из своего бюджета.
Когда начали печатать журнал, Вася не отходил от машины. Он снова перечитывал статьи уже в листах, разглядывал заголовки.
Перечитывал сообщение «От редакции». Там говорилось, что в журнале будут различные отделы: научно-популярный, в который входят вопросы по истории революционного движения, по элементарным политическим знаниям, по естествознанию; отдел философии, этики, литературно-художественный отдел, библиографический и другие. Конечно, не все они были представлены в первом номере, но ведь за ним последуют другие. На первой странице ясно сказано: «Орган Петербургского комитета Социалистического Союза рабочей молодежи. Выходит два раза в месяц».
Перечитал Вася и передовую. Она далась ему нелегко, но, кажется, получилось то, что нужно: «Мы — дети рабочего класса; мы — его будущее. И задачей нашего журнала является подготовка рабочего юношества к этому будущему. Развивать у своих читателей сознание их классовых интересов, поднимать уровень их культурного и общеобразовательного развития и тем самым подготовить из них сознательных, достойных участников той великой борьбы, которую им предстоит вести в рядах пролетариата за освобождение всех угнетенных и эксплуатируемых от ига капитала, борьбы за социализм…»
Немного дней прошло с тех пор, как Вася написал эти строчки, а какие события, определившие пути всей дальнейшей истории, произошли за это время! Какая одержана победа! Но борьба за социализм не окончена, она еще будет долгой, и тем более надо готовить для нее молодежь.
Он просматривал свои статьи и статьи товарищей — Эдуарда Леске, Оскара Рывкина, Миши Глебова, Коли Андреева… Было приятно и радостно читать под стук машины, выбрасывавшей всё новые листы журнала.
28 ноября шло заседание ПК Союза. Комитет заседал в ту пору почти каждый день, и всегда приходило много ребят. Комнаты были холодные и пустые. Сидели на скамейках и разнокалиберных стульях, принесенных из бывшего полицейского участка. Он находился рядом.
Васи на заседании не было. Все знали — он в типографии. Как обычно, на заседании шли горячие споры, высказывались все — и члены Петроградского комитета, и те, кто просто заглянул послушать. В разгар споров широко открылась дверь. На пороге стоял Вася Алексеев, совершенно замерзший, потому что день выдался очень холодный, но радостный и торжествующий.
— Ребята! — крикнул он, поднимая пачку журналов над головой. — Ребята, «Юный пролетарий»!
Все повскакали с мест. Сразу стало шумно.
— Не прерывайте оратора, — сказал Леске, сидевший на председательском месте, но ребята бросились к Васе. Леске тоже побежал к нему и схватил журнал. Теперь было уже не до очередного оратора. Пачка, принесенная Васей, растаяла в одно мгновение.
В этот вечер не расходились особенно долго. Кто-то купил на собранные тут же деньги немного картошки, ребята притащили несколько поленьев. Вася растопил камин и пек картошку. Вышло по две штуки на брата. Ели печеную картошку, запивали кипятком и говорили о журнале: какой он получился, каким они сделают его.
Закон революционной совести
В морозный декабрьский день Вася опять пришел в ПК, когда заседание было в разгаре. Обсуждали положение в Рождественском районе — не было порядка в тамошней организации. Ребята горячились, спорили, а тут вошел Вася. Его уже не видели довольно давно, соскучились.
— Гляди: Алексеев! Чего это пропадал столько времени?
— Вася, а правду говорят, что ты стал мировым судьей?
— Не мировым, а народно-революционным. Ты понимаешь тут разница какая?
Опять председатель пробовал восстановить порядок. Потом махнул рукой и объявил перерыв. Все обступили Васю.
— …Буржуй этот говорит: «Не имеете вы права судить меня, что я три мешка крупчатки храню. Может, у меня крупчатка заветная, на пироги к именинам обожаемой супруги? Такого закона ни в одном цивилизованном государстве не существует, чтобы судить за хранение муки». Прямо наседает на нас, мол, назовите такой закон.
— А ты что?
— Что я? Я говорю: «Мы старых ваших законов не признаем, отменили. Не для того брали власть, чтобы по буржуйским законам жить. Теперь у нас закон один — революционная совесть. Вот по революционной совести я и конфискую муку, а тебе штраф вкачу пятьсот рублей».
— Заплатил?
— А как же. Приговор: именем революции. Попробуй он нарушить…
Ребята слушали, как завороженные. Их Вася — судья, вот уж чего они не ожидали!
— Я и сам не думал, хоть и читал юридические книги. А тут судьи попрятали свои золотые цепи, перестали судить, — саботаж. Комендатура задерживает всякие элементы — пьяниц, хулиганов, спекулянтов. Они революции в спину всаживают нож. Кто же их будеть судить? Вот в районном комитете и решили послать в суды свой народ, рабочий. Я говорю — раз надо, посылайте меня. Буду судить, раз надо. Так и стал председателем суда. Называется: народно-революционный суд Петергофского района.
Рассказывать равнодушно, бесстрастно о том, что его увлекало, Вася не мог. А работа в суде его захватила, хотя совсем немного дней прошло с тех пор, как они, два десятка путиловцев, анчарцев, рабочих верфи, пришли с мандатами Совета на Ушаковскую улицу в камеры мирового суда.
В большой комнате суда было немноголюдно. Три человека стояли у печки, а четвертый сидел в кресле с кислым лицом, вытянув моги к огню. Никто не повернулся к вошедшим.
«Вы что тут делаете?» — спросил Иван Генслер сидевшего в кресле.
«Я судья».
«Вот вас нам и надо. Сдавайте дела!»
«А вы кто такие?»
Извлекли из карманов мандаты.
Судья долго протирал пенсне, держал его пальцами за золотую дужку, потом долго читал бумаги.
«Для меня обязательны распоряжения господина министра юстиции и других законных органов. Ваш исполком к числу инстанций, ведающих мировыми судьями, не принадлежит. Посему выполнять его распоряжения возможности не имею».
«А мы не имеем возможности с вами торговаться».
Вася посмотрел на тяжелый шкаф, стоявший в углу:
«Заперт?»
«Как положено».
«Значит, будем ломать».
Инструмента у них с собой не было, но с оружием они не расставались. Кто-то скинул с плеча винтовку. Можно было взломать шкаф и прикладом.
Лицо у мирового стало как студень:
«Я вынужден подчиниться насилию. Соблаговолите выдать расписку».
Он пересел к столу и, брызгая чернилами, написал несколько строчек: «Мы, нижеподписавшиеся… — прочитал Вася, — под угрозой применения огнестрельного оружия… сего числа изъяли дела…»
Бумага была составлена обстоятельно.
«Ладно, под угрозой — так под угрозой…»
Он весело поставил свою подпись, за ним расписались другие.
Мировой поднялся и понес свое тучное тело к дверям.
На полках раскрытого шкафа лежали сотни папок.
«Какие тут дела старые, какие разбирать?»
Трое судейских по-прежнему стояли молча у печки. Потом один из них повернулся к рабочим:
«Я делопроизводитель. Служил тут раньше, могу у вас служить».
«Что ж, оставайся, берись за работу. — Вася уже листал дела. — Давайте, товарищи, писать повестки. На завтрашний день».
Так начал действовать народно-революционный суд.
Вася рассказывал об этом товарищам в ПК Союза молодежи, и они, забыв обо всем, слушали, пока он сам не спохватился:
— Заседание-то продолжать надо…
Опять говорили о Рождественском районе, а ребята всё подсаживались к Васе, расспрашивали его или посылали через всю комнату записки: «Нужны ли еще судьи?». Вася кивал головой — судьи очень нужны.
После заседания отправились вместе в комиссариат юстиции предлагать свои услуги. Комиссар принял приветливо:
— Всех хороших ребят с радостью возьмем.
Потом запнулся, вглядываясь в пришедших:
— Конечно, при условии, что им исполнилось восемнадцать лет…
Вот это-то условие почти всем и не подходило.
— Придется на другой фронт идти, — вздохнула Искорка. Она тоже хотела стать судьей.
И сразу же улыбнулась. В самом деле, любая работа становилась в те дни фронтом, и фронтов с лихвой хватало на всех.
Зимой Васю избрали председателем Петроградского комитета Социалистического Союза молодежи. Пришлось на время отодвинуть другие дела. Положение в Союзе сложилось трудное. Рабочая молодежь массами уходила из Питера. Закинув за плечи винтовку, перекрестив грудь пулеметными лентами, юные красногвардейцы отправлялись на юг — бить Каледина. Другие уезжали вслед за родителями в деревню. Заводы в Питере свертывали работу, — не было топлива, не было сырья. Некоторые ребята заколебались. Им казалось, что в такой обстановке Союз с пользой работать не сможет. Эдуард Леске, один из тех, с кем Вася создавал питерскую организацию рабочей молодежи, стал теперь говорить, что ее следует свернуть и устроить новую — тесную, небольшую, в которую принимать только самых проверенных и активных.