Это был понедельник. Я этого не помню точно, но мне так кажется, потому что все беды непременно случаются в понедельник. День обещал быть богатым на события.
Сперва в телевизионном выпуске утренних новостей я насладился увлекательным репортажем о том, что прошлогодняя Мисс Столица совершила попытку украсть банку красной икры из магазина «Грош». Когда она пыталась убежать от охранника, тот порвал на ней платье, оголив ее силиконовую грудь пятого размера. Прибывшая полиция заключила полуголую красавицу-воровку под стражу. Какая пошлость, подумал я, и представил себе самодовольную физиономию маркетолога торговой сети «Грош». То, что он бессовестно своровал мою идею, это еще полбеды. Но то, что он с ней, с идеей, сделал – вот что на самом деле страшно, и за это я карал бы беспощадно.
Только я успел появиться в своем кабинете, как в него буквально ворвалась Маша.
– Андрей, кажется, мы еще можем спасти нашу убогую контору! Нашелся очень важный и хорошо оплачиваемый проект.
– Ура, – равнодушно сказал я и потянулся за сигаретой.
– Пожалуйста, не кури, – Маша выхватила у меня из-под руки пачку и выкинула ее в мусорное ведро. – Сегодня придет Владимир и все тебе расскажет, я не совсем в курсе вопроса. А он терпеть не может запах табака.
– Какие мы нежные… А запах людей твоего мужа не пугает? Могу натереться чем-нибудь.
– Андрей, – Маша подошла вплотную и заговорила очень спокойно, глядя на меня с какой-то нежностью и грустью одновременно, – для меня это не так важно. Я без этой фирмы проживу. Я просто хотела, чтобы у тебя было… Хоть что-то, ради чего ты захочешь жить… Если я ошибаюсь, и тебе это не нужно, скажи.
Не дождавшись моего ответа, который, собственно, и не планировался, Маша покинула кабинет. Я достал из ведра пачку, отряхнул, вынул сигарету, помял ее и убрал обратно. Рано. Еще не время, я еще не готов, крылья еще не окрепли, ячейка еще не полна. Ничего, я притворюсь, сделаю все, чтобы выиграть время и вырваться на свободу.
Ленинград
Никто не предполагал, что мы в этом городе задержимся надолго, но так в конце концов и вышло. У меня были кое-какие накопления, которых хватило, чтобы для начала снять небольшую двухкомнатную квартиру в старом питерском «колодце» на улице Восстания. Мы с Сергеичем поселились в одной комнате, Маше уступили вторую. Я надеялся, что мы сразу подхватим волну творческих удач, которая началась у нас в столице, но не тут-то было. Город, в скором будущем переименованный в Санкт-Петербург, в плане коммерческого развития сильно отставал от Москвы. Рекламный рынок находился в зародышевом состоянии, и казалось, что ситуация вот-вот разродится, но это «вот-вот» все никак не наступало. Хмурый город восхищал, заставлял сердце биться чаще и одновременно вызывал жалость, какую вызывает побитая, брошенная собака. Некоторые районы прекрасно подошли бы для съемок фильма про Великую Отечественную, причем без каких-либо дополнительных декораций. Пустые черные окна, разрушенные фасады, а дороги после снятия блокады, кажется, и вовсе не чинили…
Но было в этом странном городе что-то притягательное. Оно крепко держало и заставляло себя любить, собой восхищаться. То ли морской ветер, насквозь пронизывающий улицы… Обвивая шпиль Адмиралтейства, он ледяной змеей струится по Невскому и забирается под самую теплую одежду, продувает водосточные трубы и мозги… То ли бесконечные дожди, которые заставляют тебя радоваться каждому солнечному дню, как старинному другу, и, когда солнце выглядывает из-за набухших свинцовых туч, ты бросаешь все дела и бежишь в Летний сад, мимо цирка, мимо Инженерного замка, садишься на скамейку где-нибудь в глубине, подставляешь лицо теплым лучам и никуда не спешишь, словно это последние лучи в твоей жизни…
А может, как раз эта потрясающая неспешность делает город на Неве особенным, выгодно отличает от шумной и суетливой столицы, в которой свидания мимолетны, а дни вылетают как пули из автомата. Здесь все спокойнее, встречи полны смысла и слов, люди не горят желанием сгорать на работе, они с удовольствием уходят в назначенное время из офиса и спешат только домой или на встречу с друзьями.
А возможно, все дело в «Зените». Футбольная команда, которая объединяет весь город. Москвич москвичу может начистить физиономию из-за футбола, петербуржец петербуржцу – никогда. Нет повода. Команда-то одна. И так хорошо собраться вечером где-то с друзьями и поболеть за своих у телевизора или пойти на Петровский, а в случае громкой победы ездить после, размахивая сине-бело-голубыми шарфами, по Невскому, гудеть и радоваться вместе со всеми.
Нет, пожалуй, это музеи… Или же все дело в людях – особенные эти петербуржцы, ленинградцы, питерцы… Или каналы и мосты, а может, старые ленинградские трамваи… Это город, который тяжело принимает чужаков, но если уж впустил тебя, назвал своим, то вырваться из его цепких объятий едва ли удастся. И даже если ты уехал, если судьба унесла тебя за тридевять земель, до самой старости, до самой смерти в твоих немногочисленных оставшихся волосах будет гулять небольшой сквозняк – кусочек ленинградского ветра, который всегда с тобой.
День за днем я уходил на поиск хоть какой-нибудь работы и возвращался обратно ни с чем. Денежные запасы вскоре иссякли, и нам пришлось сдавать пивные бутылки в пункт приема стеклотары, тут же, на Восстания, и заодно мы занесли пару Машкиных серебряных сережек в ломбард на Лиговке. За бутылки, к слову, мы выручили гораздо больше. Коллектив смотрел на меня с надеждой и разочарованием, квартирная хозяйка – с надеждой и недоверием. Дальше так продолжаться не могло, и мы начали искать «временные варианты», так мы это для себя обозначили.
Мне повезло сразу, я устроился на местное радио читать новости. Подвешенный язык, природное обаяние и симпатия со стороны тридцатилетней Натальи – главного редактора радиостанции – помогли мне обрести скромный доход в сто пятьдесят американских долларов, который, в свою очередь, помог нам не умереть с голода. К тому же моим голосом записывали рекламные ролики, что приносило неплохой дополнительный доход. Это было романтическое время зарождения первых коммерческих ростков на пепелище старого, но еще крепко сидящего в головах государственного радиовещания. Все работали еще по-старому, но зарабатывать хотели и пытались уже по-новому. Не прошло и пары месяцев, а я захватил на станции и креативную составляющую, и производство, что позволило со временем догнать и перегнать уровень московского дохода. Чтобы укрепить стабильный карьерный рост, нередко приходилось после работы провожать домой главного редактора, особенно, когда отбывал в командировки ее супруг.
Деньги на диком и нерегулируемом рекламном рынке начала девяностых ходили шальные, странные, редко «белые». Давать рекламу было модно, все хотели рекламироваться, при этом никто не знал, зачем и как это надо делать, а самое главное – никто не понимал, сколько это стоит. Поэтому разброс цен был огромным, и все зависело от того, как именно ты проведешь беседу с клиентом, и насколько глубоко он заглотит крючок.
Маша в это время снова взялась за кисть и поставила на конвейер производство миниатюр с Храмом Спаса-на-Крови, причем изображала объект без строительных лесов. Казалось даже, что это доставляет ей удовольствие. Из-за небольшого размера и умеренной цены картинки пользовались большим спросом, особенно у туристов, особенно из Финляндии. Пару раз Машку пытались шантажировать менты, пару раз пытались побить представители ленинградской интеллигенции – конкуренты по творческой среде, но ее врожденные хитрость и дипломатия помогали избежать неприятностей.
Сергеич вскоре тоже нашел себе применение. Руки у него были золотые, работы он не боялся, а город, как он сам говорил – а он иногда говорил, – надо было восстанавливать.
Почти каждый день мы покупали газеты и искали новости про расследование убийства Наливайко. Мы надеялись прочитать что-то о поимке истинных убийц банкира, но ничего такого, к нашему глубокому разочарованию, не печаталось. Спустя пару месяцев я набрался смелости и позвонил по телефону, который мне оставил когда-то Серый, звонил и после неоднократно, но никто так и не ответил. Когда я набрал заветный номер через год, мужской голос сказал, что это квартира, никакого Нефедова он не знает, и бросил трубку. Серый пропал из моей жизни так же неожиданно, как и появился, лишь иногда приходил в мои сны для того, чтобы предупредить о чем-то или напомнить что-то. И почти всегда самые главные слова его тонули в грохоте грозы и порывах ветра. А добраться до него, неизменно сидящего на высоком холме под раскидистым древом, я никак не мог. Конечности мои тонули в чем-то мягком и вязком, в чем именно, я пытался понять, но не мог разглядеть сквозь толстый слой листьев, которые падали и падали с дерева, укрывая мое загадочное болото толстым ковром.
Ради заработка я брался за любую работу. Освоил даже востребованную в то время профессию конферансье. Язык без костей и серьезный запас анекдотов пришли мне на выручку, и я даже не раз задумывался о том, чтобы сделать эту профессию основной. Особенно прибыльным делом оказались выступления в казино. Хотя, в связи с разведенными по ночам мостами, это часто приносило массу таких неудобств, как, например, необходимость ехать после ночной работы сразу на дневную.
Молодость. Она позволяла не только не думать о таких пустяках, как здоровье, но и не замечать таких мелочей, как почти полное отсутствие сна. Мероприятие в казино заканчивалось часа в два ночи, до пяти я методично спускал на рулетке гонорар, в шесть был дома, а в восемь пора было уже просыпаться.
Однажды мне довелось проводить открытие нового игорного заведения в Веселом Поселке. Тот, кто никогда не бывал в городе на Неве, может подумать, что Веселый Поселок – веселое место. Ничего подобного. У нас умеют придумывать странные названия. Существует даже старинная байка на эту тему: «Однажды Петр Первый в окружении любимых военачальников путешествовал по России. В один из дней, когда путники остановились на ночлег, Петр реш