– Ничего не делать, – я хотел закурить, но обнаружил, что пачка пуста, нажал кнопку селектора: – Юля, принеси мне моих сигарет! – Отключился. Продолжил: – Будем надеяться, что все спустят на тормозах. Двое русских, накануне праздника Победы, пьяные… Чистое хулиганство. Ничего страшного не случилось. Для того, чтобы на нас выйти, нужно не просто за ниточки потянуть, нужно знать, что клубок существует. Работаем в штатном режиме, но аккуратнее вдвойне! Сво– боден.
Секретарша принесла сигареты, я так резко сорвал полиэтилен, что измял всю пачку, задымил:
– Юлечка, позови ко мне Филиппа.
Техническому директору я поручил проверить всю безопасность, а заодно подготовиться к удалению всех файлов из компьютеров моего специального отдела и из моих ноутбуков.
Прощай, Питер
Помню, когда мы в газете прочитали, что дело об убийстве одного из самых ярких мистификаторов девяностых Наливайко раскрыто, сновидения с чекистом надолго меня покинули. Главным обвиняемым тянувшегося десятилетия расследования оказался следователь, который и вел это дело. Мы уже не были ограничены в наших передвижениях, путь в Москву был открыт, но в той или иной мере мы были уже несвободны и привязаны к Питеру. У Сергеича был полон дом детей. Маша удачно вышла замуж за одного из наших клиентов – высокопоставленного парня из газовой компании. Старше Маши лет на тридцать, но в целом человек хороший. Он даже сделал пластическую операцию, чтобы моложе выглядеть, занялся йогой и сбросил два килограмма. А кроме этого он открыл для Маши рекламное агентство, где я получил место генерального директора. И только спустя еще десятилетие, когда Машиного мужа перевели в Москву, мы снова оказались в столице. Не все. Сергеич ехать с нами отказался, сказал, что «нашел причал своей жизни», что «его корабль приплыл в гавань мечты» и что «попутный ветер больше не наполняет его паруса», короче, много чепухи с морским уклоном. Сергеич впервые со времени нашего знакомства был так разговорчив. Он проводил меня на «Сапсан» (Маша полетела с мужем на личном самолете), мы обнялись на прощание, и больше я его никогда не видел. А куда меня несут паруса? И есть ли они у меня? Об этом я думал, куря в тамбуре и сбрасывая пепел прямо за табличку «Курить запрещено». Паруса… Хороший образ, кстати, для какого-то нового бренда. Олицетворяет свежесть, чистоту, целеустремленность. Приплести еще сюда Ассоль… Я достал из кармана планшет и записал все идеи.
Я продал все нажитое в Петербурге имущество, но на достойное жилье в Москве этого все равно не хватит, думал я, сидя в вагоне-ресторане. Нужен четкий план.
– Девушка, двести водки и салат какой-нибудь!
Финал?
– Здравствуйте, Катя.
– Добрый день, Андрей Константинович! В ячейку?
– В нее.
Банковский работник Екатерина, человек с выдающимися внешними данными, отворял мне сейфовую комнату (не без моей помощи, ибо дверь настолько тяжела, что одна она ни за что не справилась бы), повернула свой ключ в ячейке и оставила меня в одиночестве. Хотя сказать, что я остался один, было бы не совсем верно. Со мной было столько американских президентов, что их портретами можно было выложить дорожку до Луны. Когда я входил в эту комнату, я всегда боялся того, что открою ячейку, а там ничего нет. И каждый раз, когда видел эти аккуратные, стянутые ровными банковскими бумажными лентами или небрежными разноцветными резинками пачки… Каждый раз, обнаруживая их там, где они и должны были быть, я успокаивался. Не просто прекращал волноваться в обыденном понимании этого слова, нет, ко мне приходило ни с чем не сравнимое состояние полного покоя. Можно сказать, что это были минуты невероятного счастья. Мне нравилось смотреть на деньги. Я понимал, что это всего лишь средства для достижения цели, но испытывал беспокойство, думая о том, что их придется тратить. Скоро, совсем скоро. Как их много, но… Недостаточно. Еще чуть-чуть… Можно, конечно, вырваться на свободу прямо сейчас. Денег хватит. Но через неделю поступят платежи сразу от двух моих заказчиков. Было бы глупо не дождаться. И деньги за квартиру, которую я уже продал, мне тоже отдадут дня через три… Еще немного… Можно брать авиабилеты. Только тихо, только спокойно, и все будет хорошо.
– Катя, я закончил, закрывайте.
Я вышел из банка на набережную. Отпустил водителя, решил пройтись пешком. Весна немного причесала, а совсем недавно и умыла Москву дождем. Этот город, от которого я когда-то был без ума, был мне и теперь не совсем противен. Но как же изменился мой некогда любимый город… Как уродлив стал. Словно красивая женщина, которой несколько раз подряд не повезло с мужьями. Этот синяк поставил, тот заставлял стирать и готовить, отчего руки огрубели, а у третьего был ужасный вкус, и он безобразно одел ее и сделал дурацкие татуировки… Нет. Гулять здесь почти негде.
– Такси!
Никита принес водку, селедку с картошкой и луком, бородинский.
– Что-то ты зачастил. И бледный какой-то. Опять работа?
– Угу. – Я опрокинул рюмку и налил еще.
– А зачем? – Я в ответ молча выпил и закусил. – Это мазохизм какой-то.
– Вот ты мне скажи, философ, – зло огрызнулся я, – ты не куришь, не пьешь, а каждый вечер торчишь в баре, это, по-твоему, не мазохизм?
– Я, Андрюша, все перепробовал, – Никита грустно улыбнулся. – Пробовал и то, о чем ты даже не слыхал. Героин, кокаин, винт… Винт – страшная вещь… Закончилось тем, что я потерял все – любимую девушку, друзей, работу, родители отказались от меня, возили сначала в разные центры, а я сбегал, приходил домой, брал что-то, телевизор или драгоценности, или икону, и нес на рынок. Однажды пришел домой, а родители замки поменяли… Потом у меня наступило очень насыщенное лето. Каждый день я отправлялся на поиски мака. Вставал в семь утра и ехал на электричке километров за триста. Ближе ничего найти было нельзя, наркоманов оказалось больше, чем грибников. И этот момент, когда ты находишь мак… Всё равно, что в дартсе в «яблочко» попасть, это как одновременный оргазм… Каждый день я отправлялся на поиски мака. Под вечер с собранными «бо€шками» возвращался, вмазывался, отключался, а утром снова в путь. Все. Вся жизнь. Финал был близок. Не буду рассказывать, как попал в один реабилитационный центр. Мне повезло, я встретил хорошего человека… Ближе к осени я вернулся домой, родители торжественно вернули ключи, поехали с батей на рыбалку – этакий акт примирения. Я к этому времени уже второй месяц был «чистый». Разложили удочки. Пошел червей накопать, раздвигаю траву руками, а там… Ну, просто сады. «Бошки» с кулак, я о таких только слышал. И я стою и понимаю, что мысленно уже весь технологический процесс приготовления проделал и только думаю, где ложку сейчас достать. И знаешь, что меня тогда остановило? Я понял, что не хочу сейчас все рушить, именно сейчас… А вмазаться успею. Тем более что, если этот урожай еще какое-то время постоит, я с него даже больше выжать сумею. Все устаканится, вернусь через месяц и соберу. Запомнил место, накопал червей и пошел рыбу ловить. Знаешь, когда я вспомнил о своем неприкосновенном запасе? В декабре. Под Новый год! Я как вспомнил, аж сел, плохо стало, когда представил, какое богатство потеряно. И тут же понял, что все, свободен. А бар? Просто я с детства мечтал, что у меня свой бар будет. Нравится мне это, понимаешь? – Никита рассмеялся и похлопал меня по плечу.
– И в чем мораль? – Я наполнил рюмку.
Никита вплотную приблизил свое лицо к моему и заговорил почти шепотом:
– Смотрю на тебя, Андрей, и понимаю, что настоящий наркоман – ты. Я видел такие глаза, как у тебя, Андрей. Финал – скоро. Остановись.
– А вот скажи мне, как наркоман наркоману, Никит. Я слышал, что выход из состояния наркотического опьянения ужасен.
– Просто кошмар, – кивнул бармен.
– Так почему же, если выход столь ужасен, люди снова и снова это делают?
– Человеческая память – удивительная штука, – Никита бросил салфетку на плечо, забрал пустую тарелку из-под селедки, – никто не помнит о выходе, все думают только про вход. Еще водки?
Я помотал головой. Что-то расхотелось напиваться. Я бросил на стол пятитысячную купюру, вынырнул из подвальчика на свежий ночной воздух и поплелся в сторону ближайшей проезжей части – ловить такси.
К черту! К черту! Нечего ждать, надо уходить сейчас. Иначе это «завтра» не наступит никогда. Никита прав. Я попался в капкан, расставленный на пути каждого человека на протяжении уже не одного тысячелетия. Чего я жду? Может, я просто боюсь? Может, мне страшно оттого, что никакой свободы на самом деле нет? Или я страшусь того самого полета, о котором грежу уже столько лет? Вдруг я не умею летать? Вдруг я никакая не чайка, а нечто, рожденное лишь ползать? И если это так, то я останусь ни с чем. Сейчас у меня есть хотя бы мечты о полете, а так не будет ничего. К черту! Если не проверить, никогда не узнаешь! Утром в банк и в аэропорт!
Я достал сигарету, зажигалку.
– Извините, не дадите прикурить? – прервал мои мысли пожилой мужчина с зонтом. Оказывается, моросит мелкий ледяной дождь. А я и не заметил.
– Конечно.
Я зажег огонь. Дал прикурить, прикурил сам. Прохожий внимательно посмотрел на меня.
– Спасибо.
Я пошел дальше. И почти тут же услышал хлопки и почувствовал, как в спину меня что-то несколько раз ударило, толкнуло вперед и вниз, навстречу асфальту.
– Андрей! – услышал я голос Никиты. – Андрей, ты телефон забыл!
И приближающиеся шаги Никиты, и удаляющиеся бегущие шаги мужчины, который стрелял мне в спину из пистолета с глушителем. Профессионал. Если бы не Никита, добил бы в голову, наверняка. Я почему-то вспомнил финал фильма «Игла», где героя Виктора Цоя режут ножом, но тот все же закуривает, встает с колен и уходит вдаль по заснеженной еловой аллее. Красиво. А я лежал в луже и не мог пошевелиться, чувствовал что-то горячее внутри и слюну, стекающую изо рта. Подбежал Никита, он что-то кричал, а потом звонил в «Скорую»…