Попытку познакомиться с Шаламовым Солженицын предпринял в июне 1963 года, отправив ему рассказ «Для пользы дела». Свою бандерольку он сопроводил словами: «Я считаю вас моей совестью и прошу посмотреть, не сделал ли я чего-нибудь помимо воли, что может быть истолковано, как малодушие, приспособленчество»298. В августе Шаламов посетил Солженицына в Солотче и сразу разглядел, кем на самом деле является автор «Ивана Денисовича». Позже он напишет: «Деятельность Солженицына – это деятельность дельца, направленная узко на личные успехи со всеми провокационными аксессуарами подобной деятельности… Ни одна сука из “прогрессивного человечества” к моему архиву не должна подходить. Запрещаю писателю Солженицыну и всем, имеющим с ним одни мысли, знакомиться с моим архивом»299.
«После бесед многочисленных с Солженицыным чувствую себя обокраденным, а не обогащенным». (Из записных книжек Варлама Шаламова)
Прочитав эти слова, Александр Исаевич был обижен. «Да неужели же к моей борьбе с советским режимом, – никогда ни малейшей сделки с ним, ни отречения от своего напечатанного – возмутился он, – подходит слово “делец”?»300 Комментируя солженицынскую реплику, Владимир Бушин заметил: «Это, Александр Исаевич, самое мягкое словцо, что к вам подходит»301.
Бесплатные помощники требовались Солженицыну и для перепечатки его бессмертных произведений. Активнее других он использовал для этого свою жену Наталью Решетовскую, внучку Чуковского Елену Цезаревну и Елизавету Воронянскую.
Но самый большой штат помощников требовался Солженицыну для другой цели. Автор хотел поражать мир книгами невероятной толщины, но быстро писать не умел. «Каждая строка у меня отлеживается год»302, – признавался он журналистам.
Между тем, тот же «Архипелаг» требовал, как минимум, обработки огромного количества корреспонденции от бывших зеков, большой архивной работы, утрамбовывания в книжный формат тысяч слухов, баек и лагерных легенд. Модному писателю, проводившему свое время в бесконечных поездках в Москву на официальные мероприятия, беспрерывно знакомящемуся с нужными людьми и обивающему пороги с ходатайствами об улучшении условий жизни, делать это было просто некогда…
«Архипелаг Гулаг» Солженицын начал писать еще в 1958 году, но дело быстро заглохло. Столь же кратковременным было обращение к нему и в 1960 году. Писателю явно не хватало информации. Зато после выхода в свет «Ивана Денисовича» ее стало даже слишком много – количество писем от бывших лагерников возрастало лавинообразно.
Восстановивший творческий путь Солженицына буквально не по дням, а по часам, историк Александр Островский установил, что основная работа над «Архипелагом» была выполнена в четыре приема: февраль-сентябрь 1965 г. (не более 110 дней), декабрь 1965 – февраль 1966 г. (максимум 55 дней), декабрь 1966 – февраль 1967 г. (73 дня) и декабрь 1967 – апрель 1968 г. (71 день). Итого немногим более 300 дней, т.е. около 10 месяцев. … И за эти десять месяцев А.И. Солженицын написал, отредактировал и отпечатал на машинке 90 авторских листов303.
Получается, что каждый месяц Солженицыну необходимо было выдавать по 9 авторских листов, или более 200 страниц. В принципе, это возможно, но не стоит забывать, что все это время Солженицыну приходилось писать и другие произведения, бегать от КГБ, вести общественную жизнь. Так что без помощников тут явно не обошлось. Впрочем, уже в предисловии к «Архипелагу» писатель признается: «Эту книгу непосильно было бы создать одному человеку»304. И ссылается на 227 человек, без которых это произведение не могло бы состояться. Их имен он не называет и даже не благодарит: «Я не выражаю им здесь личной признательности: это наш общий дружный памятник всем замученным и убитым»305.
Можно было бы подумать, что все эти люди просто предоставили Солженицыну «в рассказах, воспоминаниях и письмах» необходимую информацию. Однако внимательное прочтение «Гулага» дает основание утверждать, что этим дело не обошлось.
Книга содержит невероятное количество повторов. Один и тот же факт, одна и та же история может появиться на ее страницах не раз и не два. В сумме эта повторяющаяся, дублирующаяся информация занимает 40% текста. «Особенно велико дублирование в пятой части, указывает Остров-ский. – Из двенадцати ее глав девять полностью и две частично дублируются в других частях “Архипелага”. Это более 80% ее содержания. Как будто бы под одной обложкой искусственно соединены два “Архипелага”, которые писались по схожей схеме, но разными авторами»306.
Масса повторяющейся информации, длинноты, скучные отступления добавляли книге объема. Но, возможно, это и было одной из целей писателя, уверенного, что чем объемистее книга, тем на более долгое время она останется в головах читателей? Вроде как, с помощью листовки можно заполучить сторонника на день, с помощью брошюры – на неделю, а с помощью трехтомного произведения – на всю жизнь. Но так ведь немногие дочитывали длинный и нудный «Архипелаг» до конца, с каждой страницей увязая в нем все сильнее и безнадежнее. Отмечая беспримерную многословность эпопеи Солженицына, писатель-эмигрант Виктор Некрасов поминал новомирского редактора Анну Берзер: «В ее руки попала рукопись “Одного дня Ивана Денисовича”, и вот появился великий русский писатель Солженицын. Это было большим несчастьем для Солженицына, что рядом с ним не было Анны Самойловны, когда он писал “ГУЛАГ”. Я ручаюсь, что тогда он был бы в два раза меньше и ничего не потерял бы из своего содержания – так она умела отжимать воду»307.
Кроме простых повторов в книге сплошь и рядом встречаются взаимоисключающие точки зрения на вопросы, имеющие принципиальное значение. Так, у Солженицына постоянно меняются сами временные рамки исследования, казалось бы, заявленные самим названием книги: «Архипелаг Гулаг. Опыт художественного исследования. 1918-1956 г.»
В главе «Персты Авроры», в самом деле, утверждается, что «пошли лагеря, и родился Архипелаг» от «Временной инструкции о лишении свободы» от 23 июля 1918 года, предписывающей привлекать заключенных к физическому труду308. Но уже в следующей главе «Архипелаг возникает из моря» автор настаивает, что история Гулага началась с созданием в 1923 году Соловецкого лагеря особого назначения309. Еще одна версия: «Архипелаг родился под выстрелы “Авроры”»310, т.е., 7 ноября 1917 года.
Что касается даты наступления «лучших времен», то здесь Солженицын тоже путается в показаниях. И если в названии и в ряде глав фигурирует 1956 г. – год XX съезда партии, то в финале третьего тома автор утверждает, что конца большевистскому террору нет и не предвидится: «Архипелаг был, Архипелаг остается, Архипелаг будет»311.
Обращает на себя внимание и стилистическая дискретность текста «Архипелага». При внимательном анализе он распадается на фрагменты 1) выполненные в зубодробительном стиле учебников для партактива; 2) безликие, как багажные квитанции; 3) тарахтящие, как новостные бюллетени. В единое целое эти разнородные куски более-менее стягивают солженицынские перевязки из его фирменных псевдорусизмов (пока еще довольно редких), странноватых поговорок и автобиографических отступлений с интонациями бабки-сказочницы из фильмов Александра Роу.
Чувствуя небезупречность результата коллективного труда, Солженицын просит за него пардона у читателей: «А вот что выражался я неудачно, где-то повторился или рыхло связал – за это прошу простить»312.
Можно. За это – можно. Но уж за все прочее – извольте…
Внимательный глаз может заметить также отсутствие единообразия в оформлении текста. «Прежде всего, это касается членения глав на разделы. В одних случаях для этого используется простой разрыв текста – просвет (А), в других просвет дополняется звездочками (Б), в-третьих, одна часть текста от другой отделяется “фонариками”. Причем использовано по крайней мере четыре разновидности “фонариков”: а) выносные над текстом (В), б) открывающие текст и набранные жирным шрифтом (Г), в) открывающие текст, набранные жирным шрифтом и имеющие индекс (Д), г) открывающие текст и набранные в разрядку (Е). Итак, шесть разных способов оформления текста: три (А, Б, Г) – в первом томе, шесть (А, Б, В, Г, Д, Е) – во втором и три (А, Б, Г) – в третьем (39). … Получается, что в рукопись книги имела шесть авторских особенностей оформления текста»313.
Итак, в «Архипелаге» имеют место и множество мнений автора по одному и тому же вопросу, и дублирование текста, и множество вариантов оформления, и множество разных авторских стилей. Отсюда очевидно, что данная эпопея плод сотрудничества целого коллектива литературных работников. То есть, отдельные части книги писались разными людьми, а Солженицын осуществил механическую сводку этого материала, не сумев или не пожелав его вычитать и устранить бьющие в глаза противоречия и нестыковки.
Одним из первых подозрение в этом высказал профессор-филолог Николай Ульянов. В опубликованной в 1971 году на страницах нью-йоркской газеты «Новое русское слово» статье «Загадка Солженицына» он писал: «Произведения Солженицына не написаны одним пером. Они носят на себе следы трудов многих лиц разного писательского склада, разных интеллектуальных уровней и разных специальностей»