Что делали в эти дни друзья Солженицына? Ростропович, все бросив, написав только завещание, прилетел защищать Белый дом. Известна его фотография тех дней: пожилой интеллигентик в очечках с автоматом Калашникова. Солженицын же все это время сидел за забором в Кавендише, все выжидал, чья возьмет, наблюдал – как Пастер за микробами.
«Ну, хоть бы слово сказал, – укоряет Исаича писатель Григорий Бакланов. – Он тогда был подобен легенде, слово его тогда много значило. Нет, постыдно отмолчался, живя в Америке. А решалась судьба России. Но он был занят куда более важным делом: “Красное колесо” писал»483.
Попытка насадить народу свою волю вооруженным путем закончилась поражением уже на третий день путча. Столкновение с войсками унесло жизни трех совсем молодых людей. Вернувшись в Москву после провала путча, Горбачев сложил с себя полномочия Генерального секретаря ЦК КПСС.
Вскоре после подавления путча Солженицын направил Ельцину поздравительное письмо, в котором писал: «Горжусь, что русские люди нашли в себе силу отбросить самый вцепчивый и долголетний тоталитарный режим на Земле. Только теперь, а не шесть лет назад, начинается подлинное освобождение и нашего народа и, по быстрому раскату, – окраинных республик»484. Так Александр Исаевич приветствовал не только начавшийся переход власти к группировке Ельцина, но и первые симптомы грядущего распада СССР.
Не вернулся Солженицын и после полученной 17 сентября 1991 года телеграммы от генпрокурора СССР Николая Трубина, в которой сообщалось о закрытии уголовного дела, возбужденного в отношении писателя в 1974 году. Отделался формальным ответом – вернусь, де, когда закончу свои «ранее начатые литературные произведения»485.
Как и раньше, Солженицын намеревался отсидеться в сторонке. Страна погружалась в пучину кризиса, а он спокойно наблюдал из своего теплого вермонтского поместья за тем, как сбываются его мечты.
Как 6 ноября 1991 года была запрещена ненавистная ему Коммунистическая партия.
Как 8 декабря 1991 года был распущен ненавистный ему Советский Союз, а несколькими днями позже американский президент поздравил свой народ с победой в «холодной войне».
Как 9 октября 1993 года окончательно ушла в прошлое эпоха советской власти: после трагических событий в Москве президент Ельцин прекратил полномочия Верховного Совета, а с ним и Советов всех уровней.
Коммунистический колосс был повержен, пришла пора с триумфом вернуться на родину. Это событие должен было занять первые полосы всех мировых газет, а потому было продумано до мелочей. Высланному на Запад Солженицыну полагалось возвращаться с востока, как бы обогнув планету. Пунктом же высадки был символически выбран Магадан – «столица Колымского края». Именно здесь 27 мая 1994 года сел вылетевший из Анкориджа самолет с Солженицыным и с членами его семьи. Привет, немытая Россия!
Следующим пунктом стал Владивосток, отсюда началось двухмесячное путешествие по России на арендованном телекорпорацией BBC спецпоезде с ресторанами, салонами, многочисленной обслугой и свитой из журналистов и операторов. На каждой станции Солженицын произносил речь перед своим сбежавшимся к поезду добрым народом, что подробно фиксировалось журналистами.
Возвращение Солженицына в Россию было обставлено как величайшее историческое событие. Поездки первого космонавта Юрия Гагарина, пожалуй, и то были более скромны. 21 июля долгожданный спецпоезд, наконец, прибыл в Москву. На Ярославском вокзале его встречало 20 тысяч человек во главе с мэром города Юрием Лужковым.
Прибытие Солженицына в Россию после 20-летнего отсутствия стало центральной темой для всех российских газет
Всемирное шоу состоялось. Казалось бы, то ли еще будет!.. Однако уже 28 октября, выступая в Государственной Думе, Солженицын видел перед собой полупустой зал: немногие присутствующие депутаты, непочтительно шептались, хихикали, бродили меж рядов и поворачивались к Пророку задом. И – ни одного вопроса. Политобозреватель журнала «Коммунист» Игорь Дедков вспоминал: «Могли бы ведь и встать, подумал я, когда Солженицын поднимался на трибуну Государственной думы… Могли бы и встретить его приветственной речью председателя Думы. Встречали жидкими аплодисментами, слушали с кислыми лицами и проводили теми же жидкими хлопками»486.
Властителем дум Солженицыну стать уже не удастся, несмотря на то, что имел для этого все возможности: в апреле 1995 года ему было предоставлено время на телеканале ОРТ для собственной передачи, чтобы он спокойно мог проповедовать народу и поучать власть. Передача «Встречи с Солженицыным» оказалась злой и скучной, и через полгода ее закрыли.
Президент Владимир Путин в гостях у Солженицына в Троице-Лыково. 20 сентября 2000 г. Фото ИТАР ТАСС
Зато писателю было предоставлено целое имение – бывшая дача Кагановича в Троице-Лыкове (этот курортный поселок находится в черте Москвы, напротив знаменитого Серебряного Бора). В свое новое укрывище Солженицын выписал из вермонтского поместья свой громадный письменный стол, который возил с собой из квартиры в квартиру еще до высылки из Союза, а потом взял в собой в эмиграцию. Теперь его дом был здесь – на 14 последних лет его чрезвычайно долгой жизни.
Его советы по-прежнему пропускали мимо ушей, но само его присутствие в стране как-то успокаивало: пускай в России не все в порядке, спивается население и разваливаются заводы, зато у нас живет и работает живой классик, великий гуманист и христианский подвижник Александр Солженицын.
В смутности духа
По утверждению Синявского, в русском зарубежье бойко продавались иконки Спаса и Пресвятой Богородицы с автографом Солженицына: «На хребте славы земной» (это нобелиат о себе так решился)487. По всему выходило, что эти иконки в оборот запустил сам Солженицын. Такое уже бывало.
В 1960-х среди диссидентов широкое распространение получила «Молитва» Солженицына, которую он написал сразу после шумного успеха «Иван Денисовича». Она начиналась словами: «Как легко мне жить с Тобой, Господи! Как легко мне верить в Тебя!» Далее он с благодарностью повествовал о том, как руководил им Господь в прошлом, и выражал надежду, что и дальше Он пребудет его вожатым в жизни488.
В 1976 году в интервью японской телекомпании NET-TOKYO Александр Исаевич расскажет, как предназначавшаяся для личного использования «Молитва» пошла в народ: «Она случайно вырвалась, я не собирался ее печатать. Я как раз дал той женщине, у которой потом “Архипелаг” нашли, дал просто перепечатать. Она взяла, начала показывать, и ушло из рук, не остановить. Я не собирался пускать, это было – личное»489.
Однако все говорило о том, что писатель допустил эту утечку сознательно, чтобы покрепче связать себя в народном сознании с темой религиозности, представить себя человеком высокодуховным, истово верующим.
Религиозность, как борода и ватник – фирменный знак Солженицына. Чуть ли не в каждом зарубежном интервью он рассказывал, насколько труден и тернист был его путь к Богу. О том, как, двуправдый, делил он поначалу в своем сердце веру в Бога и верность Ленину. Как, начитавшись в институте Маркса-Энгельса, отвернулся от икон и охладел к церкви. И лишь повоевав и посидев, он вернулся к своему исходному состоянию, обогащенный новым жизненным опытом. «Я вернулся бы к вере во всяком случае – за пределами лагеря или в лагере, – утверждал Солженицын. – Просто лагерный опыт открыл мне глаза раньше. Лагерь самым радикальным образом обезглавливает коммунизм. Идеология там полностью исчезает. Остается, во-первых, борьба за жизнь, затем открывается смысл жизни, а затем Бог»490.
Свою религиозность Солженицын подчеркивал и к случаю и без случая. Вся хронология «Теленке» выстраивается на православных праздниках: «Шла Вербная неделя», «под православную Троицу», «в Духов день», «на Успенье», «на Рождество», «тихая теплая Пасха» и так далее. Комментируя эту особенность литературных воспоминаний Солженицына, Владимир Бушин пишет: «Ах, как это похоже на нынешних новых русских, надевающих нательный крест поверх дубленок»491.
В годы своего самопиара, перед высылкой, когда Солженицын тачал открытые письма по всем адресам, он не постеснялся написать открытое письмо и Патриарху, и даже поучил Святейшего уму-разуму, слегка пообвинял, посудил чуть-чуть, по плечу похлопал – как равного.
Уже в эмиграции, Солженицын, неистовствуя, тряся бородой и меча из глаз молнии, обвинял Запад в том, что он утратил Бога. «Если бы от меня потребовали назвать кратко главную черту всего XX века, то и тут я не найду ничего точнее и содержательнее, чем: “Люди – забыли – Бога”»492, – возглашал он в лондонской лекции по случаю получения им престижной Темплтоновской премии.
Стратагема № 14
Объявите себя приверженцем традиционных ценностей, глубоко религиозным человеком, средоточием духовности. Подчеркивайте это при каждом удобном случае.
Но не была ли религиозность Солженицына таким же фарсом с переодеванием, как и его показная нищета, языковое расширение и фальшивый традиционализм? Давайте разберемся.
Начнем с того, что верующий воцерковленный человек узнается по языку, дело в том, что он каждый день читает молитвенное правило, Библию, жития святых, псалмы, раз в неделю на службах слышит много молитв, акафистов и прочего. Естественно, хочет он того или нет, он вплетает в свой язык характерные обороты, сыплет цитатами и аллюзиями. Вот, даже Сталин во всевозможных речах на партийных съездах и то постоянно вплетал характерные обороты то из Ветхого Завета, то из посланий Апостолов. Оно и понятно, человек воспитывался в религиозной семье и учился в семинарии, а это никакой идеологией не выбьешь.