вора табуретки вынесли и водрузили гроб. Следом вынесли крышку и сразу закинули в похоронный автобус. Военные курили, собравшись в кружок – по форме, по лицам видно – с передовой. Один, видимо, главный отошёл, столкнулся с Дмитрием, равнодушно козырнул.
Витька лежал непохожий на себя. Черты лица заострились, он теперь не выглядел откормленным домашним мальчишкой, посерьёзнел, окончательно повзрослел.
Теперь уже навсегда.
– Так и всех перестреляют, – столь же буднично продолжал сосед. Как его, Петрович? Семёныч? Не припомнить сходу.
– Помолчите, – прикрикнул военный и старикан послушно заткнулся. Без споров, без криков, без малейших возражений. Надо так надо.
Ватник подошёл к гробу, постоял, запоминая этого мальчишку, это лицо, это яркое солнце, которое равнодушно лупило в макушки собравшихся, вздохнул и пошёл домой. Из его мира, привычного и сложенного так, как получилось за всю жизнь, стремительно осыпались кусочки, как краска со старой картины, открывая сетку холста, пятна грунтовки и серую пыль времени, въевшуюся навсегда.
И морщин прибавилось, да. Сегодня день даром не пройдёт: вот они, одна за другой.
На кладбище не поехал, нечего там делать: забьют гвоздями крышку, спрячут небо от мальчишки, да и закопают. Одна у всех дорога.
Переоделся, сменив ненавистную теперь форму СБКР на обычный камуфляж без знаков различия, пообедал. Поиграл со Светочкой в смешариков – он был теперь странный персонаж Ватняш, поцеловал насупленную Марину и уехал в наркомат обороны. Не время прохлаждаться, раз уж так. Ни к самому Звягину, ни к заместителям ему на приём было не по чину, зашёл в отдел кадров, доложил обстановку. Начальник отдела набрал кадровиков СБКР, коротко поговорил и задумался.
– Проблемы со мной? – решил уточнить Дмитрий.
– А? С вами? Нет, нет, товарищ старший сержант, с вами ни малейших. Личное дело сейчас курьер от безопасников привезёт. Я вот думаю, куда вас определить. Кстати, почему от них ушли?
– Характерами не сошёлся, – буркнул Ватник.
Не рассказывать же в подробностях, что и как. С Алексеевым бодаться – занятие бесполезное, да и доказательств обвинения в – по сути – убийстве пленного никаких. Его слово против полковника и Зуба? Не настолько он наивен.
– За пьянку, что ли, попёрли? Да не переживай, бывает. Посиди пока в сторонке.
Дело запыхавшийся пацанёнок, служивший курьером, принёс через полчаса. Дмитрий даже подрёмывать начал в уютном кресле в углу приёмной начальника отдела кадров.
– Так, – листая неожиданно пухлое личное дело, ворчал начальник. – Ага… О, как! И в Валуево, в самом начале? Выжил? Силён… Слушайте, Дмитрий Васильевич, а не в разведроту ли вам, а? Есть место взводного, дислокация роты сейчас в Плясово-Коровье. Устроит? Рекомендации у вас отличные, боевой путь тоже, можем поискать чего другого, если вдруг…
– Да какой тут – вдруг. Куда Республика пошлёт, туда и пойду.
– Машина есть? – остро глянул начальник.
– Своя? Так точно. На ходу, на ней и поеду.
– Вот это отлично! В отдел снабжения загляните перед отъездом, там передадут кое-что. Много надо, но… что влезет в салон. Жаль, не грузовик у вас, очень бы не помешало.
Зашёл один из заместителей Звягина, куратор фронтовой разведки подполковник Лещёв. Поговорили коротко, но ёмко, приказ о назначении начальник подписал сразу же, пожал руку и пожелал успехов в службе.
На том организация перевода и кончилась.
Проходя по наркомату, а, особенно, заглянув на грузовой двор, Дмитрий понял, что от жизни он за эти недели в контрразведке отстал. Валом новеньких «шеви-нив», явно прямиком с АвтоВАЗа, в ворота въехала на его глазах колонна танков: всё те же привычные ещё по срочной службе Т-72, но без надписей и иных опознавательных знаков, ровного тёмно-зелёного окраса. Зато с хитрыми пластинами обвеса и непонятными металлическими блямбами на башнях. Трофеи? Хм… Сомнительно что-то.
– Ты чего натворил, Митя? – ожил вдруг телефон. Быча, вопреки своей обычной манере, с матерком и шутками, сейчас говорил серьёзно и по-деловому. Он не первый раз звонил с той ссоры на площади Жукова, искал встречи, а вот Генрих – нет. Как отрезало.
– Ты о чём, Виталик? – ища глазами указатель к отделу снабжения, спросил Дмитрий. А, вот же стрелка! Второй этаж, кабинет двести. Лестница, лестница… Наверное, за той дверью.
– Тебя в безопасность знаешь сколько геморроя было устроить, а? А ты обосрал всю малину. Дурак ты, Митька.
– Виталик, знаешь, что… Не звони больше. Вообще. Никогда. Забудь номер, я умер и похоронен. Ясно. Геморрой у них…
Вот на кой чёрт это Быче с Завойским?! Опять какие-то комбинации крутят?
Быча уже кинул трубку, так что последнее Дмитрий сказал уже телефонной пустоте. Месту, где живут призраки разговоров. Кинул телефон в широкий карман штанов и пошёл получать передачку. Для своего – теперь – взвода.
Бутылки, бритвы, сигарет ящик с крупной надписью «Ростов-на-Дону», пара обмотанных маскировочной сетью длинноствольных винтовок, ещё две – непонятно какие, вместо ствола решётчатая антенна, потом ножи, упаковки патронов, консервы. И лекарства – самое лёгкое по весу, но частенько самое нужное в бою. Или после него.
Несчастная «октавия», сработанная хитромудрыми чехами при немецкой помощи, чтобы гонять по их ровным как яичко автобанам в обнимку с девчонкой, скрипела и проседала всё сильнее. Похоже, хватит, подвеска разлетится. И так ехать придётся медленно, избегая ям, пружины крепкие, но не вечные.
– Вот документы на груз, распишитесь здесь… и здесь, – кладовщик совал жёлтые листы бумаги и ручку, Дмитрий бегло просматривал и подписывал. Лишнего бы не приписали, охренеешь отчитываться, знает он эти армейские хитрости товарооборота. Но нет, всё на удивление было верно.
По пути заехал домой, попрощаться на неопределённое время, осадил Маринку, решившую закатить очередной скандал, цыганочку с выходом, – а ведь умная женщина, всё же понимает… Завернул в храм. Купил связку длинных, но очень тонких свечек, зашёл с ним внутрь. Кепку в руку, как положено. Зажёг по одной от низкой, в оплавленном воске, широкой чаши – как она там по-церковному называется, Бог весть. Поставил по одной за всех, кого по именам-фамилиям помнил: за Самораки, за Доренко, за улыбчивого Седого, который Акопян – так и остался он там, возле трассы, за Зою Алексеевну, за Витьку Рихтера, Царствие им всем Небесное.
Отдельно, но с молитвой – за раба Божьего Ивана, который с мечом пришёл, но от нечистых рук погиб. Господь милостив, разберётся с каждым по грехам его.
Неизбежные старушки, как магнитом притянутые из своих одиноких квартирок в храм, зыркали на него без особого одобрения, но близко не подходили. Нечего. Его право разговаривать с нашим общим Господом. Священника видно не было, да и не рвался сейчас Дмитрий исповедоваться. Не тем голова занята.
Помолился напоследок за успех русского оружия, да и поехал.
До Плясово-Коровье километров тридцать на запад, не граница бывшей Кавинской области – границу песмарийцы везде отодвинули в свою пользу, но передовой край фронта.
Почти сразу после выезда из города стала слышна артиллерия. Лениво, словно нехотя били пушки кулаками в небесные щиты, глухо и совсем нестрашно. На таком расстоянии нестрашно, а каково там, под огнём? Вот и узнаем. Музыку погромче, ямы стараться объезжать – на любой неровности автомобиль подскакивал, в багажнике и салоне что-то звякало, перемещалось, жило своей искусственной жизнью.
На обочинах видел пару сгоревших машин. Снаряды попали? Или бой какой-то случился?
А так доехал спокойно, на паре блокпостов притормаживал, показывал документы. На одном остановили плотно, досмотрели груз, даже сунули нос в пачку накладных, но пропустили. Одно дело делаем, а что бдительность… Оно и правильно.
Трасса была почти пуста. Обогнал только колонну бронетехники, типа той, что раскатала их под Валуево, но на этот раз нашей. Опять же на трофейную непохоже. Со складов госрезерва, как вслух объявляли в Кавино? Возможно, возможно…
А так – ни вечных длинномеров-фур, ни автобусов. Нет-нет, да прошмыгнёт встречная легковушка из недорогих, и всё. И звуки стрельбы всё ближе, скоро их и музыка забивать перестала – выключил. Изрядно бухает, целая симфония образовалась.
Посёлок был занят ополчением. Это было заметно ещё на подъезде, где, возле указателя со смешным «Плясово-Коровье» на песмарийском языке, попался мобильный патруль. Потом досмотрели на блокпосте, заодно указав дорогу к занятым разведвзводом домикам и посоветовав сперва выгрузить лекарства в медсанчасти.
– Алла Диваева, военврач, – кокетливо улыбаясь, сообщила ему пышная брюнетка в дверях санчасти. Она курила на крыльце, поглядывая внутрь, словно прислушиваясь – не зовут ли. – А вы к нам кто, такой красивый?
Никакой халат не мог скрыть её совершенно рубенсовских пропорций фигуру, но военврач была хороша, не отнять.
Пара санитаров в серых от частых стирок халатов уже таскали ящики и упаковки лекарств: Дмитрий показал, где что, и отошёл к доктору отдать её часть накладных.
Алла, не глядя, сунула в карман халата бумажки и снова подняла взгляд на Дмитрия. В огромных карих глазах можно было утонуть. Раз и навсегда. Ватник вспомнил жену и сказал подчёркнуто деловым тоном:
– Дмитрий Разин, позывной «Ватник», разведвзвод.
– Ого, новый командир шустриков? Серьёзно… Приходите вечером в клуб, если сразу на задание не пошлют. Будем знакомиться поближе.
Изнутри медсанчасти раздался недовольный возглас, Алла бросила окурок, на котором ярко мелькнул помадный ободок, в ведро у входа и поспешила на зов.
Дмитрий сел в машину и выдохнул: он понял, что почему-то задержал дыхание при разговоре, как перед прыжком в воду. Зато исчезло преследующее ощущение, что Алексеев стоит за спиной и смотрит в затылок, как бы между делом оттягивая затвор пистолета.
Ватник завёл слегка приподнявшуюся от разгрузки части ящиков над дорогой «октавию» и поехал в расположение разведки.