Сонный-то он сонный, а чужаков тоже высмотрел.
– Пять? – скривился пацан. – Это и на пиво не хватит… Давай семь?
– Пить вредно, – отрезал Ватник. – Веди.
Бородатый юноша поник, но повёл. Благо, три квартала от базара прямо и всего один влево. Русинск гигантскими размерами не отличался, да тут и народу хорошо, если десять-двенадцать тысяч.
– Ого! Казарма, что ли? – придержал он пацана за плечо, не проявляя, впрочем, очень уж активного интереса. – Транспортёры, солдатики.
Они проходили сейчас мимо школы, вон вывеска висит, а среди деревьев виднеется спортивная площадка. Но техника и солдаты были явно важнее народного образования. Вымпел стоит, на манер древнеримского, палка с приколоченной сверху загогулиной. Но вместо SPQR – С.С.Н.
Силы спецназначения, ребята Кобулии. Интересно, на кой чёрт они в этой деревне…
– А тож… Армейских тама мало, в основном «вбивци». Готовятся защищать родные края от мятежников.
– От Кавино, что ли? Так те и не нападают.
– Тата говорит, нападут ещё. Мы тут их все боимся, вы ж знаете, как они студентов, голубей неба, расстреляли? Звери же.
– Так то русские, вроде? – подначил его сзади Дрон.
– А шо? Та одинаковые звери. Русских вообще убивать надо, так в телевизоре сказали.
– Тебя как звать-то? – поинтересовался Ватник.
– Петька я. Васильев.
– И что, сам не русский? Тебя тоже убивать надо?
Пацан споткнулся, остановился и зло процедил:
– Сравнил, дядька. Я – песмариец по жизни, вот как.
Хорошая пропаганда у Кабура. Действенная. А дети этого вот парня, если всё так оставить, и вовсе забудут, кто они.
– Да не кипятись… Мы сами с Хорива, знаем, как чего.
Петька Васильев, песмариец по жизни, успокоился и дальше болтал только о местных достопримечательностях. Отрабатывал, стало быть, денежки.
Интересного в Русинске было мало: памятник Гопченко на высоком чёрном постаменте, они его уже видели на въезде в городок, и храм Святой Екатерины. Пан Гопченко был сработан из тонюсенькой латуни, видимо, по бедности или из экономии, и заметно покосился на бок, являя собой, как и при жизни, зрелище более смешное, чем величественное. Вторая достопримечательность заинтересовала Дмитрия гораздо больше: надо зайти, помолиться. Не сейчас, а вот завтра с утра, как базар разъедется и народу станет меньше – обязательно.
– Тама завтра праздничная служба, – сообщил Петька. – Приедет архиерей, да и вообще. Приходите. Правда, молебен объявили за мир и спокойствие, но мы-то знаем, что за победу песмарийского оружия – так оно вернее, с Божьей помощью.
Улица Погодько была уже перед ними, Дмитрий, чтобы запутать пацана – на всякий случай – вслух уточнил у Шлёмы:
– Двадцать шестой дом, верно?
Петька уже получил свою мзду, но ухо повернул как локатор:
– А вы же ж к кому? Двадцать шестой, так… Ох, к Степанычу? Як же я не допёр, думал, фраера какие, а вы – серьёзные пацаны.
Ватник не стал комментировать, пусть так и думает. Бог его ведает, что за Степаныч, им нужен был другой дом на соседней улице. И решительно другой человек.
Постучались условно: тук-туктук, потом пауза и опять. Дверь распахнулась: здесь сперва открывают, а потом спрашивают, кто. Заспанный мужик в майке и трениках кивнул им и повёл по лабиринту комнат. Вроде и площадь у квартиры маленькая, а клетушек налепили изрядно.
– Я Лиховцев, мне звонили, знаю, – сообщил мужик, пока они миновали заставленные какими-то сундуками, табуретками, сухими цветами в вазах, птичьими клетками, валявшимися повсюду стопками книг и этажерками комнатки. – Кто из вас Ватник?
Дмитрий представился. Лиховцев, не стесняясь, поскрёб подмышкой и кивнул:
– Оружие, если что, не в доме. Обыскивают. Не часто, но бывает. А у меня семья всё-таки.
И правда, то старуха на сундуке попадётся, то двое детишек друг друга мутузят, причём молча. Видать, любит хозяин тишину, а с одиночеством не повезло.
– Главный вопрос, товарищ Лиховцев: что вообще готовится?
– А шут знает. Мои хлопцы доложили, что возле храма ночью ещё суета была. Военные приезжали, ящики какие-то таскали. Не свечки же они привозили, под утро и на БТР.
Хозяин причмокнул и задумался:
– Праздник завтра храмовый. Но что за дела, не знаю. Позвонил, как велено, вас вот прислали. Вам и разбираться, я-то сочувствующий Республике, но не военный. Белый билет у меня по плоскостопию. А схрон вам отдам, хоть весь. Хотя там для четверых до хрена всего, не унесёте.
– Переночевать где можно будет?
– Да там в сарае и можно, как раз, где запас стволов всяких. А я ужин принесу. Без разносолов, но насобираем что-нибудь.
Ночь подкралась незаметно, как везде на юге. Вроде бы сумерки, а светло, но потом сразу как одеяло накинули: темнота. И через дырки в этом одеяле звёзды яркими точками, а вокруг – травой пахнет одуряюще, раскалёнными за день камнями и кислым квасом из окрошки на ужин – не соврал Лиховцев, всем хватило.
– Ночью пойдёте? – с пониманием уточнил он. – Я провожатого дам тогда. Сейчас позвоню одному из наших.
Схрон был мощный, взвод вооружить можно, но несколько однобокий по ассортименту: укороченные автоматы, АКСУ, патроны, гранаты. Дмитрий мысленно поздравил себя с тем, что взял с собой «глок». Чуть не влип с этим пистолетом, когда автобус, – а они прибыли на обычном рейсовом, – досматривали на блокпосте с песмарийской стороны. Едва успел сунуть в карман на спинке сидения впереди, среди старых газет.
Прокатило, но понервничал.
У Алихана тоже нашёлся короткоствол – Бог ведает, где он его прятал, а вот Дрон со Шлёмой грустно поглядывали на автоматы: и таскать их не подарок, и без них – как голые. Мало ли, в какую заваруху придется встрять в этом самом храме.
– Хоть бы фонари положили, блин… Автоматами можно дорогу замостить, а самого важного нет ни хрена, – ворчал, звякая железом Дрон. – О, РГД! Брать?
– Ты в церкви гранаты бросать собрался? Опрометчиво… Хотя, возьми парочку. Сюда возвращаться, возможно, не получится, а до своих добираться небыстро. Могут и пригодиться.
После освобождения из подвала СБКР прошло два дня. Рёбра, в двух из которых на рентгене нашли трещины, чуть зажили. Дмитрий немного отдохнул, но вот… Васин поднял их по тревоге, дал не самые внятные указания и лично довёз почти до полосы разделения. Там тормознули автобус, вот и добрались. Задача стояла не совсем понятная: вот этот Лиховцев, мирно дрыхнущий в окружении своих бабушек, клеток и сундуков, позвонил и сообщил о непонятном шевелении военных вокруг храма.
Сигнал есть? Приехали проверять.
Провожатый, тощий как палка мужик с висячими усами, чем-то напомнивший кислым выражением лица покойного Самохвалова, отзывался на имя Ференц. Мадьяр он или кто – здесь не разберёшь, все перемешаны. Несмотря на унылый вид, Ференц быстро и аккуратно начертил план храма Святой Екатерины, входы, окна, подвальную лестницу – всё пометил в лучшем виде. Заодно набросал схему ближайших окрестностей.
– Охраняют церкву-то, я мимо недавно проходил, заметил. Патруль туда-сюда так и елозит, машина на углу и ещё часовые. Сейчас дорисую, где увидел. – Быстро проставил на плане крестики, молодец, мужик, хоть и на вид село селом.
– А подвал большой?
– Та считай во весь храм. При Союзе там овощехранилище было, тоннами забивали. Я вам фонарь принёс, Лиховцев сказал надо. Вдруг туда лезть придётся.
– А там что сейчас?
– Тама? Да Бог ведает. Пусто, небось.
– Слушай, Ференц… – Пусть и пустой интерес, но Ватник заинтересовался: – У тебя схемы прямо профессиональные, ты кто по образованию?
Мужик вздохнул, отчего усы опустились ещё больше:
– Та картограф я. В Москве учился, закончил в девяносто втором, а тут… Так баклажаны и выращиваю. На кой кляп здесь картографы.
К храму шли быстро, но стараясь не попадаться патрулям: слышно было каждую машину, проводник вовремя утягивал всю группу в какие-то подворотни, садики, просто в тёмные места. Освещения почти не было, так что проскочили. Тем более, что дорогу выбрали по узким кривым улочкам, чтобы не проходить мимо школы, превращённой в казарму.
– Та вот и храм, бачите? – махнул рукой Ференц. – Я-то католик, сам туда редко заходил когда.
Ватник пригляделся: да, патрульная машина на углу, в стекле то вспыхивают, то гаснут две красные точки – курят паны песмарийцы. Оно и к лучшему, в темноте разведчиков не рассмотрят, сами себя ослепили. Вон один часовой у портала – так этот парадный вход по науке именуется, второй на паперти сбоку. Ясно. Если Ференц ничего не попутал, сзади, напрямую к алтарю, есть неприметная дверка. Служебный вход как бы. Интересно, его охраняют?
– До дому бы пора, я чем мог… – замялся венгр, и Ватник его, разумеется, отпустил. Человек по своей воле помог, да и патруль прихватить может, зачем подставлять.
Отряд скользнул по неосвещенной стороне улицы, прячась в тени заборов, потом мимо храма в небольшой, густо заросший деревьями, садик. Дрон потянул носом и молча показал Ватнику направление: мол, там ещё кто-то есть. Табачный дымок, и правда, перебивал даже ароматы ночных деревьев.
А ведь написано в уставе караульной службы, всё написано для таких вот часовых… Но если это «вбивци», то они и читать-то толком не умеют. Только труд Гопченко «Великодержавная Песмарица на рассвете нового подъёма», да и то по слогам.
Совсем юного пацана с прислонённым к дереву автоматом и окурком в зубах Дрон и Алихан сняли на раз, он не то, что крикнуть – и удивиться не успел. Раз – и лежит с кляпом во рту и туго стянутыми конечностями. Чтобы не мычал, Дрон слегка дал ему по голове. До утра у парня будет сложное время, а дольше и не нужно, до рассвета свалить бы отсюда всей четверкой.
– Дрон, глянь-ка дверь. Ты у нас по замкам самый шустрый. Алихан, остаешься здесь. Если часового искать будут или сменить вздумают… Ну, ты понял. По обстоятельствам.
Шлёма обиженно засопел, но спорить не стал – с его зрением ковыряться ночью в замке не лучшее решение. Хотя опыта в работе с тонкой механикой у ювелира, конечно, больше.