Со стороны скользнувшего к двери Дрона раздался негромкий хруст, потом что-то звякнуло:
– Готово, командир!
Дмитрий перекрестился. Придётся идти наоборот, не как все верующие обычно в храме, а от алтаря через неф. Плохо, не чинно, но куда деваться. Дрон отошёл в сторону и занял позицию в гуще кустов – искать будешь, не увидишь. Ватник со Шлёмой вошли внутрь.
Темнота – глаз коли. Свечи и лампады на ночь погашены, как принято, чтобы пожар ненароком не устроить, пахло воском, ладаном и чем-то очень знакомым и родным.
Храмом Божьим, у них везде аромат особый.
– Дмитрий, посвети аккуратно, а? Я таки не специалист по православной вере, но вот там и там кабели какие-то. Они вам для каких богоугодных целей нужны?
Ватник включил потайной фонарик, обернув его для дополнительной скрытности тряпкой. Окон не было, но наверху, под куполом, световой барабан. Могут издалека и увидеть свет в церкви.
Кабели, да. Два – один уходил куда-то вверх, вдоль лестницы к куполу – узкой, железной, типа пожарной, идущей по стене; второй – от алтаря к подвалу, вон в боковом притворе спуск, явно туда. И что это за машинерия получается? Странно, но оба кабеля никто особенно маскировать и не пытался, лежали себе и лежали.
– Электричество здесь само по себе, – задумчиво сказал Шлёма. – Вон выключатели, вон лампочки. Храм старый, но давно уже всё сделали.
– Наверх полезем смотреть? Или сперва вниз, в подвал? – решил посоветоваться Ватник. Решать ему, но отношения в команде были дружеские, без этого специфического «я начальник – ты дурак».
– Таки вниз сперва умнее. А уж если что серьёзное, тогда и к куполу. Как в цирке.
– Не богохульствуй!
– Молчу, молчу… Каждый норовит обидеть старого…
– …ювелира!
Они дружно хмыкнули и пошли к лестнице в подвал. И правда умнее сперва по низам, чем акробатикой на железных перекладинах заниматься.
Дверь вниз была приоткрыта. Здесь точно можно светить без опаски, Дмитрий скинул тряпку, но автомат перед собой выставил, оттянув негромко затвор. Мало ли, посадили ещё одного часового вниз, он их голыми руками возьмёт.
Пахнуло прохладой, давно протухшими овощами и почему-то дымом. Не свежим, а такой мягкий навязчивый запах, который сутками идёт от обгорелых дров. Костёр кто-то жёг?
Странное место, вот хоть что делай. И кабель под ногами уходит куда-то туда, в темноту, змеёй соскальзывая со ступенек на холодный земляной пол.
– Шлёма, ты Дэна Брауна читал?
– Таки нет. А что это за поц?
– Да не важно… Ненаучная фантастика. У него постоянно подвалы, храмы, тайный орден какой-нибудь и эпидемии чумы на каждом шагу. Этакий певец эпидемий эболы и кошачьего гриппа.
Приходилось время от времени разгребать завалы гнилых досок, непонятных тряпок и прочего мусора. Попалась даже тракторная шина, зубчатая, невесть как и зачем попавшая сюда.
Люди вообще странные создания, а когда дело доходить до того, чтобы засрать свои и Божьи дома – им равных нет.
– Сидит кто-то впереди, – шепнул Ватник и шагнул в сторону, резко дернув рукой с фонариком: если на свет выстрелят, в него не попадут. Шлёма аккуратно шагнул в другую сторону, но наступил на треснувшую под ногой доску. Скрытным передвижение не назовёшь, это да.
Выстрелов не было. Вообще никакого движения, тишина, холод и лёгкое амбре от свалки всякой дряни вокруг.
Но впереди и на самом деле были две фигуры в камуфляже. Одна привалилась к стене, раскинув ноги, вторая – на куче битого кирпича, и скорее лежала, чем сидела. Странно, раненые, что ли?
Дмитрий настороженно посветил фонарём, держа палец на спусковом крючке. Луч уткнулся в шеврон с надписью О.К.Р., серпом и молотом.
Потом в мёртвый взгляд лежащего на кирпиче человека. Ополченцы?! Откуда они здесь… Второй тоже мёртвый – из-под него вон лужа крови натекла и уже свернуться успела.
– Митя, это сатанисты их… Точно тебе говорю! – голос Шлёмы, не боявшегося ни бога, ни чёрта, заметно дрогнул. – Чёрная месса тут будет!
У ног привалившегося к стене покойника кабель заканчивался железной коробкой с рукояткой, ржавой, когда-то выкрашенной в защитный цвет.
16. Улыбка в телевизоре
Пока Дмитрий светил фонариком, нет-нет да поглядывая по сторонам – мало ли что, – Шлёма деловито осмотрел мертвецов. Шуршал чужими карманами, без всякого страха переворачивал с боку на бок, стараясь, конечно, не вымазаться в крови.
Второй погибший был убит одним аккуратным ударом ножа сзади под ребро.
– Жетоны, номера из недавних, пятизначные. Зажигалка. Гильза пустая, талисман какой, что ли. Ни оружия, ничего… Дмитрий, таки всё, ничего больше нет. Я их самих не знаю, лица незнакомые.
– Я тоже. Жетоны оставь, нам их при себе лучше не иметь, целее будем. Посмотри, что за адская машинка под ногами.
– Ма-а-ладой человек, у меня две руки и две ноги. И одна голова. Они все очень немолоды, прошу учесть это в протоколе. Не можу я быстрее, всё по очереди.
Шлёма присел на корточки, очень осторожно ощупал коробку, в которую уходил кабель, хмыкнул что-то и вытащил перочинный ножик:
– Поближе свети, командир. Хотя…
Руки у старого ювелира жили, казалось бы, своей жизнью: щупали, крутили, отвинчивали болты, сдвигали вбок крышку – и всё это лёгкими, почти незаметными движениями хирурга во время ответственной операции. Время от времени Шлёма покряхтывал и по-гусиному переминался с ноги на ноги, но не вставал. Наконец что-то хрустнуло, он взялся обеими руками и снял крышку с железной коробки, небрежно откинув в темноту.
– Прелестно… Но зачем? – он встал и, уже ничего не опасаясь, пнул загадочный ящик. Тот упал на бок, наружу высунулся пучок проводов, медным цветком торчащий из обрезка кабеля.
– Обманка? – уточнил Ватник.
– Таки да. Но смысл: корячиться, тянуть всё это почти в середину подвала, раскладывать парочку этих несчастных рядом, м?
– Слушай… Давай-ка быстренько проверим второй кабель. Есть у меня одна мысль, но… Короче, второй может вести к мине.
– Да, но какой смысл в этой… инсталляции, Дмитрий?
– Именно, что обманка. Для тех, кто будет потом осматривать место происшествия.
Они обменялись взглядами и заторопились обратно к лестнице из подвала. Даже по сторонам не смотрели: темно, да и нет здесь никого. Живого уж точно.
В самой церкви за время их отсутствия ничего не изменилось, только сверху, из светового барабана под куполом, начало просачиваться серое мерцание близкого рассвета, расходиться вниз как туман.
– Времени нет ни хрена, – озабоченно сказал Шлёма. – Если там придётся ковыряться хотя бы сколько внизу, уйти не успеем. Наверняка, со священниками сразу зайдёт охрана – и мы попали.
– Лезь. Если это теракт, то нас двое, а на молебен придут сотни. Разница понятна?
– Таки суровый ты человек, командир. Но есть определённый цимес и в такой логике…
Последние слова Шлёма договорил уже с лестницы, уходившей вертикально вверх по стене. Старые перекладины подрагивали, сыпалась ржавчина, да и Шлёма был далеко не мальчик, чтобы лезть быстрее. Но вариантов не было – подрывник со стажем именно он, смысла лезть Ватнику или звать остальных бойцов с улицы – ноль.
– Здесь площадка какая-то, типа технического этажа, узкая, – доложил сверху ювелир. – Светло уже почти вверху, небо утреннее. Кабель, падло, мешается, но я почти на месте.
Он замолчал, завозился, потом чихнул. Негромко, но в потревоженном воздухе храма, на самом деле налившемся утренним сиянием, стало видно, в падавшем сверху столбе света танцуют многочисленные пылинки.
– Мина здесь. Могли бы радиоуправляемую влепить, но поставили проводную. Зачем только…
– Выжившие про кабели расскажут. Да и надёжнее так.
У Дмитрия в голове возникла картина совсем близкого будущего. Молебен. Сотни людей, праздничных, в лучших нарядах, многими и сберегаемых для таких вот торжественных случаев. Дети, сюда многие придут с детьми. А потом… Лучше не думать, что потом.
– Какая-то итальянская модель, мне не знакома, но справлюсь, – доложил Шлёма и теперь уже затих, возясь со смертоносным подарком над головами молящихся. Тех, кто и не проснулся ещё, и – уж тем более – понятия не имел, что доживает последние часы на этом свете.
– Командир, есть у неё радиомодуль. Есть, сволочь. Смысла нет кабель отключать, захотят рвануть – по радиосигналу сделают. С собой её надо уносить и подальше, а потом выкинуть. Или возиться здесь до последнего, но времени…
Сверху посыпалась какая-то труха, совсем уж хорошо видная в заполнившем храм утреннем свете. За спиной Дмитрий открылась дверь, он резко обернулся, едва не выстрелив на звук, хорошо Дрон успел шепнуть, что это он.
– Рассвет уже, возле храма шевеление пошло, надо убираться, командир.
– Дрон, там, – Ватник ткнул вверх пальцем, – мина. И Шлёма, который над ней колдует. Предлагаешь его здесь бросить?
– Предлагаю тебе отойти к Алихану, а я здесь проконтролирую.
– Нет. Иди на пост, мы разберёмся. Если что, уходите самостоятельно. Я бойца и… друга не брошу.
– До понятно… В смысле, так точно. Разрешите выполнять?
– Выполняйте!
Дрон пропал в проёме, беззвучно затворив за собой дверь со сломанным замком. Распустились… Донская либерия, блин! Он бы никого из них не бросил, а вместо себя на смерть оставлять Дрона – совсем подло.
Дмитрию было неуютно. Не страшно, нет, именно неуютно и противно.
Он отошёл к иконостасу возле алтарной завесы, лег на прохладный каменный пол, помнивший тысячи ног ещё века с девятнадцатого, залёг, контролируя вход в неф с другой стороны. Перекрестился и мысленно попросил у Господа прощения: проливать кровь в Божьем храме – это не отмолишь. Но и деваться некуда.
Шлёма негромко напевал что-то сверху. Если он и нервничал, то тщательно скрывал. Потом уронил на пол прозвеневшую коротко железку:
– Принимай товар, пан командир. Радиомодуля больше нема, я там ещё покопался, так шо можно сваливать. Если у них и есть специалисты восстановить, то не вдруг. Уж точно не сегодня.