– Нет, еще не комплект! – Цветан светился от счастья. – Еще бы близнецов. Мальчика и девочку. Нелли сказала, что через пару лет – запросто.
Мохито с Ватрушкой отмерли, поздравили и Цветана, и Стояна.
– Хотите, я испеку торт? – несмело предложила Ватрушка. – Медовик. Попробую приготовить на новой кухне. Мне столько всего от Вероники перенесли – и стол, и шкафчики. И доски, и скалку.
Вероника поймала взгляд Зорьяна, объяснила:
– Светозар запретил Ватрушке покидать часть. Сказал, что отвечает за нее по программе защиты свидетелей. Накрылись походы по магазинам и готовка на моей кухне. Пока следователи не найдут ее документы и не сделают пометку в своих бумагах – ни шагу за ограду. Поэтому мы перетащили сюда все, что попалось под руку. Как знали, что надо будет срочно печь торт.
– Медовик – это хорошо, – одобрил Цветан. – Только завтра я на дежурстве на сутки. Послезавтра можем устроить чаепитие. А там и Нелли с маленькой выпишут, врач сказал, что обошлось без проблем.
– А куда ты денешь Стояна? – заинтересовалась Вероника.
– Няня придет. Уже проверенная, она в последний месяц к нам приходила. И в ближайшее время будет помогать, чтобы Нелли не запаривалась.
– Ты не собираешься увольняться? У вас на службе то стрельба, то взрывы… Ладно эти, они холостые, – Вероника указала на Зорьяна с Мохито. – Но ты-то с детьми.
– И кирпич на голову упасть может, и провод под напряжением со столба. Если суждено – не убережешься. На все воля Хлебодарной. Если со мной что-то случится, Нелли будет получать пенсию, и детей государство обеспечит и выучит.
– Резонно, – согласилась Вероника. – Не рассматривала с такой стороны.
Зорьян слушал неспешные разговоры и лепил червяков. Ватрушка с Цветаном внезапно начали обсуждать варенье, Мохито внимательно слушал, как будто подсчитывал в уме сахар и банки. Вероника лепила детям рыбок с разноцветными плавниками и яркими хвостами. Зорьяну казалось, что здесь, между двумя домами, образовался оазис спокойствия, словно Камул с Хлебодарной выставили невидимые щиты и отгородили женщин и детей от плаца и ангаров с боевой техникой.
Когда солнце чуть умерило полуденный жар, Цветан засобирался домой. Вероника с Ватрушкой одарили его остатками вчерашнего салата, взяли клятву приводить Стояна к ним, если вдруг что-то не так с няней. Мохито вспомнил, что хотел забрать у Зорьяна полотенце и крестовую отвертку, Веронику позвал бригадир рабочих – в главном здании уже кипел ремонт.
– А с тестом что делать? – спросил Зорьян.
– Оставь тут, – крикнула удаляющаяся Вероника. – Надо баночки хорошо запечатать, чтобы не засыхало. А фигурки пусть лежат, твердеют.
Зорьян принес десяток полиэтиленовых пакетов, рассортировал тесто – завернул распечатанные бруски, закрыл банки – и с чувством выполненного долга отправился в столовую. Две порции густого рисового супа без намека на крапиву утолили первый голод. Зорьян взял второе – пюре с котлетами – и вернулся за столик, рядом с которым сидели волки Гвидона. Поедая суп, Зорьян не прислушивался к разговорам, а сейчас невольно зацепился за слово «миллионер».
– Стольких растоптал и кинул, что два полка наберется. И ладно бы чужих! Его первая жена, мать Вероники, дедушкин дом продала, чтобы они могли магазин купить. Продавцом работала, без зарплаты. Пока деньги давала и пахала – нужна была. А когда прибыль нормальная пошла, получила пинка под зад. Вольдемар ее на молодуху поменял, и забыл, как звали.
– Веронику-то забрал, – жуя зубочистку, заметил Гвидон. – Почему-то.
– А алименты? Знаешь, сколько бы ему присудили?
– Я прикинул, сколько Вероника сейчас в медвежий дом и главный корпус вбухала… проще было бы несколько лет алименты платить, а потом попрощаться.
– Фонд у них, чтобы пыль в глаза пускать. Ты как маленький! Вся эта благотворительность потом из налогов вычитается.
Зорьян доел пюре и ушел прочь из столовой. Правду ли говорила Вероника о матери? Или попыталась перекинуть мостик доверия, немного подправив факты? Неизвестно, что там на самом деле. Может быть, Вольдемар Домбровский воспользовался зависимостью супруги как поводом для развода. А Вероника вовремя перестроилась и выбрала не маму, а папу, который при деньгах.
Зорьян вернулся в квартиру и от нечего делать решил поспать. Волк попросился на волю, и он не стал ему препятствовать. Включил телевизор, перекинулся, подремал. А когда обед немного переварился, отправился к дому на холме – проверить, куда делась Вероника, и позвать висицу на прогулку.
Зорьяна ожидал неприятный сюрприз. Вероники не было и близко. Судя по обрывающемуся следу, уехала на такси. Волк обиделся – «могла бы и предупредить» – и ушел прочь, не забыв пометить ступеньки спуска.
Вечер прошел в беготне по лесопарку. Волк вволю наигрался с шишками, погонял мышей на стрельбище и вернулся домой усталым и довольным. И у Мохито, и у Ватрушки было темно. Затишье в медвежьем уголке напомнило о том, что он снова и полноправно владеет ванной – не нужно оглядываться на гостя, с которым приходится делить душ и стиральную машинку.
Зорьян больше часа пролежал в ванне с пеной. Мышцы расслабились, тело затопила сонная истома. Он начал ласкать себя, почти задремывая: прикосновения на грани сна и яви вызывали в памяти запах Вероники, перед мысленным взором мелькали отрывочные и завораживающие картинки. В ванной стало нестерпимо жарко. Зорьян отметил оргазм глухим криком, взбаламутил остывшую воду, смывая с ладони сперму, и отправился в кровать.
Впечатления дня смешались в странный и яркий сон. Сначала волк с висицей бегали во дворе его старого дома. Потом они с Вероникой лепили змеек, споря, кто будет жарить яичницу. Зорьян выговорил себе право готовить, пошел в кухню, но почему-то оказался в спальне. Разделся, лег, вытянулся. Выгнулся под ладонями Вероники, которая начала гладить его по лопаткам. Прикосновения были осторожными, вызывавшими волны мурашек – от загривка до поясницы. Зорьян понежился, перевернулся на спину, позволяя Веронике усесться себе на бедра, и окончательно проснулся.
Вероника улыбалась. Ерзала, устраиваясь удобнее – красивая, обнаженная, с плетеным кулоном на шее. Часть вины за проникновение в квартиру ночной гостьи лежала на Мохито – по отсутствию второго комплекта ключей Зорьян перестал запирать дверь.
Скулу согрело дыхание – Вероника наклонилась, потерлась щекой о щетину Зорьяна, издала довольный звук, похожий на короткое мурлыканье, и полезла целоваться. Прикосновение губ и волна дурманного запаха лишили воли: руки сами потянулись огладить плечи, скользнуть по ребрам, тронуть пышную грудь. Зорьян с трудом стряхнул наваждение, пересадил Веронику на край кровати, проговорил:
– Подожди. Сейчас я возьму…
Три шага к сейфу растянулись в целую вечность. Нестерпимо хотелось вернуться, сгрести Веронику в охапку, навалиться, накрыть и покрыть. Зорьян щелкнул ключом, вытащил аптечку и разломил ампулу нашатыря.
Едкий запах вышиб слезы, прочистил мозги, заставил понять, что за кулон висит на шее Вероники. Приманка для альф. Нити, пропитанные смесью трав, усиливающих действие естественных феромонов. Возбуждение вытеснилось злостью. Зорьян скрипнул зубами и посоветовал:
– Хорошо подумай, как ты будешь возвращаться к себе домой с этой штукой на шее. Гвидоновым волкам понравится, я уверен.
Он еще раз вдохнул нашатырь, превратился и умчался в лесопарк – отдышаться, осознать, привыкнуть к мысли, что его хотели использовать как постельную игрушку. Вероника не пожелала с ним говорить, заинтересовалась только телом. А добрым словом не одарила. Обошлась, как с неразумным животным – у альф же тормозов нет, их помани, будут трахаться от заката до рассвета. Тьфу. Избалованная эгоистка!
Он провалялся на берегу реки до утра, слушая раскаты далекого грома – к Ключевым Водам приближались грозовые тучи. Стремительный и неукротимый ливень обрушился на город, смывая первые лучи солнца. Волк, вымокший до последней шерстинки, добежал до части. Посмотрел на раскисшие комочки и цветные лужи, в которые превратились зайчики, рыбки и червяки из теста. Поднялся по лестнице, отряхнулся и прилип взглядом к блюдцу с пеплом, стоящему на разворошенной кровати. Квартира, пропитавшаяся вонью нашатыря и гари, была пуста.
Глава 6. Мохито
– Хорошо, что обратно переселился, – сказал Шольт, разрезая пирог с печенкой. – Одно дело, когда сам выбираешь, а другое – по принуждению. Зорьян нормальный, но жить с чужим волком бок о бок…
Мохито невольно усмехнулся. Можно подумать, Шольт ему был родным, когда в одну квартиру переехали.
– Он был злой сегодня на общей тренировке, – продолжил Шольт, разжевав и проглотив отвалившуюся корочку. – Сцепился с двумя нашими, пачек им накидал. Я удивился. Обычно он такой спокойный, кирпичом не прошибешь. Ты уверен, что Йоша вам не помешает? Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
– Никаких проблем, – терпеливо повторил Мохито. – Зорьян в соседнем доме. Он никого не трогает. Проходит, уходит. Я только попрошу Йошу не топать на лестнице, чтобы не беспокоить Тишу, когда он спит. Вартуша его укладывает днем. Тиша маленький, ему днем обязательно надо спать.
– Повезло им, что Светозар согласился чужих в часть пустить. Мог бы заартачиться, и кто бы его заставил?
– Никто.
– А что эта Вартуша потом собирается делать? Домой ехать?
– Не знаю.
Вопрос не требовал ответа – Шольт болтал обо всем подряд, перескакивая с темы на тему. И даже не подозревал, какой болью отзывались эти слова в груди у Мохито. Он хотел бы знать, какие у Вартуши планы на будущее, но спрашивать не осмеливался. Слишком рано задавать вопросы. Пусть хоть чуть-чуть поблекнут воспоминания о заточении – и не только в подвале, но и на хуторе. Деяния Борислава в общей сложности тянули на пожизненное заключение. Еще троим задержанным светила десяточка. Остальных отпустили под подписку за недостатком улик. Мохито держал лапу на пульсе, знал, что пещерники наняли хорошего адвоката, и тот сражается против каждого пункта обвинений, пытаясь оправдать своих клиентов. Показания Вартуши опровергались всей медоварной общиной – она, мол, приехала на заработки, не желала покидать хутор, хотя ее не раз пытались выставить прочь. О Тише никто не упоминал, как будто он народился от святого духа.