– Документы Вартуши неси, – не размениваясь на приветствие, потребовал Мохито.
– А-а-а, ты общинную шлюху подобрал… – проскрежетал пещерник. – Счастье привалило, чужие объедки достались? Попользуй, молодые говорили, что она сладкая. Нормальной медведицы тебе все равно не видать – мало того, что урод, так еще и полицай.
– Пасть заткни, – велел Мохито. – Неси документы. Живо. Одна лапа тут, другая там.
Почему-то на службе – а нынешнюю поездку он воспринимал как служебную надобность – он никогда не волновался. И не беспокоился, что начнет глотать слова и его неправильно поймут.
– Раскомандовался… Думаешь, раз в полиции служишь – не тронем? Зря, зря…
Слова старейшины подтвердил дружный рев. Во двор начали выходить кряжистые оборотни, готовые разорвать чужака на куски. На порожек избы выступил здоровяк с топором – тот самый, о котором предупреждал Зорьян.
– Выбирай, что тебе жмет? Зубов слишком много? Рука лишняя? Или яйца танцевать мешают?
«Сдвинься влево», – скомандовал голос в гарнитуре. Мохито выполнил распоряжение, стараясь держать в поле зрения всех противников. Слепая зона была за спиной, где в будке таился привратник. Мохито понадеялся, что Зорьян его предупредит, если там произойдет какое-то движение. Главная опасность была как на ладони. Пещерник с топором спустился с крыльца и сделал пару шагов, подбадривая себя утробным воем.
Пуля расщепила топорище, выбила орудие труда и убийства из руки, заставив медведя отступить и пригнуться. Второй целью Зорьян выбрал банки с темной жидкостью. Стекло осыпалось грудой осколков, пещерники шарахнулись, прячась в избы – не хотели быть мишенями для снайпера. Старейшина проскрежетал: «Сейчас принесу» и резво поковылял вглубь двора. Зорьян подбодрил его выстрелом в фонарь над крылечком и спросил:
– Что в банках?
– Компот, – буркнул принюхавшийся Мохито.
Он стоял, заложив руки за спину, обдумывая главный вопрос – как отбирать документы, если трухлявый пень соврал и ничего не принесет? К счастью, стрельба Зорьяна впечатлила старейшину, и он притащил целую кипу бумаг: свидетельство о рождении Вартуши, ее паспорт, школьный аттестат и еще какие-то корочки серого цвета.
В машину Мохито садился, чувствуя буравящие спину взгляды. Выстрелить или кинуть камень никто не осмелился – памятовали о снайпере.
– Спасибо, – проговорил он в гарнитуру, разворачиваясь и выезжая на дорогу.
– Контрольное наблюдение – три минуты, – отозвался Зорьян. – Если все тихо – начну упаковывать винтовку.
Они встретились там же, где и расстались. Мохито предъявил добычу, позволил Зорьяну перебрать документы. Серые корочки оказались свидетельством о прохождении курса по специальности библиотекарь, выданным учебно-производственным комбинатом. Мохито спрятал бумаги в бардачок, спросил:
– Будем покупать мороженое или забьем?
– Вероника тебе так забьет, что неделю охать будешь, – напророчил Зорьян. – Лучше купить. Все равно придется врать, что долго в очереди стояли.
– Что у вас с ней? – осмелился спросить Мохито. – Поссорились?
– Не лезь.
Слова подкрепило недовольное ворчание. До «Снежного царства» ехали молча, с остановкой возле поля, где Мохито по сходной цене купил ящик поздней клубники – детям и для алиби. Покупку мороженого он уступил Зорьяну. Тот придирчиво выбирал рожки, сорта и присыпки, следил, чтобы заказы раскладывали по разным пакетам – развлекался, как мог. Мохито этому не препятствовал, и уже в машине, когда Зорьян перестал пыхтеть, предложил:
– Я совру, что документы следователь нашел и передал? Можно? Я бы хотел рассказать Вартуше, как ты мне помог…
– И сделать ее соучастницей преступления? Молчи, медведь! Целее будем. Чует мое сердце, что пещерники заявление накатают. Пули-то остались.
– Тебя никто не видел, – напомнил Мохито. – А на меня пусть пишут. Я не боюсь.
– Я знаю, что ты смелый! – Зорьян усмехнулся и похлопал его по плечу. – Отдашь документы Ватрушке, а я доложу Светозару, как дело было. Послушаю, что он скажет. Он главнее.
– Да, – согласился Мохито. – Потом расскажешь.
Оказалось, что они прокатались почти три часа. Мохито ожидал показательной взбучки от Вероники – висица любила пошуметь, покричать, заморочить голову и попутно вытянуть нужную ей информацию. Вместо этого ему досталась порция почти семейного уюта: Йоша и выспавшийся Тиша бегали по кустам на лапах, толкали носами яркий мяч, подбирали и ели немытые абрикосы. Вартуша перевесила воздушные шарики на окно, заклеенного жирафа усадила на лавочку, а полара с бочонком меда – на кухонный подоконник.
– Буду убирать, чтобы дождем не намочило, – объяснила она Мохито, знакомо отводя взгляд. – А что это у вас? Клубника?
– Купил ящик по случаю. Надо самую крупную выбрать и детям дать. Только помыть!
– Обязательно. Я сейчас сделаю.
Мохито устыдился, мысленно выругал себя за то, что снова давит и командует, поставил ящик плюшевому полару под лапу, подобрал с земли немытый абрикос и демонстративно съел. Вартуша пронаблюдала за его действиями из-под опущенных ресниц – они у нее были очень густые и темные – протянула руку, чтобы затащить клубнику в кухню, и столкнулся с противодействием Зорьяна. Волк просунул в окно пакеты с мороженым, подвинул ящик к себе и начал есть клубнику, сплевывая хвостики.
– Осторожно, медведя не запачкай!
– Ага, – буркнул Зорьян и уволок ящик на лавочку. Тиша с Йошей немедленно составили ему компанию – один влез под левый бок, другой под правый. Все трое дружно зачавкали. Мохито понял, что ему надо выработать какую-то новую стратегию воспитания, и отправился снимать бронежилет. Уже возле подъезда он услышал вопрос:
– А где Вероника?
– Она уехала в аэропорт, – ответила Зорьяну Вартуша. – Оттуда, ближайшим рейсом – в столицу. Ей позвонил отец. Она сказала – когда сможет, тогда и вернется.
К вечеру выяснилось, что ужин готовить не надо. Вартуша нажарила большую сковородку картошки с грибами, в холодильниках лежал почти нетронутый запас мороженого, а у Мохито на кухне скучали вчерашние оладьи из блинной. Зорьян предложил разложить стол и поужинать на улице. Дети встретили его слова с восторгом – Тиша захлопал в ладоши вслед за Йонашем, не понимая смысла, копируя действие. Вартуша протянула в окно скатерть, расшитую васильками – «это Вероника принесла, сказала, что стыдно тарелки ставить на клеенку» – выставила на подоконник посуду, грибы в большой салатнице, нарезала хлеб. На стол падал свет из окна, но фигуры и лица скрадывал полумрак и Мохито в очередной раз почувствовал себя увереннее. Являться за стол в толстовке и капюшоне он не осмеливался – нахальная Вероника дважды портила его маскировку, сдергивая ткань. Получалось еще хуже, чем прятаться. Как будто его раздевали перед толпой.
Услышав шепот Зорьяна: «Ты документы отдал?», он почему-то сразу вспомнил, что Вероника уехала, почти встал из-за стола, чтобы подняться за толстовкой, а потом передумал – духота.
– Нет, еще не отдал, – тихо ответил он. – После ужина. Она уложит Тишу, я уложу Йошу, и я спрошу, что она собирается делать. Куда поедет, после того как получит Тишино свидетельство о рождении.
Страшно было додумывать мысль: «Я попрошу ее остаться». На середине мысли Мохито начинал волноваться, язык немел, а щеку сводила судорога.
«Написать письмо? Объяснить буквами, что я хочу помочь ей и Тише. Буду снимать им квартиру, пока она не найдет какую-нибудь работу и не устроит ребенка в садик. И после этого буду помогать. Мы можем гулять с Тишей и с Йошей – в те дни, когда я не на дежурстве. Надо как-то правильно подобрать слова, чтобы было ясно: эта помощь ее ни к чему не обязывает. Никаких долгов, никакой оплаты…»
Слово «телом» невозможно было представить написанным буквами. Судорога усилилась.
– Тебе нехорошо? – спросил Зорьян. – Принести холодной воды?
Мохито замотал головой. Он откинулся на спинку лавочки, постарался выровнять дыхание. Чтобы успокоиться, мысленно пролистал инструкцию подключения «Сколопендры» к кабелю, в подробностях представил замену съемного аккумулятора, а потом – извлечение контейнера с утилизированными отходами.
Помогло.
Ужин прошел без эксцессов. Все наелись до отвала, Йоша расковырял мороженое в поисках орешков, отдал Мохито, а на предложение выпить чаю или газировки зевнул с подвыванием – в точности как Шольт.
– В душ и спать? Завтра утром сходим на речку. Купаться там нельзя, течение сильное, но можно побродить по берегу и намочить ноги.
Йонаш сонно кивнул. Мохито порадовался – набегался, спать ляжет без лишних уговоров. Вартуша отмахнулась от обещания: «Я вернусь, соберу и помою посуду», унесла в квартиру заснувшего Тишу. Зорьян мужественно доедал грибы, выбирая их из картошки – уже после второго мороженого.
Мохито разложил кресло-кровать, купленное к приезду Йоши, застелил чистым постельным бельем, заглянул в ванную, проследил, чтобы мелкий помыл голову и уши.
– Вытерся? Можешь не обуваться, я тебя отнесу.
Йонаш ощупал разложенное кресло, пару раз подпрыгнул, убеждаясь, что оно не развалится. Снова зевнул.
– Ложись, – усмехнулся Мохито. – Не зря приехал? Доволен?
– Да. Тиша классный. И тетя Ватрушка классная и картошку готовит вкусно. А у тети Вероники тоже мачеха. Я думал, я один такой. Теперь не думаю.
Мохито замер. Он и не подозревал, что Йонаш по-прежнему чувствует себя «не таким». Раньше – понятно. Жить с отцом, знать, что твоя мать умерла от передозировки наркотиков, волей-неволей слышать шепотки за спиной. Но сейчас-то! Ханна – идеальная мачеха. Обеспеченная, уверенная в себе висица, хозяйка процветающего дела, умело распределяющая внимание между двумя детьми – об этом говорили все, кому не лень. Даже Деметриуш хвалил Ханну, а уж он был пристрастен и зорко следил за новой ячейкой общества, в этом можно было не сомневаться. Жизнь Шольта и Ханны протекала на виду, без секретов: весь отряд специального назначения знал, что Шольт съел на завтрак, какую оценку за контурные карты получила Ханна, и сколько пейзажей пришлось нарисовать тете Снежке, чтобы Йоше поставили четверку в четверти.