– Светозар велел стенгазету нарисовать.
– О! – Вероника оживилась. – А на какую тему? Что там у тебя, покажи!
Мохито прищурился, встал. Ватрушка отступила еще на шаг. Вероника с Зорьяном оказались рядом с ней одновременно, вставая плечом к плечу, закрывая от недовольного гролара. Четыре фотографии упали на асфальт. Ватрушка посмотрела на Веронику, ища поддержки. Пробормотала:
– Он опять хочет «Уголок позора».
Мохито подошел почти вплотную к Зорьяну. Посмотрел на свою фотографию, валявшуюся на асфальте – форма, шрамы, оловянный взгляд – и громко зарычал.
– Заткнись, – спокойно сказала Вероника. – Тишу напугаешь.
Мохито скрипнул зубами и смолк.
– Что за идиотская манера везде клеить фотографии из личного дела? Ни капли фантазии. Неси карандаши и бумагу, надо сделать нормальный уголок.
– Нет, – рыкнул Мохито.
– Ты воды собирался принести? Обещал Тише помыть уточек? Будь добр, займись своим делом. А мы – своим.
Зорьян переместился так, чтобы прыгнуть на Мохито, если тот попытается причинить вред дамам или ребенку. Ситуация осложнялась тем, что он не мог себе позволить драться в полную силу. Чужого медведя таких размеров, как Мохито, он бы просто попробовал убить, в результате сильно покалечил и написал объяснительную по поводу превышения пределов самообороны – никто бы не расследовал и дело в суд не передавал. Служба в одном отряде и сложившиеся добрососедские отношения такому подходу препятствовали. Зорьян начал злиться – из-за неуверенности – и тоже зарычал.
Вероника подтянула его к себе, заставила сесть на лавочку и отвесила подзатыльник. Мохито подхватил ведро и ушел за водой.
– Хоть ты не бузи, – тихо попросила Вероника. – Что с вами такое? Неужели караси были отравленные?
Бледная Ватрушка начала приносить на стол канцелярские принадлежности: лист ватмана, карандаши, краски, фломастеры. Вероника ухватила простой карандаш, повертела, затребовала нож и заточила, срезая крупные лепестки древесины.
– Заголовок потом, сразу краской. Не вижу смысла баловать Светозара качественным рисунком, ты же говорила, что Гвидоновы волки все крадут.
Ватрушка кивнула. Вероника посмотрела на Мохито с ведром, осторожно выливавшего воду в ванну – Тиша задумчиво перебирал уток – и начала рисовать. Контуры обозначили выбритый затылок, линию волос на виске, намек на бакенбарды. Ухо, едва намеченный глаз. Карандаш порхал, на бумаге появлялись дополнительные линии. Глаза, брови, кадык, быстрая штриховка теней – никаких сомнений, это был Мохито. В профиль, с левой, чистой стороны лица, на которой не было шрамов.
У Зорьяна разом потерялись все слова – он хотел сказать, что Вероника умная и талантливая, но только хлопал глазами и молчал. В долгих разговорах по телефону они обсуждали планы на жизнь. Зорьян сомневался, что Вероника разуется и запрется на кухне, чтобы лепить из теста змей, червяков и гусениц, и задал осторожный вопрос: «А что ты собираешься делать?». Две газетные статьи о перформансах вызвали тревогу, третью Зорьян даже читать не стал – не то чтобы его сильно смущал тот факт, что Вероника обвешивала столичные деревья пустыми бутылками и упаковками, требуя ужесточения экологического контроля. Просто как-то… Вероника со смехом ответила: «Мне найдется, чем заняться. Отец давно намекает, что фонду "Хранитель наследия" нужна твердая рука. Два реставрационных проекта забуксовали, заявки требуют пересмотра – каким-то образом в списки проник посольский особняк, хотя мы обычно занимаемся спасением заброшенных зданий». В беседах ни разу, даже мельком не упоминалось, что Вероника умеет держать в руке карандаш и может что-то нарисовать. Почему?
Вероника закончила портрет минут за десять – сходство было почти фотографическим. Потянулась, внимательно посмотрела на ванну, разбросала по бумаге уточек и рыбок, велела Ватрушке:
– А ну, неси эти ужасы из личного дела, надо добытчиков карасей добавить.
Мохито поднялся, бросил короткий взгляд на ватман и замер. Ватрушка тоже не спешила нести фотографии волков, таращилась на рисунок, как будто впервые поняла, что Мохито в профиль хорош собой. Зорьян сидел тише воды, ниже травы – все еще не мог поверить, что Вероника сотворила чудо, потратив немного времени на чирканье карандашом по бумаге.
Это было больше, чем рисунок. Настоящая магия, вправляющая мозги дуракам. Оторопевший Мохито растерял сдерживаемую ярость, смотрел то на Веронику, то на Ватрушку, и неудержимо краснел. Невозможно было понять, о чем он думал, но со стороны казалось, что в медвежьей голове проворачиваются какие-то заржавевшие шестеренки, позабывшие свое назначение из-за многолетнего застоя.
Вероника посмотрела на фотографии волков, отказалась их срисовывать и позвонила Светозару с требованием прислать участников драки на детскую площадку. Зорьян опять напрягся – потому что это явление могло открыть второй тайм матча. Он не учел предусмотрительность Светозара, не желавшего разнимать потасовки на территории части. Командир привел Гвидоновых волков, возглавив процессию, и получил внезапный подарок: Вероника нарисовала его в полный рост с двустволкой в руках, оборвав ругань на Зорьяна за превращение вне графика.
Первый волк был усажен на табуретку, которую вынесла Ватрушка, Светозар занял место рядом с Вероникой, потеснив Зорьяна, и погрузился в созерцание процесса.
Через час набросок «Уголка позора» выглядел так, что глаз нельзя было оторвать: Мохито и нарисованного в профиль волка Вероника объединила рамкой из розочек в подобие игральной карты, еще два портрета нарисовала в три четверти, а пустой угол уравновесила изображением Тиши в ярком комбинезоне. Мелкий держал в руках плакат на длинной палке. На плакате было написано: «Позор драчунам!»
Раскрашивание продлилось до пятичасового чая. Возле стола успели побывать все, кто был свободен от несения службы. Светозар уходил и приходил два раза – проверял, чтобы никто не испортил его портрет. Веронику осыпали похвалой, накормили яблоком, капустным салатом из блинной и пакетиком орешков. Зорьян то радовался, то давился ревностью: его портрет в «Уголок позора» не вписывался, а на просьбу: «ты меня нарисуешь?», Вероника рассеянно ответила:
– Милый, я это занятие терпеть не могу. Шесть лет в художественной школе только потому, что родители мной гордились и это подходящее для девушки занятие. Удалось вовремя соскочить, подать документы на искусствоведа – лишь бы избавиться от натюрмортов и пейзажей. Я с недоумением смотрю на людей и оборотней, которые рисуют для удовольствия, и взялась за карандаш, чтобы вправить Мохито мозги. А просто так – уволь. Могу сделать заказ своему знакомому художнику, он шикарно рисует обнаженку. Хочешь?
– Нет, – отказался Зорьян. – Не хочу.
Зависшее в воздухе облачко обиды развеялось после очередного появления Светозара. Оказалось, что в мастерской начали срочно изготавливать навес и несколько остекленных витрин: «Уголок героев», «Уголок позора» и «Будни спецназовца». Вероника смилостивилась и приняла заказ на «Уголок героев». Ватрушка принесла второй лист ватмана и вторую табуретку. Зорьян с Мохито были изображены в три четверти, в лавровых венках, а Вацек на лапах и в лавровом ошейнике. Цветана и Гвидона Вероника пообещала нарисовать чуть позже, очертила места для портретов и передала лист Ватрушке для украшения розочками.
– Пойдем, – позвала она Зорьяна. – Прогуляемся, где-нибудь поужинаем. Только не в блинной.
Ноги вывели на набережную – к закрытым рыночным рядам, надувным батутам, зонтикам кафе и аттракционам. Вероника долго и с интересом рассматривала павильоны и плетеные заборы, испугалась огромно черно-белой пластмассовой коровы, а ярко-розовую свинью и кур захотела украсть, чтобы внести свой вклад в обустройство детской площадки. Зорьян с трудом утащил ее в работающее кафе, где заказал сок, сковороду баранины и лепешки. Унюхав мясо, Вероника позабыла о воровстве, и молчала, пока не наелась.
– Я испросила разрешение разгласить тайну, – сказала она, когда еда и сок закончились. – И хочу послушать твое мнение. Может быть, ты дашь совет. Я уже голову сломала, но выхода не вижу. Все-таки, медведи очень своеобразные оборотни. Тугодумы и упрямцы. Непонятно, почему до сих пор не вымерли, как динозавры, с таким отношением к жизни.
Зорьян выслушал историю Ватрушки, переспросил:
– Она сказала следователю правильные имя и фамилию Тишиной матери?
– Да.
– Следователь эту Наилю нашел, та не хочет ворошить прошлое. Так?
– Да.
– В чем тогда проблема? Если бы она утаивала данные, если бы мать могла появиться с претензиями… никто не заставит ее говорить под протокол. Пусть просто расскажет правду Мохито. Или она думает, что тот сразу побежит доносить Светозару и следователю?
– Видишь ли, Ватрушка почти как Мохито. Два сапога пара. Вбила себе в голову, что правду говорить нельзя. Мохито к ней с самого начала неприязненно относился. А потом сделал над собой усилие – из-за Тиши. Чтобы не пугать ребенка. Если сказать, что Тиша не ее сын, то Мохито решит, что Ватрушка им специально прикрывалась, чтобы втереться в доверие.
Зорьян от такого завихрения икнул и уточнил:
– Мохито подумает, что Ватрушка два года назад специально подобрала чужого ребенка?
– Ну совсем-то дураками их не выставляй. Мохито подумает, что Ватрушка вовремя соврала.
– Тогда пусть промолчит, – пожал плечами Зорьян. – Тишу она все равно никому отдавать не собирается. Потом когда-нибудь скажет. Под настроение.
– Если ничего не говорить, личной жизни быть не может. Мохито не прикоснется к опозоренной девице, которая ребенка неизвестно от кого нагуляла. Потому что Мохито очень порядочный.
Зорьян еще раз икнул.
– Это не мои слова, – уточнила Вероника. – Это мнение Ватрушки. От себя добавлю, что при наличии ребенка трудно будет намекнуть Мохито, что у Ватрушки никого не было.
– Миф о непорочном зачатии заиграл свежими красками, – вздохнул Зорьян. – Я не знаю, что делать. Честно.