– Купи Тише! – громко посоветовала Вероника. – И мне какой-нибудь посмотри. Что-нибудь оригинальное.
– Акациевый! С цукатами! Для ваших друзей – самое лучшее. Пойдемте, попробуем. В сотах для праздника будете брать? А восковые свечи? Есть сахарные пчелы для алтаря, чудесные пчелы, Хлебодарная смотрит на них с небес и облизывается!
Ошеломленный напором Мохито пару раз оглянулся, посмотрел на Зорьяна, на Ватрушку, и пошел в павильон, не спуская Тишу с рук.
– А сыночка сейчас медовым петушком угостим! Сладкие-ароматные… будешь петушка?
– Да, – согласился Тиша.
Ватрушка прижимала к себе кролика и выглядела такой несчастной, как будто белым медведицам за посещение ярмарки грозил расстрел и ее уже ожидали возле выхода.
– Чего ты приуныла? – удивилась Вероника.
– Он потом… он меня…
– Наоборот! – махнула рукой Вероника и забрала кролика. – Отлично получилось, пусть привыкает.
– Я пойду Тишу возьму, – решилась освобожденная Ватрушка и пошла в павильон.
Зорьян поставил гуся на пластиковый столик желтого цвета, посмотрел на довольную Веронику, и впервые решился заявить свои права при всех – открыто, не прячась под шкурой или за закрытой дверью. Он наклонился и осторожно поцеловал уголок рта, слизывая улыбку, напоминая: медведи – медведями, а у тебя есть волк. Не забывай об этом.
Вероника потерлась носом о его щеку, сказала:
– Мед с цукатами будешь есть ты. Я не любительница. Справишься?
– Справлюсь, – пообещал Зорьян. – Скоротаю время до твоего возвращения медовыми чаепитиями.
Цветан со Стояном вернулись довольно быстро. Принесли пакет с парой банок имбирного меда, сахарными украшениями для алтарных чаш и разноцветными леденцами. А Мохито с Ватрушкой застряли в павильоне, как будто прилипли к прилавку. Вышли нагруженными: в руках у Ватрушки была сахарная роза и огромный сверток, Тиша примеривался к петушку на палочке и от щедрот тыкал им в нос Мохито, который нес набитый пакет.
Уходили, провожаемые пожеланиями здоровья и хорошего дня. Барибал одарил маленькими разноцветными леденцами на палочках всех волков: подразделению достались петушки, а Гвидону со свиньей – звезда. Вероника от леденца категорически отказалась, выставила кролика вместо щита, и проконтролировала, чтобы Зорьян не забыл гуся – «это же детям, а ты его тут чуть не бросил!»
В части Гвидон первым делом побежал воровать воротник-ошейник со склада, волки разбрелись кто куда, а Цветан погрузил в машину Стояна и пакет и отбыл домой. Мохито дотащил Тишу и покупки до порога квартиры, сдал Ватрушке и отправился умываться.
– По-моему, вы прекрасно пообщались, – отметила Вероника, усадившая кролика в какую-то коробку. – Он не рычал. Вы что-то обсуждали?
– Медовые праздники и постройку загона, – доложила Ватрушка.
– Вам надо почаще выходить в свет, – важно сказала Вероника. – Это сближает. И, все-таки, подумай о письме. Набросай черновик, я приеду, вместе почитаем, потом перепишешь начисто.
Зорьян пристроил гуся к шелковице и попытался утянуть Веронику в квартиру. Он остро почувствовал утекающее сквозь пальцы время: день неотвратимо превращался в вечер, а ночь будет слишком коротка – подъем в четыре, чтобы успеть отвезти Веронику в аэропорт до построения. Хотелось потратить сумерки на поцелуи, к ночи подарить Веронике удовольствие и оставить памятку – распухшие губы, натертые щетиной щеки. Предостережение для волков и лисов: эта висица – моя.
– Что? – удивилась Вероника. – А кто будет помогать Мохито строить загон? Пойдем, я попрошу у рабочих доски и куски бруса. Займись делом.
К десяти вечера Зорьян изрядно озверел. Загон перестраивали два раза: сначала он не понравился Веронике из эстетических соображений, затем его попинал ногой Гвидон, явившийся посмотреть, как идут дела, и развалил половину крепкого на вид сооружения. Стройку посетил Светозар. Он отказался от предложения погладить кролика и предрек:
– Зря вы это затеяли. Съедят.
– Ой, да кому он нужен! – отмахнулась Вероника. – Побрезгуют.
Заселение в загон произошло в полной темноте: Живомир включил в розетку испорченный электрический чайник и обесточил два сектора части. Вероника швырнула в кролика куском морковки со словами: «Найдет как-нибудь» и наконец-таки согласилась уйти в квартиру. Работы по восстановлению подачи электроэнергии возложили на Мохито – он знал все щитки и умел менять сгоревшие предохранители.
Зорьяну уже не хотелось разговаривать и строить домик под названием «мы», хватило кроличьего загона. Он начал целовать Веронику, притирался к ее бедру, поймал ладонь, переплетая пальцы и подгоняя пожатием. Вероника сначала щекоталась челкой, отвечала на поцелуи, а потом свернулась клубком, положила голову на живот Зорьяна и сладко заснула.
Это должно было радовать: ни один оборотень не заснет в постели другого, если не доверяет ему больше чем себе. Инстинкт заставит превратиться, принять форму, в которой легче отбить нападение. Вероника не превращалась, спала, раскинув длинные ноги, время от времени пихала Зорьяна локтем. Дышала ровно и улыбалась. Это было прекрасно. Но хотелось немножко другого.
Зорьян провел ночь в чуткой дреме. Первый раз встрепенулся от раскатов грома – принесло ночную грозу, второй – от удара в челюсть. Вероника переползла на подушку, попутно врезала ему макушкой по зубам, не открывая глаз, нащупала покрывало, завернулась и снова затихла. В четыре утра заорал будильник. Зевающая Вероника сначала сказала, что никуда не полетит, а потом отчитала Зорьяна за то, что тот еще не сделал кофе. Собирались, тихо переругиваясь – Вероника потеряла бюстгалтер и любимую авторучку.
Из подъезда выскочили в предрассветных сумерках. Зорьян взял курс на стоянку, к автомобилю, а Вероника свернула к загону, попрощаться с кроликом.
– Зорька! Сюда иди!
В шипении слышалась плохо скрываемая тревога. Зорьян вернулся к дому, проклиная всю ушастую живность сразу, и замер после остерегающего жеста Вероники. Загон был пуст. На глинистом пятачке земли, между загоном и лавочкой, виднелся четкий отпечаток медвежьей лапы.
– Вот это поворот… – растерянно пробормотал Зорьян.
Глава 10. Мохито
Перед грозой стало душно до одури, и он встал с кровати, позволяя остыть простыне, влажной от пота. Не спалось. А с чего бы спокойный сон был?
Началось всё перед Зажинками, когда он чуть не сорвался после прикосновения Вартуши. Она не сделала ничего непристойного: ладонь на запястье, открытый взгляд без пряток под ресницами, просьба выйти к алтарю Хлебодарной, чтобы положить в чашу печенье. А на него внезапно накатило желание навалиться, подмять под себя, удержать запястья, целовать четко очерченные губы, добиваться ответного прикосновения языка. Мохито извинился, поднялся к себе и долго смотрел в зеркало – напомнить себе, как он выглядит со стороны.
Нервы, самокопание и отсутствие регулярного обращения отзывались приступами злости. Он давно не становился на лапы: Шольту было не до выездов в лес, Йоша бегал во дворе, а самому куда-то ехать – лениво. Бродить между домами Мохито не решался – боялся напугать Вартушу и Тишу. Проблемы нарастали, как снежный ком, а потом он вляпался в Зажинки и взрыв.
В госпитале он устроил скандал, услышав отказ в пластической операции. Рухнула последняя надежда – ему давным-давно говорили, что коррекция будет возможна, когда выйдет обсидиановая крошка, но это оказалось неправдой. Он сорвался и попал в лапы лиса-психолога, который начал методично вытягивать на свет божий истинную подоплеку.
Стало еще хуже – о его проблеме доложили Светозару. Выписали успокоительное и рекомендовали отстранить от службы в случае конфликтов с сослуживцами. Конфликты случились немедленно: Светозара за совет съездить в столичный бордель хотелось придушить на месте, а волкам Гвидона, повадившимся бегать к Вартуше под окно – переломать лапы и завязать хвосты бантиком. Не то чтобы Мохито видел в них конкурентов. Просто так. Для острастки. Чтобы помнили волчье место.
Первой от него начала шарахаться Вартуша. Вероника храбрилась, Зорьян нервничал, но был готов убивать за свою половинку – это без труда читалось во взгляде. Мохито старался сдерживаться, дважды съедал по упаковке успокоительного препарата, но это не помогало. Он обустроил наблюдательный пункт: поставил табуретку возле подоконника и созерцал возню на детской площадке. Вартуша, не подозревавшая, что ее пожирают взглядом, смеялась, обнимала Тишу, каталась на качелях и гоняла уток от края до края ванной. Когда желание спуститься и заговорить становилось невыносимым, Мохито применял испытанный метод: отправлялся в ванную, включал свет и внимательно смотрел на свое отражение в зеркале. Это помогало лучше холодного душа.
Самоограничения аукнулись бессонницей. Мохито считал дни до дежурства, чтобы как-то отвлечься, вырваться из круга нервных срывов и бесконечной слежки – на службе проще, не надо думать, надо исполнять приказы. Круг разомкнула Вероника. Сначала нарисовала, скрыв его уродство и ни капли не польстив, чем заронила в душу странное зерно надежды: а, может быть, еще не все потеряно? А потом потащила на ярмарку.
Уже на покупке кролика Мохито показалось, что он провалился в какой-то другой мир – сказочный и беззаботный. Вартуша смеялась, хрустела малосольным огурцом, поправляла майку Тише, словно не замечая, что ребенка несут на руках, словно так и надо, словно они вместе вышли за покупками, и сейчас начнется спор о картошке или соленьях – брать или не брать, сколько? Водоворот иллюзий захлестнул с головой возле медового павильона. Требование Вероники выбрать что-то качественное было невыполнимо – Мохито худо-бедно разбирался в рыбе, спасибо детству в поселке, а над медом каждый раз зависал. То, что его и Вартушу объединили в пару, смутило до заикания. Он поискал помощи: посмотрел на Цветана, потом на Зорьяна, и даже на Гвидона – никто и ухом не повел. И заикание не помешало – продавец разливался соловьем, ориентируясь на кивки, прекрасно обходясь без ответов. К тому моменту, когда к прилавку добралась Вартуша, перед ними с Тишей уже громоздилась куча банок и упакованных в целлофан свертков: цукаты, пастила, сотовый мед и орехи. Мохито заметил, что Вартуша нервничает, решил: что-то случилось, но спросить ничего не смог. Продавец обрушил на них очередной водопад речей, где похвала товару перемешивалась со щедрыми комплиментами северной красоте. Вартуша заслушалась, оттаяла, получила завернутую сахарную розочку на исполнение желания, оставила попытки забрать Тишу и начала откладывать понравившиеся украшения для алтаря.