Зорьян отхлебнул чай, посмотрел на часы. Потрогал крошку от пчелы, проговорил:
– Не обижайся, но логика какая-то убогая. Если так прогнозировать отношения, то ни с кем начинать нельзя. Мне с Вероникой тоже. Она на кухне сидеть не будет. Через пару лет может встретить миллионера, и мне детей точно не отдадут, еще и на порог не пустят. Всегда есть риск, что отношения испортятся и жена уйдет. Если об этом все время думать – рехнуться можно.
– А ты не боишься, что она хвостом вильнет, как делала с другими? – спросил Мохито.
– Нет, – покачал головой Зорьян. – Я поверил. Пока она меня дергала, в постель лезла, мне огрызаться хотелось. Тогда боялся. Думал – развлечется, а потом пинка под зад. Но мы не легли. Мы сначала поговорили. И теперь я верю. Поговори с Ватрушкой. И не бойся того, что еще не случилось.
Слова Зорьяна закрепил звук горна. Разговоры закончились, начался отсчет минут до построения. Зорьян ухватил банку с медом и цукатами, два леденца и яблочную пастилу и стремительно скатился по лестнице. Мохито открыл шкаф и протянул руку к форме, обдумывая сказанное.
В чем-то Зорьян был прав. Учитывать худшие варианты и заранее смиряться с самым плохим исходом он начал в госпитале, после взрыва. Подслушал разговор врачей, заранее смирился с тем, что ослепнет на один глаз. Потом, после операции, порадовался. И даже вернулся в строй, хотя никто не прогнозировал стопроцентное восстановление зрения. Спасла природная регенерация, подстегнутая лекарствами – врачи специально не вычищали обсидиановые осколки из рваных ран, заставляя организм бросать все силы на борьбу с инородными телами. Обсидиан не сдался, зато зрение вернулось. А начинка бомбы оставила неизгладимые шрамы – через месяц крупные осколки удалили, но это уже ничего не изменило.
После госпиталя он попытался поверить в лучшее – что переезд подарит ему новые знакомства, встречу с медведицей, которая примет его вместе со всеми недостатками. Пара краткосрочных романов осталась в столице – медведицы ему ничего не обещали, и он им ничего не обещал. Вместо этого ему досталась открытая неприязнь окружающих. А стоило только отгородиться от сослуживцев стеной молчания и смириться с одиночеством, как тут же появились Шольт и Йоша.
Совет Зорьяна: «Поговори» надо было хорошенько обдумать. Если вдруг – а вдруг? – Вартуша выкажет заинтересованность, надо будет растянуть ухаживание на достойный срок. Придумать какую-то культурную программу, сходить в музей или на выставку, в кинотеатр. Еще раз на ярмарку, если все остальное не вызовет энтузиазма.
Мохито никак не мог посчитать, сколько раз надо куда-то сходить, прежде чем рискнуть и поцеловать Вартушу. Предположим, музей, какой-то концерт, потом кино… наверное, рано. Музей, концерт, ярмарка, а потом в кино – там темнота, и можно попробовать коснуться щеки губами. Но только прямо перед титрами, потому что при отказе высиживать фильм будет неловко.
Мысли крутились в голове и на построении, и на выезде в торговый комплекс после сообщения о минировании. И во время прочесывания гаражного кооператива, в котором была обнаружена точка по фасовке «пыли».
Новая напасть случилась вечером, в столовой, во время поедания пюре с рыбными котлетами. Светозар возник на пороге, осмотрел притихших волков, принюхался к котлетам, велел:
– Мохито, как доешь, зайди ко мне в кабинет. Живомир у меня принтер включил, чтобы приказы распечатать, сетевой фильтр коротнуло, и, кажется, розетка сгорела. Глянь, можно ли наскоро сделать. Электрики ушли, больше попросить некого.
Мохито не усмотрел в приказе никакого подвоха: Живомир был способен и на большее, фильтр и розетка – это мелочи. Он доел, вытащил набор инструментов из рюкзака и пошел возвращать электричество в кабинет Светозара. Оказалось, что розетка уцелела, а в фильтре можно было заменить предохранитель, что Мохито и проделал – раз уж пришел, а предохранитель завалялся в кармашке. Светозар проследил за его работой, сказал:
– Спасибо. Руки у тебя золотые. Остальные у нас ни загон построить, ни принтер в розетку включить.
Мохито благоразумно промолчал.
Светозар одарил его еще одним внимательным взглядом и распорядился:
– Завтра утром сменишься и напишешь заявление на отпуск. Отгуляешь не меньше пятнадцати суток. После Сретения придешь, я на тебя гляну, и решу, отправить еще или хватит. Ты отпуск-то брал, когда у Деметриуша служил?
– Да. Мы с Шольтом два раза Йошу на море возили. И один раз на лесную базу.
– Ясно, – кивнул Светозар. – Свободен.
Выйдя из кабинета, Мохито вспомнил слова Деметриуша: «Светозар на вид, вроде бы, мужик простой. А на самом деле через три стены видит. Не пытайся ему врать, лучше поговори, если будет какая-то проблема». Обсуждать со Светозаром личную жизнь он, конечно же, не собирался, но удивился, что волк не отправил его на гауптвахту после драки из-за карасей, а теперь, когда он стал вести себя, как примерный офицер, выгоняет в отпуск.
Ночь прошла без чрезвычайных происшествий. Утром Мохито написал заявление, честно сказал бухгалтеру, что отпускные ему срочно не нужны, можно и потом, и отправился домой – немножко поспать и продумать план ухаживаний.
Конечно же, крепко заснуть не получилось. Мохито плыл по волнам дремы, вылавливая голоса и интересные звуки – стукнула дверь подъезда, Вартуша спросила у Тиши:
– Куда ты? Иди сюда, дай руку, мы за молоком идем.
В ответ раздался плеск воды – что-то мелкое упало в ванну с уточками – и порция быстрого лепета, с преобладанием слова «няка». Тиша начал говорить, пока неразборчиво, присваивая вещам и оборотням короткие имена.
– Няка, – согласилась Вартуша. – Пойдем. Нам творога надо купить для ватрушек.
На дорожке они поздоровались с Живомиром. Волк дошел до детской площадки, крикнул:
– Заря! К командиру.
Зорьян хлопнул дверью довольно быстро – видимо, еще не ложился. Наступила тишина, нарушаемая далеким звуком прогревающегося мотора. Мохито успешно подавил желание побежать вслед за Вартушей – нельзя докучать, надо выдержать паузу – и провалился в кратковременное забытье. Звуком, вернувшим его в реальность, был грохот – Зорьян хозяйствовал на кухне. В звяканье металла и плеск воды вплелся телефонный звонок.
– Да. Нормально. Свеклу поставил варить, винегрет хочу приготовить. Нет, не ложился и не буду. Светозар вызвал, здорово взбодрил.
Мохито оторвал голову от подушки.
– Новый график на Сретение, двое уходят в отпуск. Меня переводят к Гвидону. Снайпером поддержки. Пока на замену.
Зорьян не говорил, но Мохито знал, что случилось незадолго до переподготовки и перевода в новый отряд. Деметриуш упомянул это без упрека, повторяя чьи-то слова о разбазаривании кадров – хороших снайперов не хватает, но упрямца не заставишь, уперся и желает бегать по гаражам с автоматом.
– Меня больше удивляет, что он еще на Зажинки этого не сделал. Что? Вероника, хочу или не хочу, тут не прокатит. Государство вложило в мое обучение приличные деньги, я выполнял свою работу получше многих. Странно было ожидать, что меня оставят в покое и позволят бегать с автоматом. Нет, Вероника, ты не будешь ничего улаживать. Слышишь? Замечательно. А ты поняла, что я сказал, или просто слышишь? Поверю.
В окно проник запах горячей свеклы. Мохито с трудом удержался от чиха.
– Перестань, нормально все. Я Светозара понимаю: раз поставит на замену, два поставит на замену, а потом, когда я привыкну, к какому-то подразделению прикрепит. Отпусков у народа много накопилось, перед переподготовкой почти никто не отгуливал, а при переводе все сохранилось с соблюдением сроков. Осенью часть поредеет, как после прополки. Придется мне метаться от подразделения к подразделению.
«Да, – подумал Мохито. – Это меня Светозар насильно выпихнул. А остальные после Сретения за отпуск драться начнут».
– Давай. Буду ждать тебя и купол. Да, Вероника, я тебя тоже люблю. И обнимаю, и целую. Нет, мне не трудно сказать это вслух. Хочешь, я пойду и сообщу об этом Светозару? Тогда просто целую. И жду.
Снова задремать не удалось – тренькнул телефон. Шольт прислал три сообщения.
«Море теплое кукуруза».
«Горячая с солью очень вкусно тут домик свободен хочешь».
«Приезжай на три дня или дольше йоша зовет».
Мохито сел и написал ответ: «Занят на службе, передавай всем привет, хорошего отдыха». Валяться на пляже вместе со счастливым семейством в его планы не входило – или рядом с Вартушей, или куда-нибудь в глушь, где вообще никого не будет.
Он выглянул из-за занавески – детская площадка пустовала – прислушался, разбирая мешанину далеких голосов. Вартуша с кем-то говорила. Не спорила, не нервничала, что-то обсуждала. Потом засмеялась.
Всколыхнувшаяся ревность заставила одеться и спуститься вниз. Вартуша стояла возле огороженных щитами «Сидящих», беседовала с бухгалтером о ватрушках. Тиша размахивал вертушкой на палке, вызывая в памяти «Уголок позора» и плакат про драчунов. Увидев Мохито, он оживился, показал вертушку и сказал:
– Ляпа.
– Иди, похвастайся, – потрепала его по макушке Вартуша. – Я тебя догоню.
И снова как в водоворот затянуло: как будто он пришел с дежурства в их общую квартиру, лег спать, а Вартуша с Тишей ушли в магазин, и его подняло беспокойство – где они, надо встретить… ой, ты ему вертушку купила?
– Мама вертушку купила? – спросил Мохито, подхватывая Тишу на руки.
– Да, – важно ответил тот. – Ляпа.
– Выпросил, – сообщила Вартуша, попрощавшаяся с бухгалтером. – Он до этого ничего не просил, а сегодня увидел витрину в киоске с мороженым, и как завизжит. У меня уши заложило, пока рассчитывалась. Надо будет учиться отказывать. Он же может захотеть что угодно. Ладно, если игрушки. А вдруг живого индюка с ярмарки? Что я тогда буду делать?
– Там были индюки?
– Да! – Вартуша заулыбалась. – Очень ленивые и толстые. Они спали в отдельной клетке. Ты их просто не заметил.
Иллюзии вскружили голову. Мохито потянулся и поцеловал Вартушу без всякого кино – трогая губами ямочку на щеке, дурея от сладкого запаха.