– Да, – растерянно ответила Вартуша.
Она вообще не задумывалась о походе в мэрию. И не поняла, почему это так важно для Вероники. Но, конечно же, ее надо будет позвать свидетельницей. Как без нее?
– Я уже могу купить билет на автобус? – спросила она. – Там, вроде бы, всегда есть свободные места. А вдруг закончатся? Лучше заранее.
– Ватрушка! – Вероника заорала так громко, что захныкал дремавший в спальне Тиша. – Какой автобус? Полетишь с комфортом, на папином вертолете. Светозар уже разрешение на посадку и вылет дал. Еще чего не хватало – на автобусе. Только на вертолете, только в белом. И положи, все-таки, в сумку пару банок сгущенки. Не на себе нести, а Мохито тройная радость.
Ее провожали на следующий день, после завтрака. Создавалось впечатление, что Светозар устроил учения по спасению отдельно взятого заблудшего гролара – вокруг вертолетной площадки бегали Гвидоновы волки в экипировке и с автоматами. Это вызвало бурный восторг Тиши и Стояна, не желавших забираться в машину Цветана: столько интересного, надо досмотреть представление до конца. Светозар возвышался над суматохой, взирая на всех с крыльца административного корпуса. Вероника фотографировала «Сидящих» с разных точек, за ней следом таскался Зорьян с винтовкой за плечами – оттягивал поход на тренировку в тир, не желая оставлять висицу в обществе холостых волков. Григорий и Христофор запихнули в вертолет сумки и Вартушу, дружно ей помахали и побежали прочь, чтобы избежать удара воздушной волны.
В полете Вартуше стало страшно. А вдруг Мохито разозлится и прогонит ее прочь? Вероника обещала, что в случае проблем ее эвакуируют вертолетом. Но дело было даже не в вертолете – можно и до автобусной станции дойти – дело было во внезапно нахлынувшем сомнении. Она-то ответила себе на вопрос: «Надо ли это мне?». А Мохито? Может быть, он сбежал потому, что почувствовал – Вартуша не его половинка. Все эти сухие слова о заявлении в полицию, побеги… Все хором называют его дурнем. А если гролара ведет воля Феофана и Хлебодарной?
К дому Зорьяна Вартуша подошла совершенно расстроенной, готовой бросить сумки и бежать, если Мохито одарит ее косым взглядом. Волчье жилище встретило ее тишиной, пустотой, заставило поморщиться от сильного мышиного запаха, не перебивавшегося кратковременным пребыванием гролара. Вартуша вытащила из сумки чистое покрывало, застелила кровать и легла на него в одежде. Сняла босоножек и задумалась – а надо ли? Вдруг придется срочно уходить?
Раздумья прервал скрип крыльца. Дыхание гролара было тяжелым – бежал, запыхался. После шороха в коридоре раздался грохот. Вартуша поняла, что Мохито сломал какую-то мебель, и мысленно извинилась перед Зорьяном. А потом почти перестала думать. Ее гролар вошел в комнату, придавил к постели волной запаха, приковал к себе взгляд.
Ей заотелось всего и сразу: поцелуев, прикосновений – осторожных, растягивающих узкий вход – нарастающего натиска, медвежьих укусов, оставляющих синяки. Вартуша вспомнила, что надо заставить Мохито прочитать письмо, что-то проговорила, и тут же провалилась в дурманный омут: ладонь пробралась к ней в шорты и перед глазами поплыли разноцветные пятна. А поцелуй окончательно прогнал страх перед первым вторжением и неизбежностью боли. Нужно было уплатить эту дань, чтобы получить взамен годы удовольствия – именно сейчас, именно с Мохито. И Вартуша была готова это сделать.
Они шептали друг другу какие-то глупости. Вартуша называла Мохито дикобразом, получая взамен набор сладостей и молочных продуктов. «Ватрушка, сливочная, зефирная, кремовая» – как будто гролар попал в кондитерский отдел, и не знал, что выбрать. Неразборчивое бормотание подкреплялось действиями: Мохито снимал с нее вещи, целовал до головокружения: то ласкал губы, то вылизывал и прикусывал ключицу. Вартуша ожидала решительного штурма твердыни, была готова сдаться, зажмурив глаза. Вместо этого ей досталась вкрадчивая осторожность и тонна нежности. Может быть, навыки разминирования, требовавшие аккуратности, настолько въелись в подкорку Мохито, что их не смогло победить даже осторое желание.
Недаром говорят, что благословение Хлебодарной дарит парам сытые дни и жаркие ночи. Вартуша приняла Мохито до конца, не чувствуя потребности отстраниться или вырваться, скользя губами по шрамам, выдыхая благодарный шепот в изуродованное ухо. Ключ и замок подошли друг к другу идеально.
– Какая же ты сладкая!.. – выдохнул Мохито, медленно обмякая и придавливая ее немалым весом.
Говорить не хотелось. Вартуша легонько куснула Мохито за нос, и еще раз перецеловала шрамы – утверждая своё право к ним прикасаться.
Среди ночи она поняла, что ей надоело лежать на мокром покрывале, выбралась из медвежьих объятий, и пошла в душ, попросив Мохито найти в сумках постельное белье и застелить простыню на кровать. Она допустила ошибку – постельное белье надо было доставать самой. Мохито нашел сначала ватрушки, а потом и сгущенку, и устроил себе и мышам маленький гастрономический праздник, щедро насыпав вокруг сумок сладкие крошки.
Утром – очень поздним утром, ближе к полудню – она проснулась в одиночестве. Прислушалась и улыбнулась. Гролар возился в сарае, топтал сено и гонял мышей, грозно фыркая и роняя прислоненный к стенам садово-огородный инвентарь. Вартуша обмоталась простыней, вышла на улицу и засела на крыльце, подстерегая добытчика и охотника. Гролар тут же ее почуял, высунул нос из сарая, посмотрел вопросительно, с некоторой опаской: «Не боишься? Не прогонишь?»
– Иди сюда, – позвала Вартуша. – Иди, я тебя поглажу. Ты мой сильный, ты самый красивый гролар в мире, и я укушу того, кто посмеет мне перечить. Я тебя очень люблю.
Мохито выбрался из сарая, самую малость расширив дверной проем, подошел, позволил прикоснуться к морде, расчерченной седыми полосами. Вартуша погрузила пальцы в густую жесткую шерсть, выбрала из воротника приставшую солому, не слушая недовольное ворчание, прошептала в куцее ухо:
– Больше не позволю тебе отлынивать. Будешь превращаться и играть с Тишей.
Гролар помотал головой – это было не отрицание, а намек на кокетство – и прикусил простыню, одновременно подталкивая Вартушу носом.
– Гулять?
В медвежьем рыке прозвучало отчетливое: «Да». Гролар потеснил двуногого, желая похвастаться малинником и рыбным ручьем – «проживете час-другой без поцелуев, слаще будет». Вартуша рассмеялась, отбросила простыню и встала на лапы, собирая на шкуру те пучки соломы, которые только что выбрала из воротника Мохито. Гролар сказал: «Ах!» и обошел ее по кругу, обнюхивая и вылизывая запачкавшуюся шерсть. Он излучал восхищение, поскуливал, рассказывая Вартуше, какая она красивая – «сливочная, зефирная, топлено-молочная» – и какой у нее прекрасный, аккуратный маленький хвост.
Вартуша решила не задумываться о том, сколько тут правды, а сколько неприкрытой лести. Встряхнулась, постояла бок о бок с гроларом, удивляясь, насколько тот крупнее и сильнее, и потихоньку пошла вперед, через поле: посмотреть, что там за малинник, и, если ягоды невкусные, выразить недовольство – «заставил тащиться Феофан знает куда ради кислятины!»
Медведицу поначалу подмывало опробовать свою власть, покапризничать. Мимолетное желание растаяло как снег на солнце – гролар был умилительно услужлив, беспокоился о каких-то глупых мелочах: «Давай обойдем овраг, вдруг ты поскользнешься? Осторожнее! Ты запачкаешь шубку! Стой, тут лягушка, она может на тебя прыгнуть!» Дойдя до поляны с малинником, Вартуша повалилась на траву и долго смеялась – по-медвежьи, повизгивая и дрыгая задней лапой. Мохито насупился, превратился, набрал в пригоршню крупной спелой малины и протянул ей, предлагая попробовать. Вартуша съела малину и толкнула двуногого носом в бок: «Это что еще за глупости? Становись на лапы, побегаем!»
Они чудесно провели полдня: полакомились малиной и искупались в ручье. Вартуша отказалась копаться в муравейнике и есть червяков из-под бревна, целый час наблюдала за попытками гролара поймать рыбу, и утешила, когда мелкий сом сорвался с когтей – «не расстраивайся, потом еще поймаешь, бывает!»
Вечером Вартуша позвонила Веронике. Прорезалось беспокойство о Тише. Она бы не смогла сбежать от своего медведя, но, к счастью, это и не требовалось. Вероника сообщила, что дети довольны, во дворе у Нелли с Цветаном нашлась старая двухэтажная клетка для кроликов, и теперь живой уголок переехал к барибалам. Послушав разговор, Мохито зарядил телефон, посмотрел на пропущенные вызовы, почитал сообщения, поговорил с Шольтом и Зорьяном, написал Светозару и Гвидону и пробормотал:
– Чего это они все вдруг? Непонятно.
– Волнуются, что розетки чинить будет некому, – съязвила Вартуша.
Мохито убрал телефон на стол, явно недоумевая, с какой стати о нем все беспокоятся, и спросил:
– Может быть, поужинаем?
Неделя пролетела как миг. В путь выдвинулись не в последний день, заранее. Решили ехать, глазея по сторонам, переночевать в каком-нибудь мотеле, утром погулять по незнакомому городу, и уже в темпе вернуться в Ключевые Воды. Мохито доел последнюю черствую ватрушку, выпавшую в сумку из пакета, запил банкой сгущенки и уложил вещи в багажник, не забыв грязное постельное белье. Со словами: «Дома постираю». Вартуша не вмешивалась до тех пор, пока Мохито не вытащил и не надел толстовку, натягивая на голову капюшон. Она содрала со своего медведя защитную тряпку, бросила на землю и тщательно вытерла ноги – к восторгу и удовольствию Зорьяновых мышей, провожавших их песнями и плясками.
В пути оправдалось предположение Вероники. Мохито увидел уездную мэрию и заговорил о регистрации брака. «А дома подадим документы на усыновление Тиши, это не сразу делается, придется справки собрать». Вартуша в мэрию идти отказалась, прикрылась желанием видеть свидетельницей Веронику, и попеняла Мохито за то, что тот пытается обидеть Светозара, Зорьяна и Шольта, лишив их участия в церемонии. Это подействовало. Мохито посопел и согласился отложить скромную свадьбу на грибную неделю – чтобы положить в чашу и корешки, и ножки, и шляпки.