Под вечер они остановились в гостиничном комплексе. Увидели огромный рекламный щит, обещавший сытную кормежку в ресторане и номера на любой вкус – от «эконом» до «люкс» – и свернули на отмеченное указателем ответвление дороги. Асфальтовая лента заманила их под деревья, провела между полей и свернулась в круг возле здания с башенками из дикого камня. Вартуша посмотрела на ковровую дорожку на ступенях и засмущалась. И она, и Мохито были мятыми и слегка грязными: в доме Зорьяна они, конечно, мылись, а до стирки и глажки дело не дошло – белые шорты украшали какие-то странные пятна и потеки. Она ожидала, что их попросят выйти вон, но Мохито предъявил служебное удостоверение и администратор сделался чрезвычайно любезным. Ужин подали в номер, а грязную одежду унесли, клятвенно пообещав вернуть в лучшем виде.
Наевшийся Мохито сообщил:
– Администратор решил, что мы приехали на яблочно-медовую ярмарку. Оказывается, в городе проводят ежегодный фольклорный фестиваль. Выступает медвежий хор, со всех окрестных садов свозят разносортные яблоки, а на площади выстроены медовые ряды. Заедем? Он сказал, что здесь продают много сахарных украшений. Давай погуляем, выберем что-нибудь?
– Да, – согласилась Вартуша. – Надо. Я все наши запасы в чашу положила и раздала.
– Я же не спросил! – спохватился Мохито. – Купол поставили?
– Поставили. Больше ничего не скажу. Вернемся – сам посмотришь.
Кровать в номере была широченной. Вартуша, отмокшая в ванне, растянулась на упругом матрасе, чувствуя разницу с Зорьяновой койкой. Они с Мохито спали в обнимку, теснились, не позволяя себе лишних движений в полудреме. Оказалось, что может быть лучше – хотя Вартуша и без этого благодарила Хлебодарную за неделю незамутненного счастья.
– Нам надо будет купить большую кровать, – удивляясь собственной смелости и размаху планов, сказала она. – Ты знаешь, где можно купить или заказать?
– Знаю, – наваливаясь на нее, ответил пахнущий фруктовым мылом Мохито. – Куплю, привезут. Запомни: тебе не нужно ни о чем беспокоиться. Просто скажи, и я сделаю.
Вартуша ответила не словом – жестом. Погладила шрамы на плече и прервала недовольное ворчание поцелуем. Ей предстояло привыкнуть к мысли, что проблемы можно с кем-то разделить. А Мохито – поверить, что к нему прикасаются, не желая что-то получить взамен. Что за нежность не надо ничем платить. Вартуша бы осталась рядом с ним хоть в сарае, хоть в подвале. К счастью, жертвовать удобствами не требовалось. Как и расставаться с Тишей.
Утром они позавтракали на веранде ресторана, бросая хлебные корочки плававшим в пруду лебедям. Выпили кофе, расспросили администратора и поехали на фольклорный фестиваль. По пути Мохито сказал:
– Не знаю… может быть, ты хочешь что-то другое? Я не очень-то умею придумывать развлечения. Можем сходить в театр. Или в кино.
– Ты хочешь в театр? – изумилась Вартуша.
– Нет. Но, может быть, ты хочешь. Мне и на ярмарке интересно – когда не на службе. Сахарные украшения красивые. И сувениры всякие забавные продают.
– Обойдемся без театра, – подытожила Вартуша. – Дома когда-нибудь сходим в кино. Мне тоже интересно на ярмарке – если не за прилавком стоять.
Мохито припарковался на полупустой стоянке, игнорируя окрик волка-полицейского: «Сюда нельзя!». Отмахнулся удостоверением, спросил: «Брат, реально яблоки тут хорошие?», получил в ответ пространную речь о сортах, рекомендацию брать желтые и красные, а зеленые обходить стороной, потому что их не угрызешь, а если в подвал заложить – гнить начинают.
– Моченые возьми. Спросишь Самвела, это сосед моей тещи, скажешь, что ты от Витека, он тебе и яблоки хрусткие выберет, и капусту с фруктами вкусную взвесит. И арбузы у него – пальчики оближешь. Непременно купи арбуз!
Мохито хмурил брови, запоминая информацию, кивал. Спросил, повернувшись к Вартуше:
– А ты арбуз моченый ешь?
– Не знаю, – признаваться было не страшно. – Не пробовала.
– Тогда обязательно купим.
Над ярмарочными рядами разносилось басовитое пение – две бурые медведицы топтались на возвышающейся эстраде, протяжно сообщали: «Ой, цветет рябина в поле у ручья, альфу молодого полюбила я». Толпа была разношерстной: люди, волки, лисы и медведи. Мохито рассекал водоворот как ледокол, Вартуша шла рядом, поминутно хватаясь за его локоть, и не переставала гордо удивляться. Ее гролар был самый высокий, самый кряжистый, самый сильный. Никто из медведей ему и в подметки не годился – что уже говорить о волках.
Они остановились возле кузнеца-чеканщика, полюбовались на работу, купили памятную медаль и перебрались к рядам с выпечкой. Мохито учуял рыбные пироги и прилип к прилавку. Вартуша сделала себе мысленную пометку – найти рецепт, попытаться испечь – и согласилась второй раз позавтракать: выпить морс и съесть кусок пирога на высоком столике среди толчеи.
К яблокам подошли уже с пакетом пирогов. Памятуя о словах волка-полицейского, купили желтые и красные, и еще соблазнились грушами – почти коричневыми, мягкими, сочными. Их Вартуше пришлось нести отдельно. От яблок толпа вынесла их к эстраде. Постояли, послушали, похлопали. Вартуша не узнала ни одной песни – здешние медведи пели о домах с резными наличниками, палисадниках с яркими цветами, восхваляли пчел и медовые пряники. И ни слова о рыбе.
Мохито потянул ее к столикам с сувенирами. В огромную корзину, увешанную скрутками на грибную удачу, поместились все их покупки. У Вартуши быстро начало рябить в глазах: расписные разделочные доски вперемешку со стеклянными фигурками сменялись вязаными шапочками, вышитые скатерти – куклами, медовое мыло – скрутками от сглаза. Они дошли до конца очередного ряда, почти выбрались из толпы на свободный пятачок асфальта, и тут Мохито встал как вкопанный. Вартуша проследила за направлением его взгляда. Палатка с брачными браслетами стояла чуть в стороне, прилепившись к фонарному столбу.
У оборотней не было людского обычая обмениваться кольцами – металл мог переломать пальцы при превращении. Понятно, что переломы заживут, но какой смысл обрекать себя на травмы? Браслеты завязывались не впритык и легко соскальзывали с лапы. Это было куда более удобно. И одобряемо богами – и Камула, и Хлебодарную часто изображали в браслетах. Иногда – в одинаковых, но чаще в разных. С можжевельником и рябиной или калиной. Волчьими и лисьими ягодами. Пещерники обменивались браслетами с полосатыми черно-желтыми бусинами – в знак уважения к кормившим их пасекам – или алой пупырчатой малиной. Вартуша начала высматривать традиционный северный браслет с рыбками, потерялась в разноцветье стеклянных ягод и потерла заслезившиеся глаза. Выцветший полог вяло колыхался, продавец читал книгу, не растрачиваясь на призывные крики. Кому надо – придут и купят.
– М? – спросил Мохито. – А?.. М?
Вартуша оскорбилась. Она понимала, что сравнения с зефиром и пастилой, которыми ее щедро одаривал Мохито, были завуалированным признанием в любви. Знала, что самое главное уже прозвучало: «Тебе не нужно ни о чем беспокоиться. Просто скажи, и я сделаю». Она даже на деловой тон разговора о походе в мэрию не обиделась – было видно, что Мохито хочет привезти ее в часть уже законной женой, чтобы отмести любые сомнения в серьезности своих намерений. Но покупать брачные браслеты после невнятного мычания? Между грушами и моченым арбузом? Ну уж, нет.
Она отвернулась и отошла к елкам и газону, забросанному яблочными огрызками и обрывками серпантина. Мохито побрел за ней, помахивая корзиной. Молодой пещерник, заметивший Вартушу, сделал пару шагов в ее сторону, и тут же отпрянул и растворился в толпе. После короткого взгляда Мохито.
Шаг за елку скрыл Вартушу от ярмарочного водоворота, вывел на мель, где можно было отдышаться после путешествия по бурным волнам. Мохито приплелся следом, поставил корзинку на траву и замер. Он явно ждал ответа на вопрос. А, возможно, уже и решил, что Вартуша отказывается затягивать шнурки согласно традициям. Молчание, приправленное гулом толпы, накалялось, как будто Хлебодарная поставила на конфорку плиты форму для пирога, позабыв налить тесто.
– Не будем? – выдавил из себя Мохито.
– Что? – притворилась дурой Вартуша.
– Покупать.
– Арбуз?
– Н-нет.
Вартуша поняла, что они зашли в тупик. И дело было не в окружавших их елках. Вспомнилась Нелли, ее рассказ о ссорах и временном разъезде. Барибалы не захотели рушить семейный очаг, нашли выход. А как поступить ей? Вытягивать признание в любви? Она сама сказала об этом пару раз и притихла, перестала повторяться. Получалось, как будто навязывается. Нужно ли это Мохито? А вдруг его раздражают словесные кружева, и он не хочет ни говорить, ни слушать? У медведей не принято проявлять чувства при зрителях – ни болтовней, ни лобзаниями. Наедине Мохито охотно целовался и носил Вартушу на руках – со двора в дом, из ванной на кровать. Да, прожить можно и без слов… но, вот, почему-то захотелось.
Мохито обошел Вартушу, обнял, прижавшись со спины, засопел в макушку, вороша волосы дыханием. Вспомнилась истерика, успокаивающие объятия в гостиной, сбывшееся обещание: «Все будет хорошо». Вартуша решилась и вполголоса проговорила:
– Я тебя люблю. Слышишь?
– Да, – буркнул Мохито. – Я тебя тоже. Завяжешь мне браслет?
– И ты мне, – согласилась Вартуша, и вывернулась, чтобы урвать поцелуй – пользуясь тем, что они спрятались за елками.
Когда они подошли к палатке, продавец отложил книгу, жестом остановил Вартушу, потянувшуюся к связке браслетов с малиной. Из-под прилавка была извлечена коробка, таившая северные плетенки. Мохито сразу же выбрал для Вартуши браслет с серебром – крохотные лососи с чернеными хвостами прятались в тонких кожаных ремешках белого, бежевого и кофейного цвета. Спросил взглядом: «Возьмешь?» и криво улыбнулся после кивка. Второй браслет нашли, перебрав половину коробки. Вартуша вытащила плетенку со стеклянными карпами, солидно-золотистыми, пламенеющими хвостами, приложила к запястью Мохито, полюбовалась и сказала: