На территорию части Вероника вбежала на лапах, бросив вещи и телефон в пентхаусе. Она чуть не умерла от острого любопытства – «что там, что?» – и примчалась закоулками, решив, что это будет быстрее такси. Дверь в Зорькину квартиру была не заперта. Вероника вспрыгнула на табуретку, схватила сверток, осторожно положила его на пол – «мало ли, вдруг разобьется» – села, превратилась и дернула бантик. Шелковая ленточка с вышивкой из колосков послушно распустилась. Подарочная бумага, украшенная корзинками с фруктами, освободила из плена небольшую коробочку. Вероника открыла ее, затаив дыхание. Посмотрела на кустарную открытку с котиком и витиеватыми золотыми буквами: «С наилучшими пожеланиями», и улыбнулась. Ох уж этот деревенский шик двадцатилетней давности! Точно такую же открытку ей дедушка и бабушка подарили, когда она пошла в школу. Добрый Зорька отдал ей единственную драгоценность, которую утащил из деревенского дома. И не только отдал – подписал.
«Вероника! С днем рождения! Пусть твой роскошный хвост лоснится и пушится. Целую. Твой Зорьян».
Под открыткой, в коробке, лежали два плетеных брачных браслета с новехонькими шнурками-кисточками. Волчий и лисий. Со стеклянными бусинами: можжевельником и рябиной.
Вероника хотела сразу написать Зорьке: «Да». Она не собиралась раздумывать, принимать ли этот подарок. Да, трижды да… только телефон остался в пентхаусе. Придется бежать назад, чтобы написать. Она припрятала браслеты и открытку под покрывало, снова превратилась, скатилась с лестницы, и притормозила неподалеку от «Сидящих». Мохито, нагруженный Тишей и большой сумкой, смотрел на разгневанную Хлебодарную, приоткрыв рот. Ватрушка копалась в багажнике машины, пытаясь вытащить огромную корзину. Тиша взвизгнул: «Каляпа!» и показал Веронике здоровенный алый леденец-петушок на палочке.
– Привет! – обрадовалась Ватрушка. – Вероника! Ты куда? Не уходи! Надо поговорить.
– А, вот, есть свободный сапер, сейчас привезу, – сказал в телефон Светозар, выглянувший из нового корпуса. – Мохито, руки в ноги, едем к отелю «Семь звезд», там подозрительную машину на парковке обнаружили. Шевелись, у нас саперов не хватает.
Мохито поставил сумку на асфальт, отдал Тишу Ватрушке и побежал переодеваться. Вероника зашла вслед за Ватрушкой в бежевую квартиру, снова превратилась, оделась в чужие вещи, вышла и попросила:
– Светозар! Дайте мне на минутку свой телефон, пожалуйста! Я свой потеряла, а мне надо Зорьке сообщить, что я согласна выйти за него замуж.
– Я ему передам, – кивнул Светозар. – По служебной связи. Пусть остальные тоже порадуются. Мохито, живо, садись в мою машину!
Медведь на секунду задержался у чаши – положил сахарную пчелку – тронул метлу смягчившейся Хлебодарной, нырнул к Светозару в автомобиль и был таков.
– Тебя можно поздравить? – улыбнулась Ватрушка.
– Думаю, тебя тоже, – фыркнула Вероника.
– Мохито купил браслеты. Мы заехали на медово-яблочную ярмарку. Если все будет хорошо, завяжем шнурки на грибной неделе.
Вероника поняла, что настал тот случай, когда будет уместно процитировать папу, и попыталась обрести серьезный вид.
– Прекрасное и взвешенное решение! Хочу сделать тебе подарок – заранее. Вам с Тишей подойдет дом на холме. Вместе с персиками, тазом, шелковицей и берлогой. Захотите – впустите туда Мохито. Не захотите – будете жить сами. Дарственную мы оформим в ближайшие дни, скорее всего – завтра. При всем моем уважении к Мохито, такое имущество лучше приобретать до свадьбы. Чтобы потом не было ненужных прений при разводе. Мало ли как жизнь сложится. Лучше подстраховаться.
– Но… – Ватрушка покраснела до малиновых пятен на щеках. – Ты что? Это же целый дом!
– Я знаю, – согласилась Вероника. – Это дом в ужасном состоянии. Ремонт будет подарком Тише. Давай, заваривай чай. А я пока сбегаю за телефоном. Не верю я Светозару и служебной связи. Надо самой написать. Потом вернусь, сядем пить чай, и ты мне расскажешь, как вы ходили на ярмарку. А я тебе расскажу, как мы запускали фонтаны.
Утро Дня Преломления Хлеба Вероника встретила в квартире Ватрушки. Ватрушка с Тишей ночевали на втором этаже, у Мохито. Вероника могла лечь спать и у Зорьки, но осталась в бежевой спальне – внизу были меньше слышны всякие медвежьи звуки, в окно слишком хорошо долетали. А в пентхаус идти было лень – алтари здесь. Зачем туда-сюда таскаться?
Она открыла глаза от звука горна, потянулась и решила не вставать – хвала Хлебодарной, на построение ей было не надо. Наверху затопотали – Мохито начал собираться на дежурство. Раздался грохот, хныканье Тиши. Судя по извиняющемуся «бу-бу-бу» Мохито уронил кастрюлю. Вероятно, хотел позавтракать супом. Ватрушка что-то ответила, тут же рассмеялась. Растеряла прежнюю робость. Чувствовалось, что скоро окончательно осмелеет, а когда забеременеет, начнет командовать. А Мохито – с удовольствием слушаться.
Вероника снова задремала – на втором этаже притихли – сквозь сон услышала тяжелые шаги на лестнице, а потом стук в окно кухни и голос:
– Вероника! Доброе утро! С праздником. Вы уже проснулись? Можно вас на минутку? Поговорить.
Пришлось просыпаться, заматываться в простыню и идти на кухню. Стало очень любопытно, что хочет сказать Мохито. Гролар придерживал локтем шлем с прозрачным забралом и пристраивал гарнитуру связи в изуродованное ухо. Вероника поздоровалась, ответила поздравлением на поздравление и замерла в ожидании.
– Вартуша сказала, что вы подарили ей дом на холме, – невнятно пробурчал Мохито.
– Да. Что дальше?
– У медведей не принято, чтобы медведь переезжал к медведице.
– С чего это вы надумали блюсти традиции? – удивилась Вероника. – Боитесь, что родня Борислава осудит? Или Гвидоновы волки сплетничать начнут? Не показывайте им дарственную, да и все.
– Не принято, – краснея, повторил Мохито.
– Послушайте, – окончательно проснувшись, спросила Вероника, – почему вас так беспокоит факт, что у Ватрушки будет что-то свое? Собирались ее обрюхатить и держать в подвале босой и голодной, а я вам всю малину испортила?
– Да вы что?! – Мохито от негодования обрел четкость речи. – С ума сошли?
– Тогда не о чем спорить. У вашей невесты есть приданое. Дом, из которого ее никто не выгонит, если что-то пойдет не так.
Они встретились взглядами. Вероника не собиралась отступать. Ее всерьез разозлило то, что Мохито, только-только распрощавшийся с придурью неполноценности, выискал другую проблему – вернее, сотворил ее из пустого места. И собрался упрямиться, мотая нервы Ватрушке, и без того обескураженной подарком.
«Наябедничаю Светозару, – подумала она. – Он тебе такой пистон вставит, что мало не покажется. Да не наедине, а при Гвидоне и его волках, вместе с Христофором и Григорием. Простыми словами объяснит, что такое равенство прав. Если до тебя литературная речь не доходит».
– Ладно, – сдался Мохито, почувствовавший неизбежность жалобы и пистона. – Но ремонт я сделаю сам. Без подарков. После праздников начну проводку менять.
– Меняйте, – разрешила Вероника.
Мохито кивнул и побежал в сторону плаца – пожелание удачи полетело ему в спину. Ватрушка крикнула сверху:
– Алтарь будем украшать? У меня есть сахарные яблоки, пчелки и скрутки с ярмарки. И печенье. И пряники с глазурью.
– Можно, – согласилась Вероника. – Только сначала позавтракаем.
После завтрака Ватрушка притащила к «Сидящим» кусочки сотового меда, сахарные украшения и печенья. Они оттерли чаши от горелых потеков, полюбовались на чистоту и тут же измазали липкой сладостью. Пчелок приклеили, а яблоки пристроили на метлу и волку под лапы. Ватрушка повесила пучок скруток на выступ колонны, разделила печенье между богами.
– Эй! – остерегла Нелли от проходной. – Не заваливай там все, я тоже принесла.
Стоян, увидевший Ватрушку и Веронику, помчался через плац, сломя голову. Его не заинтересовали статуи, да и печенье не сильно-то привлекло. А вот то, что из кустов тут же выбрался Тиша, вызвало вопль радости. Дети умчались к качелям и ванне с уточками – несмотря на занятость по службе и медовый месяц, Мохито нашел время сменить воду. Нелли вытащила из пакета нанизанные на бечевку сахарные украшения и предложила протянуть их от Камула к Хлебодарной.
– В знак примирения.
– Давай! Я волку вокруг шеи обвяжу, а ты цепляй за метлу, – согласилась Ватрушка.
Пока медведицы возились с сахарной гирляндой, прибыло пополнение. Йонаш тащил два пирога и пакет печенья, Ханна, которую Вероника раньше не видела – только разговаривали по телефону – несла на руках рыжую Катарину.
Волчонок сразу затараторил. Спросил, где «Уголок позора» и свинья, сообщил: «А огнеборцы обзавидовались, и тоже хотят три стенда!» и умчался причащаться к искусству, мельком взглянув на Камула и Хлебодарную. Вероника фыркнула, поймала любопытный взгляд Ханны, негромко поинтересовалась:
– Что?
– Ничего, извините, – смутилась Ханна. – Удивилась тому, как точно вас описали.
– Кто описывал? – из вежливости спросила Вероника.
– Казимир. Он часто в кафетерий забегает. Поет дифирамбы вашей красоте.
– Это тот, который с биноклем на крыше ангара заседает?
– Да, он. У него страсть к наблюдению. Я на него жаловалась Мохито. Очень помогло.
– Мне, собственно, не мешает, – пожала плечами Вероника. – А если начнет мешать – пожалуюсь Светозару, это куда действеннее.
В чаше затлела первая скрутка, Ватрушка принесла раскладной кухонный стол, застелила его вышитой скатертью – печенья и пирогов было слишком много, по традиции такие дары оставляли возле статуй, не забивая чаши.
«Гвидон и его волки ночью все сожрут, – подумала Вероника, оглядывая выпечку. – Птицам вряд ли что-то достанется. Не тот случай».
Доброта Хлебодарной позволяла холостым альфам съесть праздничную выпечку, не поперхнувшись крошками – но только в Ночь Преломления Хлеба. Те, кто были отмечены проклятьем, прикасаться к пирогам не рисковали, а мелкие грешники охотно пользовались благосклонностью богини, объедаясь до расстройства желудка.