В тот же день силами других полков на Поварской улице было арестовано 30 анархистов. Сдали оружие анархисты на Большой и Малой Дмитровке. Всего ночью 12 апреля в Москве было арестовано 400 анархистов{78}.
Разоружение анархистов состоялось и в других городах: в Петрограде — силами 6-го полка, в Нижнем Новгороде — 1-м батальоном 1-го полка. В мае 1918 г. стрелки 2-го полка участвовали в подавлении белогвардейского мятежа в Саратове, а бойцы 5-го полка в июне 1918 г. подавляли мятеж в Осташкове. Тогда же отряд стрелков 9-го полка под руководством коменданта Московского Кремля П.Д. Малькова арестовал участников нелегальной конференции меньшевиков.
Вообще эти весенне-летние месяцы 1928 г. были для Латышской дивизии, для ее штаба и лично для И.И. Вацетиса очень напряженными. Так, в середине июня органы ВЧК получили сведения, что в Москве контрреволюционеры готовят восстание. Начдив Вацетис принял меры по приведению полков в повышенную боевую готовность. 18 июня он приказал командиру 2-го полка Я. Аплоку держать полк в боевой готовности, а один батальон с пулеметами выделить в распоряжение Московского горвоенкомата.
Вот в это напряженное время серьезная опасность стала грозить со стороны партии левых эсеров, признанным лидером которой была Мария Спиридонова. После Октябрьской революции некоторое время левые эсеры сотрудничали с большевиками, они вошли в состав правительства, ВЦИК и местных органов Советской власти. Однако левые эсеры имели серьезные разногласия с партией большевиков: они отрицали социалистический характер революции в России, выступали против диктатуры пролетариата, против заключения мира с Германией. Обострение этих противоречий привело левых эсеров к окончательному разрыву с большевиками.
Большие надежды левые эсеры возлагали на 5-й Всероссийский съезд Советов, открывшийся 4 июля 1918 г. в Москве. Среди его делегатов они надеялись найти поддержку по вопросам внутренней и внешней политики, особенно в отношении договора, подписанного с Германией в Бресте. Однако надеждам левых эсеров не суждено было сбыться: делегаты съезда большинством голосов приняли резолюцию, полностью одобрявшую политику Советского правительства во главе с В.И. Лениным. Резолюция же левых эсеров, в которой они предлагали расторгнуть Брестский мир и выразить недоверие правительству, была отвергнута. Как отмечали делегаты съезда, в том числе и представитель латышской социал-демократии К. Данишевский, разрыв Брестского договора приведет к пагубным для России последствиям.
Потерпев на съезде поражение, но не желая признавать себя побежденными, левые эсеры пошли на авантюру. С целью обострения отношений Советской России с Германией, ее представители 6 июля убили германского посла в России графа Мирбаха. Это сделали левые эсеры Я.Г. Блюмкин и Н.А. Андреев, по подложным документам проникшие в германское посольство. Это убийство, в результате которого Советская республика, по словам В.И. Ленина, была поставлена «на волосок от войны», послужило сигналом к началу мятежа левых эсеров. В ликвидации этого мятежа Латышская дивизия и ее начальник И.И. Вацетис сыграли решающую роль. О том, как развивались дальнейшие события, что делали в этой ситуации полки дивизии, ее штаб и начдив, рассказал впоследствии сам Иоаким Иоакимович. Мы решили включить этот довольно большой по объему и подробный по содержанию рассказ в наше повествование, ибо кто же еще, кроме непосредственного и активного участника этих событий, тем более организатора всей работы по ликвидации мятежа, более правдиво расскажет об этом. Предоставим слово И.И. Вацетису.
«Утром 6 июля 1918 г. в Москве было все спокойно. Не было особых признаков тех больших событий, которые разыгрались после полудня.
Около 4 час. дня левыми эсерами был убит германский посол граф Мирбах. Затем заранее сосредоточенные левыми эсерами в Трехсвятительском переулке вооруженные части заняли помещение ВЧК, арестовали и заперли в погребе Дзержинского, его помощника Лациса и председателя Московского Совета Смидовича. Только в этот момент выяснилась серьезность создавшегося положения.
Во главе восстания оказались эсеры Александрович и Прошьян. Первый состоял помощником председателя ВЧК, а второй — членом Высшей военной коллегии.
Из Трехсвятительского переулка, где в особняке Морозова поместился штаб повстанцев и левоэсеровское «правительство», части мятежников стали продвигаться к Кремлю, захватывая близлежащие улицы и площади.
Первые известия о левоэсеровском восстании. 6 июля пополудни я находился в помещении технической редакции на Садово-Кудринской. Около 5 часов адъютант сообщил мне из штаба дивизии по телефону, что меня разыскивает Подвойский. В это же время к подъезду подъехал автомобиль. Из него вышел секретарь Подвойского и, зайдя в комнату, в которой находился также Антонов-Овсеенко, предложил мне немедленно поехать с ним в Александровское училище. На мой вопрос, кто меня вызывает и по какой причине, я получил уклончивый ответ.
Наш автомобиль поминутно останавливали на улице вооруженные патрули, разъезжавшие на вооруженных грузовиках и проверявшие удостоверения личности. При одной такой остановке я узнал, что ищут автомобиль, на котором скрылись убийцы германского посла графа Мирбаха.
Наш автомобиль остановился у подъезда того флигеля, в котором ныне находится Высший военный трибунал.
Без пропуска и без исполнения прочих строгих формальностей меня привели в боковую комнату, в которой находились Подвойский и комвойск округа (Н.И. Муралов. — Н.Ч.). У стены, подальше от окна, стоял массивный деревянный стол, на котором был разложен план гор. Москвы и ее окрестностей.
Я спросил Подвойского, с которым был знаком, в чем дело. На мой вопрос ответил с удивлением комвойск:
— Как, вы не знаете, что в городе восстание и положение очень серьезное?
Дальше взял слово Подвойский и сказал мне голосом, не терпящим возражений:
— Вы нам составьте план ночной атаки; мы атакуем в 4 часа утра.
Я задал вопрос:
— А на какие войска вы рассчитываете? Мне ответили:
— Главным образом на полки Латышской дивизии; прочие войска малонадежны.
Задаю вопрос:
— А где войска левых эсеров?
Подвойский указал на плане Трехсвятительский переулок.
Во время нашего разговора поступали донесения от каких-то людей, непрестанно входивших в комнату и выходивших. Сообщались разные сведения и предположения. Было ясно, что организованной работы еще нет.
Для командования войсками мной было предложено вызвать командира 1-й бригады Латышской дивизии Дудина.
Я стал знакомиться с положением дела. Сведения об эсерах были весьма недостаточные. Подвойский и комвойск говорили, что повстанцы заняли Трехсвятительский переулок и там укрепляются, что заставы их приближаются к Кремлю и расположены по р. Яузе. На основании таких кратких сведений пришлось приступить к составлению плана действий. Прежде всего, надо было крепко держать в своих руках Кремль, затем необходимо было укрепиться в городе так, чтобы не дать возможности присоединившимся к повстанцам массам распространиться по городу. Для этого я полагал необходимым занять все важные в тактическом отношении площади и перекрестки. Войскам же занять исходные положения: у храма Христа Спасителя, на Страстной площади и в Покровских казармах. Прибывшему комбригу Дудину были даны в этом духе первые распоряжения; кроме того, я поручил ему объехать все латышские полки и расположить их следующим образом: 1-й полк с батареей — у храма Христа Спасителя (у нас, кстати, были сведения, что левые эсеры, помимо Кремля, наметили себе также овладение зданием Наркомвоена в Лесном переулке), 3-й полк при двух орудиях оставить на месте, 2-й полк немедленно вызвать из лагерей и направить на Страстную площадь, а 9-й полк оставить в Кремле.
Состояние Московского гарнизона. Войска Московского гарнизона Подвойский и штаб округа разделили на три категории. Первая категория — войска, безусловно преданные большевистской партии. Вторая категория — войска, объявившие нейтралитет. Третья категория — войска, которые перейдут на сторону противника.
К первой категории были отнесены латышские стрелки и формирующийся при Латышской дивизии образцовый полк, курсанты пехотной инструкторской школы (80 человек) и курсанты двух артиллерийских школ, при четырех орудиях.
Был ли левоэсеровский заговор неожиданностью? О том, что в Москве что-то неладное, мы догадывались. Недели за три до восстания мной, как начальником Латышской дивизии, было замечено, что какая-то властная рука старается очистить Москву от латышских частей, направляя их в разные провинциальные города якобы для восстановления Советской власти. Ордера на отправку латышских частей присылались на мое имя и исходили от помощника председателя ВЧК Александровича.
До тех пор, пока таковые ордера требовали отправки сравнительно небольших частей, особенного внимания они к себе не привлекали, но дней за десять до восстания я получил ордер от Александровича: отправить немедленно один батальон 1-го полка в Нижний Новгород, в распоряжение исполкома. Распоряжение это мной было выполнено, но из Нижнего командир батальона донес, что местным исполкомом прибытие латышских стрелков было встречено с удивлением. Положение Советской власти там считалось прочным и о присылке латышских стрелков никто не просил. Аналогичное донесение было получено от командира одного батальона 2-го полка, посланного таким же образом на юг.
Такие факты вызывали подозрения. Александрович хотел и меня выпроводить из Москвы, поместив мою фамилию в список сотрудников штаба Муравьева, отправлявшегося 16 июня на Восточный фронт. Но я запротестовал. И мне удалось остаться на должности начальника Латышской дивизии.
Как ни хитро левые эсеры вели свои подготовительные работы, но такой грубый способ удаления из Москвы воинских частей уже тогда заставил меня быть начеку. Собрав все документальные данные, говорившие в пользу моих подозрений, я обратился к комиссарам дивизии Петерсону